— Нет. Вы хотели, чтобы форт стал главным селением долины. Он им становится. И это наше… А вернее — мое решение, дать им возможность начать новую жизнь. Ответственность за них лежит на форте. Раз так — мы просто обязаны вмешаться. Пока не поздно…
Он вздохнул неодобрительно… Стопарь помнил зверства бандитов, любое упоминание о Змее и его товарищах, вызывало у него только раздражение.
— Ну а мы-то, причем? Тебе больше всех надо?
— Не ты ли хотел, чтобы все были едины? И не твои ли слова — подмять всю долину под себя… помнишь?
Он вздохнул, упрямо морща лоб:
— Помню… Только спасать этих выродков, от нормальных людей, не хочу. Кто знает, кто там прав?
— Для того и едем.
Чер, выслушав распоряжение, принялся седлать пхаев. С нами вызвался ехать и Череп, но я оставил его в форте — не следовало забирать с собой наиболее опытных бойцов, кто-то должен был охранять и наше жилище. И, хоть во все мои отлучки, бразды правления возлагались на Нату, она была всего лишь юной девушкой. Череп согласно кивнул, заметив:
— Постарайтесь решить все миром. И не задерживайся…
— ?
— Осень вступает в свои права. Никто не знает, что нам ждать… какие могут начаться ливни? Мы до сих пор не готовы к зиме, вождь.
Он так произнес эти слова, что на какое-то время все окружающие примолкли…
Подумав, я велел собрать с нами и Зою — девочка с радостью побежала сообщить эту новость подружке. Салли, вскинувшаяся было в негодовании — куда ребенка? — отступила назад. Ситуация, в которой нашлась девочка, и ее рассказ о главе стойбища, ясно давал всем понять, для чего она мне нужна…
…Вопреки общим страхам и ожиданиям беды, Чер последовательно, одного за другим, объездил всех пойманных пхаев. Будь у меня возможность — наградил бы парня самой большой медалью. Свершить такое — действительно, подвиг! Но у нас давно никого и ничем не награждали. Высшая награда — благодарные глаза твоих же друзей и знакомых… За Чером пришлось подтягиваться и нам. Даже тот, кто никогда в жизни не садился на коня в прошлом, сейчас был обязан провести на спине несколько часов. И не только просто сидеть, судорожно цепляясь за кожаные ремни или густую гриву — я требовал научиться стрелять на скаку из лука, выполнять команды, общие для всего конного строя, вообще, стать боеспособным отрядом. Конечно, времени для этого требовалось гораздо больше, чем его имелось. В прошлые времена жители степей, или, так часто вспоминаемым Совой, индейцы прерий, садились на коня лет с четырех, отчего к совершеннолетию становились буквально слитыми воедино со своими скакунами… Плохо ли, хорошо — постепенно половина населения форта прокатилась на могучих животных, а некоторым это занятие так понравилось, что я выделил их специально. Естественно, что в числе первых оказались Сова и Ульдэ — настоящие бродяги трав…
Я прекратил попытки обуздать норовистое животное, и, понукая его коленями, направил пхая к индейцу. В отличие от меня, Сова восседал на своем жеребце, словно родился в седле. Я собирался выполнить свое обещание — поговорить с ним насчет Зойки. Это ситуация уже порядком достала… Пора как-то прекращать. Все зашло слишком глубоко, и может дойти до такого, когда поправлять уже станет нечего… Или слишком поздно.
… - Ты бы простил?
Я промолчал. Вопрос Совы был десятки раз задан мною, для себя лично — и ни разу я не смог ответить на него утвердительно… Я понимал — в не столь уж далеком будущем, когда я окажусь не в силах дать этим юным женщинам то, что им поневоле потребуется (называя вещи своими именами!) … Что ждет наш союз? Либо, мне придется, смирится с этим, молча наблюдая за происходящим, либо — и это было наиболее вероятно! — разрыв. Но представить себе такое сейчас — нет, это просто не укладывалось в моей голове! Я очень хорошо понимал, что творится на душе индейца…
— Ты молчишь, мой брат… Я знаю — твои жены верны тебе. И у Дара нет таких забот. Его не гложет черная ненависть и злоба… Но Белая Сова — он не может думать об этом спокойно!
— Сова… Я действительно не знаю — что тебе ответить? Я гораздо моложе своих девушек. Намного моложе! И я не уверен в том, что подобная ситуация не может случиться со мной… Даже, если не Ната — в ней я уверен! — то Элина, не станет терпеть рядом с собой немощного старика! Но, вряд ли я доживу до этого времени.
— Вот как? — Сова деланно усмехнулся. — Мои уши не ослышались? Мой брат уже не верит своим скво?
— Верю. Но против естественных человеческих потребностей не пойдешь… ты и сам бы не смог прожить без женщины.
— Ты ведь жил?
— Я оказался среди развалин один, вот и все. А сейчас, когда рядом десятки красивых и молодых девушек, у которых — и ты сам это знаешь! — нет мужей…
— После Сыча в долине осталось так мало мужчин, что женщины рады любому, кто носит штаны…
— Сколько скво провожали тебя по утрам, Сова? Ты неделями скитаешься по предгорьям и прерии, посещая самые отдаленные становища, да и просто так — лишь бы не возвращаться сюда, в форт.
— Сова никого не принуждает. Скво сами зовут к себе шамана…
— Ага, ты еще скажи, что камлаешь им на прощание… в знак безграничной любви.
— В сердце индейца нет любви.
Я подстегнул пхая и заехал вперед Совы, принудив его потянуть поводья:
— Но есть страсть! И пока ты мужчина, а не мерин — ты будешь ночевать в женской постели! Не мне тебя упрекать в этом — сам не без греха. Но у тебя есть твоя жена!
— Она позабыла об этом. Что ты хочешь от индейца? — он спокойно объехал меня, и мы вновь оказались бок о бок едущими на своих скакунах. — Мой брат… Сова все понимает, он давно простил Зорьку. Но спать с ней не может. Глаза его застилает пелена, когда он представляет себе свою скво, в чужих объятиях. И это сильнее меня…
— Что ж… Когда мне будет за шестьдесят — Нате все еще останется очень молодой. А Элина — лишь немногим ее старше.
— Ты боишься будущего, мой брат? Оно еще не наступило. Но ты и сам не знаешь — что останется в твоем сердце? Тогда зачем этот разговор?
— В конце концов, ты всего лишь взял ее — и воспитал, так, как тебе хотелось… Но она — дочь нашего мира, и всегда останется ею. Пусть, даже и многое подзабыла, пока скиталась с тобой по лесам и горам, прячась от цивилизации. Ты можешь тысячи раз называть ее скво — она не станет от этого настоящей индианкой, как и ты — потомком рода, к которому так прикипела твоя душа. Я не хочу оскорбить твои чувства, только говорю, что есть…
— Мой брат нанес мне еще один удар…
— Нет, Сова, — я вновь преградил ему дорогу. — Я стараюсь не трогать твоих идеалов и твоих заблуждений. Каждый, сам выбирает для себя — какому богу верить? Я предпочитаю верить себе и своим друзьям. Может быть, твои духи и существуют — в твоей душе, если на то пошло. Говорят, же… Все, что мы придумываем, имеет свое отражение в ином, недоступном нам мире! Но мы с тобой находимся здесь! В этой жизни! И у тебя в ней осталась твоя жена — Ясная Зорька.
— Сова не забыл Зорьку…
— Тогда почему женщина плачет ночами в своей постели? Она ночует у меня в землянке, помнишь ли ты об этом? И я очень хорошо слышу и вижу, что с ней творится… Ты взял ее совсем ребенком — и приручил к себе. Ты в ответе за нее, мой брат.
— Она уже взрослая, Дар! — Сова все больше хмурился и старался глядеть в сторону… — Она больше не ребенок, впервые переступивший типи Белой Совы! Она знала, на что идет!
— Ей было всего пятнадцать лет!
— А сколько было Маленькому Ветерку, мой брат? — он парировал мой порыв, указывая на рубашку с вышивкой Наты. — У шамана хорошая память…и, оставь меня, вождь. Скво индейца — его скво. Не след, даже вождю — вмешиваться в личные дела своих друзей! А ответ…приручают зверей. Человека приручить нельзя.
— Пусть так, — я согласился, внутренне досадуя на себя за этот неприятный разговор. — Вождь не вправе…И, единственное, что его успокаивает, это то, что ты пока еще считаешь ее своей. Но, если вождь услышит, что девушка свела все счеты с жизнью — «великий и мудрый» шаман долины перестанет быть его другом. Я сказал!
