Док, расспросив о находке индейца, буквально посерел в лице — он перепробовал все, что мог, испытывая практически на самом себе всевозможные отвары и снадобья. После всех мучений, после такого трудного испытания, представить, что, спасшая долину, удача, улыбнувшаяся Сове, не пришла к нему, было очень обидно… Но я, мало обращая внимания на досаду старика, еще меньше думал, о, чьих-либо, заслугах. Уходящие разведчики получили крохотные мешочки с красной солью, и наказом отыскать самые далеко живущие селения — мы не теряли надежды помочь даже тем, кого не оповестили вовремя другие посланцы.

Оставался только Озерный поселок. Откровенная ярость Святоши, узнавшего об лекарстве, полученном из рук своего злейшего врага, превратила монаха в бесноватого. Он не мог допустить, чтобы с таким трудом приобретенная «паства», будет благодарна индейцу, и, как следствие, станет разбегаться, а его контроль над душами людей ослабнет. Настоящий он монах, или нет — но вел себя новоявленный пастырь, хуже любого язычника… Мы узнали, что посланные им «братья» отобрали весь запас соли у Чайки, присвоив право, кому давать, а кому нет, драгоценное средство. Что и говорить, как отдавалось предпочтение при раздаче средства… Святоша, отдавая должное, покорным его воле, остальных отгонял прочь. Все, кто хоть словом, выступал против монаха и ордена, должны были довольствоваться молитвой… Сама Чайка осталась как бы заложницей — новоявленные монахи не позволяли ей вернуться в форт и принудили жить в старой, покинутой землянке.

Узнав о новых бесчинствах в поселке, я собрал совет. Стопарь, Чер, Череп, Ната с Элиной, Власта, ставшая кем-то вроде летописца и бурно защищавшая право находится при любом, мало-мальски важном событии, Клешня и многие другие — мы все сидели в гостевом, в котором я и огласил эти новости. Мы совещались недолго. Как бы ни относились к форту жители озерного края, бросать их на произвол одержимого монаха не следовало. Чайка, несмотря на угрозу расправы, смогла предупредить нас о деяниях Святоши — и мнение охотников было единодушным. Пора с этим кончать…

По сути, это означало войну. Остановить «патриарха» можно было только через кровь — то есть, именно то, чего я не хотел, и о чем всегда говорил Сова. Но и другого пути я не видел — озлобленный неудачами, Святоша мог просто уморить поселок, лишь бы не принимать помощи от форта, а тем более — злейшего врага, в лице шамана! И, выходило так, что первыми «топор» доставали мы… Тем не менее, выслушав все за и против, общее решение стало единым — бросать поселок в беде, нельзя. Если Святоша попытается помешать — придется раз и навсегда дать ему понять, что, не только именем господа разрешаются все споры на земле… и не всегда вопросы веры превалируют над простыми человеческими понятиями добра и справедливости. Не поймет — ну, что ж…

Отряд готовился выступить, как только к нам присоединится Леший и его люди. Перерожденные не меньше нашего радовались возвращению своих мужчин, понадобилось несколько дней, пока их вожак смог вновь оставить селение и поспешить нам на помощь. Тем временем в форт пришло еще пять человек из предгорий — и принесли с собой уже ставшую знаменитой, целебную соль. На этот раз ее прислал Змей, какими-то путями узнающий все новости в прерии чуть ли не сразу после их появления. Он договорился с переселенцами, что те доставят ее нам, попросив при будущей встрече учесть груз при обмене на наши изделия. И он снова просил о помощи — Кремень и его люди буквально преследовали бывших зэков, кончиться это могло только очередным кровопролитием. Но, именно сейчас, исполнить свое обещание, я не мог — в поселке, куда мы намеревались отправиться, Святоша, распаленный до предела ускользающей «паствой», совсем распоясался, и, кроме меня, остановить его было некому. Собственно, морально готовый к стычке, я откладывал выступление лишь по одной причине. И, одновременно, страшился ее. Иными словами — я ждал появления Совы…

Индеец пришел ночью. Сторожевые, предупрежденные заранее, сразу разбудили меня. Я оставил проснувшихся девушек и вышел во двор.

Сова устало снимал с плеч тяжелую ношу — туша степного козла упала вниз, и рога животного стукнулись о землю. Он махнул мне рукой:

— Мой брат мог бы не встречать шамана. Еще очень рано — луна только встала в полную силу. Сова помнит, где его дом.

— Сова… Пошли в гостевой.

Он недоуменно посмотрел на меня, на руку, которой я указывал на пристанище для гостей форта, вновь на меня…

— Мой брат странно себя ведет… Он хочет поговорить с шаманом наедине?

— Да.

Я пропустил его перед собой, сделав знак одному из сторожевых убрать ношу индейца.

— Сова… Брат мой, мне нужно о многом тебе поведать.

Я пригласил его сесть. Мы были одни — все чужаки уже покинули форт, и дом пустовал, хоть и был убран и приготовлен девушками к приходу новых гостей. В этих стенах нередко раздавались слова благодарности, шуток и смеха, щедро рассыпаемые охотниками в наш адрес. А сейчас я мучительно подбирал иные, понимая, что любая их форма все равно уже ничего не изменит…

— Мой друг хочет что-то сказать?

— Да…

— Тогда, пусть говорит! Сове не терпится увидеть свою юную жену — Ясную Зорьку! Он видел веселые лица охотников иных селений, а весть о возвращении отряда уже несется по прерии, обгоняя даже ветер! Что такого может поведать шаману вождь, что это даже важнее его собственной встречи с любимой — Огненным Цветком?

Комок не прошеным образом подкатился к горлу… Сова весь светился от счастья, предвкушая так долго ожидаемое свидание — и я чувствовал, что сейчас убиваю эту радость… Но выбора не оставалось.

— Дар молчит? Белая Сова начинает волноваться. Он видит неподдельную муку в глаза своего друга! Это касается прерий? Поселка? Или — шамана? Говори!

Я решился…

— Нет, мой брат. Если бы, шамана, Сова. Скорее, это дело просто мужчины и мужа.

Улыбка постепенно сползла с его лица. Он посуровел и коротко бросил:

— Я жду. Вождю и воину не к лицу мяться, как девушке при первом свидании.

Я собрался с духом, и, не найдя сил смотреть ему прямо в глаза, глухо произнес:

— Ты прав. Случилось нечто такое, что я действительно не знаю, как тебе рассказать. Но лучше это сделаю я, чем, кто-либо, другой.

— Сердце индейца исполнено тревоги… Что с Зорькой?

— Почти ничего. Но ты угадал — речь пойдет именно о ней.

Он побледнел:

— Она жива? Невредима? Возвращающиеся разведчики говорили — никто не погиб, все вернулись обратно! С ней что-то случилось? Не томи!

— Да. Тебя не обманули — все вернулись живыми и невредимыми!

— Тогда, в чем дело? Причем тут Зорька?

В глазах моего друга сверкнула молния — он решительно повернулся к дверям.

— Выслушай меня. Сова… Зорька тебе изменила.

Он словно ударился о притолоку и медленно обернулся ко мне:

— Зорька — скво индейца… Она не могла так поступить! Индианку можно взять только силой! Скажи, что это неправда!

— Правда. Ее не брали силком — так, как пытались сделать в Клане, когда лишь наше вмешательство спасло твою и мою жену от расправы. То, что случилось в горах, произошло… по ее собственной воле… и желанию.

Сова судорожно сжал рукоять ножа. Я проследил за движением и торопливо произнес:

— Прежде чем ты решишься, что-нибудь, натворить, услышь всю правду! Руки шамана должны оставить оружие, до тех пор, пока его уши не узнают всю историю!

— Это невозможно! Кто? Кто он?

Я встал рядом с индейцем.

— Я скажу. Но ты сядешь, и будешь сидеть, иначе мне трудно….

— Зачем? Я услышал то, что не мог себе даже представить… и не могу! Зорька не могла так поступить! Не могла! Это ложь… Нет? Мой брат не мог солгать… Теперь, все ясно. Сова видел непонятные ухмылки на лицах охотников, косые взгляды их женщин… Это, действительно, правда?

— Да.

Он внезапно поник плечами, потом выпрямился и жестко сказал:

— Сова готов выслушать своего брата. Но после — пусть он не пытается его остановить!