— И ты неплохо выучилась. Лучше, чем даже Бен, хоть он и получил настоящее образование.

— Но этот язык не понимает мой вождь. Когда пришло Огненное Боренье — Ульдэ снова нашла себя. Когда она встретила Дара — потеряла… Как жить?

Я снова попытался обнять девушку — та отошла назад.

— Ульдэ видела сон. Страшный сон… Ты превратился в зверя.

Я вздрогнул. Холодный пот, словно ледяным фонтаном охладил все тело…

— Ты видела сон? Раньше ты никогда не говорила о снах.

— Ульдэ человек. Она видит сны. Ульдэ не Стара — она не умеет предвидеть будущего. Но, она, знает! Всеобщая мать — Земля! — вздрогнула и отвратилась от своих детей. Они пили ее кровь — черную и вязкую, которую такие как ты, светлокожие, нашли глубоко под местами наших стойбищ. Они остановили ее дыхание — реки! — заперев их свободу в глубоких и стоячих озерах. Они жгут леса, убивают зверей ради забавы, охотятся друг на друга, выпуская громовые стрелы… Разве Дар, этого не видел?

— Дар видел…

— Люди должны уйти с Земли. Наверное, так решил Эдун. Но желание белого шамана — оно ведь, тоже, не для мешка Арбахая? Солнце уберегло последних — вот почему, и ты, и я, сейчас бродим среди этих трав. Почему оно сберегло именно меня? Ульдэ — страшная, грубая и глупая девушка севера, зачем ей жить? Может, потому, что Арбахай знал — ей встретиться такой мужчина, как Дар? Сильный и храбрый, как ее погибший брат? Только такому она могла бы стать… Но он не видит ее сердца.

Ульдэ запнулась, глубоко вздохнула и умолкла — а я не знал, чем ответить девушке, впервые так обреченно и долго повествующей о легендах своего народа, перемешанных с ее собственными желаниями и представлениями счастья…

— Придут другие… Как тот, которого вы упустили в скалах. И ты будешь среди них. Я глупая девушка — не умею понимать того, что мне наслал Эдун в ночном видении. Но я знаю, что сон сбудется. Если Ульдэ не познает мужчины, если ты станешь зверем… зачем жить Ульдэ?

Теперь я, уже не колеблясь, прижал ее к себе, не давая вырваться.

— Успокойся, девочка… успокойся. Я не превращусь в зверя. И твое желание… может быть. Потом.

Она с надеждой посмотрела мне в глаза — и затихла, ничем не отвечая на мои объятия.

— Ты прости меня… Ульдэ. Прости, что так мучаю тебя.

— Ты — мой вождь. Мой мужчина… нет, не мой. Ульдэ все понимает — Дар не хочет обидеть своих жен, Нату и Элину. Ульдэ говорит — она не станет проситься, в их дом… пусть вождь выполнит свое обещание. Но Ульдэ не хочет, если вождь придет к ней только из-за данного слова. Пусть… пусть Дар сам решит — желает ли он сделать Ульдэ женщиной? А она… она примет его выбор и покорится ему.

Слова девушки, перемежаемые слезами и вздрагиванием, сделали больше, чем все ее прежние попытки — я едва удержался, чтобы не уложить ее прямо здесь…

— Ульдэ…

— Мой вождь… пойдет к охотникам. Ната — все поймет. Пойдем…

Ближе к вечеру мы собрались возле подножия. Увидев скалу, многие смущенно умолкли — и вся моя затея стала выглядеть несколько утопичной… Стопарь задрал голову, измерил расстояние до вершины и негромко сказал:

— Как знать… Авось, и получиться. Она гладкая, выступов практически нет — шару зацепиться не за что, значит — не порвется.

— Это и плохо, — Чер, напротив, не разделял его уверенности. — Клин вбить некуда. Щелей не видно. Он же не ящерица, присосок на руках не имеет.

— А зря это все не может быть? — Ната смущенно уводила глаза. — Цветок… Он может, и не растет именно там?

Сова выступил вперед, но я остановил его рукой:

— Довольно. Узнать это, можно, только поднявшись.

— Ульдэ еще раз говорит — она легче Дара. И лучше всех лазает по камням! — Северянка подала голос откуда-то, из-за спины.

Я посмотрел на девушку с благодарностью, но отрицательно мотнул головой:

— Нет. Я должен сделать это сам.

Она вздохнула, но удержалась и отошла.

— Если решил — делай. Время идет. — Ната была настроена более решительно, привязывая к моему поясу тонкий жгут. — Поднимешься — втяни по нему весь канат. И только потом ищи… свой цветок.

Чер протянул мне приготовленный Стопарем небольшой молот, и сумку со штырями.

— Я смочил их в воде, чтобы не размочаливались от ударов. Старайся выискивать расщелины, идущие по вертикали. В них клин будет под весом продавливаться вниз, и не сразу ломаться. В горизонтальных, давление больше.

— Я понял. Спасибо.

Сова еще раз прошелся вдоль стены, шагов по сто в каждую из сторон, и указал на одну из скал:

— Лучше здесь. Слегка есть наклон — тебе будет легче.

Стопарь уже развел огонь — Бен подтаскивал целую охапку дров. Они натянули шар над костром, и кузнец ловил момент, чтобы наполнить шар горячим воздухом. Несмотря на холодный ветер, я снимал с себя все лишнее, оставшись в одних только штанах и легкой рубашке. За пояс всунул нож и кивнул кузнецу:

— Готов?

— Да. Надевайте.

Чер, еще раз, проверивший все тесемки на сетке и прочность лямок, быстро набросил их на меня. Сова и Бугай, державшие, порывающийся взлететь, шар, ослабили веревку — и на этот раз я приподнялся почти на пару метров, после чего плавно стал опускаться назад. Ухватившись за еле приметный выступ на скале, я задержал это падение, и, чувствуя, как меня слегка тянет вверх, стал выискивать подобные бугорки, облегчая подъем. Способ действовал! Не теряя времени, я цеплялся за самые крохотные щели, еле различимые на гладкой поверхности, успевая время от времени втискивать в них клинья. От скалы шло тепло, шар задевал за камни своими боками, издавая тихое шуршание. Девушки очень тщательно сшивали все края, и я видел пятна на выделанных листьях — следы костного клея из заначек кузнеца.

На удивление, это было намного легче, чем тот, памятный подъем из провала — там мне приходилось целиком полагаться только на силу рук. Но там была и веревка с узлами, позволяющими мне на короткое время задерживаться и переводить дух. Здесь следовало спешить — хоть в последние секунды, Чер и Сова натуго перехватили наш шар тесемками из тонкой кожи, он все же постепенно сдувался, теряя способность удержать мой вес. И я спешил!

Постепенно, смутный страх высоты сменился уверенностью — сказывался и прежний опыт, и та, появившаяся сила в руках, благодаря которой я мог без особых усилий подтягиваться буквально на кончиках пальцев. Глаза выискивали малейшие трещинки, различимые только в упор, вбивался очередной клин — я поднимался!

Через какое-то время, посмотрев вниз, я заметил, что нахожусь уже достаточно высоко — большая часть подъема уже преодолена. И сил на это ушло намного меньше, чем ожидалось — задумка с шаром себя оправдала целиком и полностью! Но, оставшаяся часть была уже под большим вопросом — я ясно ощущал, как шар теряет воздух и перестает мне помогать, и с каждой секундой становится из поддержки помехой. Ухватившись за очередную щель, я не без сожаления высвободил плечи из лямок — и он взметнулся верх, освободившись от тяжелого груза. Проводив шар взглядом, я выискал в сумке клин и с размаху вогнал его в отверстие. Теперь рассчитывать приходилось лишь на себя…

Впрочем, здесь подъем стал значительно легче — не видимая снизу, верхушка скалы была покрыта чем-то вроде густого мха, довольно жесткого на ощупь и даже достаточно крепкого, чтобы на короткое время выдержать мои захваты. Так, где с помощью щелей, где выступов или ямок, я поднялся еще на несколько метров — и услышал приглушенный крик:

— Бере… гись!

Обернуться на возглас сложно… Пот, и без того застилал глаза, а ладони стали скользкими от рвущегося мха. Но в прозвучавшем внизу голосе была тревога, и я вжался в камни, на секунду повернув голову вбок и вниз. Люди у подножья казались мелкими, и почему-то хватались, за разбросанное вокруг, оружие… Я услышал характерное щелканье — и, не раздумывая больше, буквально забросил себя на выступ на скале, позволивший мне удержаться от падения.

Мелькнула большая тень, раздался шорох крыльев — и до моей ноги едва не дотянулась когтистая лапа! Что-то внизу, далеко под ногами ударило о скалу — возможно, стрела, пущенная кем-то из моих друзей. Я даже не стал рассматривать нападавших — тело соскальзывало, мне пришлось хвататься за обламывающиеся краешки камней… Рывок, другой — зубчатый гребень внезапно вырос перед глазами, и я схватился за него обеими руками. Подтянувшись, перевалился через него — и оказался на узкой кромке, отделявшей меня от падения в иную пропасть — в скале было естественное углубление, создавшее внутри небольшой водоем, примерно пяти-шести метров диаметре. Еще одна зловещая тень отразилась в стоячей воде — и я, не колеблясь более, спрыгнул внутрь. По спине словно прошлись бороной — впивающиеся когти не успели лишь на мгновение!