— Ната! Не надо! Я не ста…

— Заткнись! — смотреть на мою маленькую жену было страшно… — Молчи! Шлюхой? Я сейчас покажу тебе — что такое быть шлюхой! Я приведу сюда всех мужиков форта! Мало их? Приглашу гостей и бродяг прерий! Каждый из них станет иметь тебя во все дырки, а возможно, что и все сразу! Ты захлебнешься в их сперме, а зад вообще перестанешь чувствовать! Потом, когда тебя, грязную, в крови и соплях, вышвырнут в кусты — ты станешь зализывать свои раны, причитая и скуля от жалости к самой себе… Но это будет потом! Только много выть тебе не позволят! Шлюха? Ладно. Тебя вытащат и ткнут в разбитые губы немытые члены! И ты покорно возьмешь, и покорно станешь сосать — потому, что в случае отказа, из тебя сделают отбивную… Через полгода, ни в одном селении тебя не станут пускать на порог — от отвращения и страха заразится. А когда ты заболеешь — такое обязательно случится! — рядом ни окажется, ни одного человека, чтобы подать тебе руку помощи! И ты сдохнешь! Ну а крысы быстро обглодают твое измочаленное тело. А может быть, и откажутся. Потому что, через полгода ты перестанешь быть такой красивой — как сейчас. Ты превратишься в старуху, всю в синяках и нарывах!

— Прости меня…

Ната взмахнула пращой Элины — когда она успела ее взять? — и ожгла спину девушки жгучим ударом. Та вскрикнула. Ната вновь занесла ремень…

— Хватит!

Я перехватил руку своей подруги и, скрипя зубами, спросил:

— Совсем рехнулась? Прекрати сейчас же!

— Отпусти меня! — Ната яростно сверкнула глазами. — Эту дурь надо выбить немедленно, иначе она ничего не поймет!

— Она и так уже поняла…

— Мало! Слишком мало она поняла! Надо избить до полусмерти — чтобы она знала, как проституток учат подчиняться!

Зорька вздрагивала и прикрывала лицо, продолжая оставаться на коленях. Ната бросила пращу и неожиданно, с надрывом чуть не завыла сама:

— Дура! Какая ты дура! Не смей даже думать об этом! Никогда!

От ее крика Зорька даже отшатнулась — и сразу перестала плакать, удивленно глядя на плачущую Нату. Та рухнула на постель и забилась — беззвучно и от того еще более страшно. Она кусала зубами подушку, пряча лицо. Все тело девушки содрогалось в конвульсиях…

— Что ты наделала, Зорька…

Я протянул ей рубашку и сел возле Наты.

— Я не… — Зорька в полном замешательстве встала рядом. — Я не хотела этого…

— Замолчи… Дай мне ее успокоить!

Зорька, поджав губы, оделась и произнесла:

— Зачем она меня так?

— Затем, чтобы ты не стала повторять эту попытку в ином месте…

Она поджала губы:

— Какая разница? Вы делаете вид, что сами все такие благородные, правильные… а спать с другими — спите. Чем я оказалась так страшна, что не могу позволить себе то, что было позволено Ладе? Мне тоже больно… а ее ты пожалел.

Я даже растерялся, не зная, чем парировать злые слова Зорьки…

— Ты изменил своим женам с ней… и что? Небо упало на землю? Нет, все осталось, как было… Вы живете вместе. Что такого страшного произошло, из-за чего мой муж не хочет меня видеть? Вам, мужикам позволено спать, с кем вы сами хотите! И мы ведь молчим. Сова не только скитается по прерии — он иногда еще и проводит ночи в чужих селениях… не один. Думаешь, я этого не понимаю? Или, не знала, что так было и раньше, до того, как погибла Дина, до нашего проклятого похода в горы? Знала! Но ведь я не гнала его от себя! Не отворачивала лица! Так почему тогда он так со мной? Почему?

Я молчал… Ната притихла, приступ, вызванный предыдущей сценой, к моему облегчению, не перешел во что-то более серьезное — как бывало когда-то, в первые дни нашего знакомства. Ответить девушке было нечем.

— Если бы это могло что-то исправить — я не стал бы тебе отказывать. Но такой поступок навсегда превратит нас в смертельных врагов. Сова — мой друг…

— А я? Кто тогда для вас всех я? Я не пришла к Черу, не легла под Волкобоя, не просила Пузыря… Я пришла к тебе! Ведь это ты — вождь! Ты — друг! Но, какой же ты тогда вождь… и друг? Да, я не шлюха. Пока еще — нет. Просто, прокаженная — как недавно была Анна! Не забыл еще, какими взглядами смотрели на нее другие женщины долины? Она не по своей воле стала подстилкой у бандитов — но разве от этого злые языки стали добрее? Ты провел ночь с Ладой — и не понял, что после этого, все, кто позволял себе намеки, просто заткнулись. Неужели ты не догадался, что не жалость заставила людей умолкнуть — а страх! Вождь переспал с сучкой — кто посмеет теперь упрекнуть ее в разврате? Ей ты помог! Мне ты помочь не захотел…

Зорька закрыла лицо ладонями и выскочила прочь…

Я ошеломленно молчал, заново переживая открывшуюся мне с такой неожиданной стороны, изнанку нашей жизни…

Ната повернулась на бок и как-то сухо произнесла:

— Она права, Дар.

— Ната?

— Оставь, пожалуйста. Ты сделал все, что мог… или считаешь, что сделал. Теперь моя очередь.

— Но что ты станешь?..

Она не дала мне договорить:

— Не волнуйся. Я не стану цепляться к Сове, умолять его вернутся к Зорьке. Если будет нужно — я могу, попросить у нее прощения… Что помешала.

Я удивленно вскинул глаза:

— Зачем? Я не стал бы с ней спать.

— Это правильно. Уступи ты ей — тогда, наш шаман действительно, совсем позабудет дорогу в форт… А я бы стала ждать, когда ваши дороги пересекутся. После чего, один из лучших мужчин долины окажется мертв. И, скорее всего — мой муж. Не будь так — я сама бы толкнула тебя к ней, как недавно отправила к Ладе…

— Я помню, чем это закончилось.

— Пустое… Слезы высохнут, обида пройдет — но останется жив человек, который всем нам дорог. Лада выздоровела… душой. Но это лекарство не годится для Зорьки.

— Тогда — что?

— Ты — вождь. Что я сделаю — сама пока не знаю. Но что будешь делать ты?

Я откинулся назад, прислонившись к бревенчатым стенам землянки:

— А что я могу? Насильно привести Сову и уложить его с ней в эту постель?

— Не надо никого приводить… Сова в форте. Он вернулся, только что, из предгорий.

Я вскочил. Ната тихо промолвила мне напоследок:

— У меня нет для тебя совета… Но Зорьку нужно остановить. Хотя бы, от того, что она задумала.

…Индеец и Стопарь дожидались меня возле кузницы. Старик горестно осматривал старую печь, и, махнув на все рукой, мрачно рыскал глазами, что-то выискивая в ее обломках. Я подумал, что один из тайников Стопаря, теперь вряд ли доступен для его хозяина… Все сохранившиеся запасы браги я давно велел перенести к себе, удерживая людей от искушения. Могучий старик напропалую расшвыривал куски глины и громко призывал всяческие проклятия на наши головы…

— А… Дар! — пожаловался он мне. — Видишь, что творят, заразы… все выдули — мне ничего не осталось. У тебя хоть глоточек найдется? Дай! Невмоготу мне видеть все это!

— Ты мне нужен трезвым. Поедешь со мной.

— Чего?

Я жестко повторил:

— Поедешь со мной. В стойбище Кремня, которое на желтых песках. Там начинается какая-то грызня, между ним и синими… Нужно успеть вмешаться.

Я обернулся к Сове, спокойно и выжидающе слушающего наш разговор:

— Ты тоже нужен…

— Это приказ?

— Нет, — я протянул ему руку. — Это пожелание. Здравствуй, брат.

Он пожал мне ладонь, чуть качнув головой:

— Хорошо. Сове показалось, он нежеланный гость в этом селении… Но его уши слышат иное.

— Показалось? Как такое могло случиться, здесь? Белой Сове всегда рады в форте, особенно — в моем доме. Отчего ты вынес такое мнение?

Сова чуть скосил взор в сторону:

— Я мог и ошибиться… Мой брат услышит, и сам решит, прав ли был Белая Сова.

Я вновь обернулся к Стопарю:

— Скажешь Черу — пусть побыстрее готовит лошадей. Пришло время испытать пхаев в настоящем деле. До желтых песков не близко.

Он непонимающе уставился на меня:

— Аа… А зачем?

— Опять Змей приходил. Кремень хочет новой войны с зэками.

Он нахмурился:

— Шли бы они все… И Змей этот, и Кремень.