— Вижу. Шаман радуется этому — и вместе со своим братом будет восстанавливать форт заново. У тебя стало много рук — ты сделаешь форт еще лучше, чем он был!

— Последний год только этим и занимаюсь… Конец будет?

Он грустно улыбнулся:

— Зато люди не пострадали.

— Кроме Колибри… и Бугая.

Сова некоторое время молчал, а потом тихо произнес:

— Глаза индейца видели, как смерч спутал его руку с навесом, а после шкуру раздуло, и ветер унес ее прочь… Он хотел этого.

— Хотел?

— Сова не желал плохого сыну кузнеца. Но шаман не слепой — Бугай сам искал себе смерти.

— Ты тоже заметил? Я-то думал, мне показалось…

— Не показалось, — Сова спокойно выслушал мои впечатления о странном поведении своего обидчика. — У него сломана душа… Как она была согнута у мужа. Но Бугай — не Белая Сова. Он не сумел справиться со своей болью.

Я не ответил. Прошло всего несколько часов, как мощный и сильный мужчина, с которым мы не раз сражались против общего врага, исчез в бушующем вихре…

— Дар, источник нашли. Он тоже засорен, но мы его откопали и дождались чистой воды. Чер вернулся, пока ничего… Женщины спрашивают — чем накормить людей?

— В доме гостей есть немного еды. Потом, должны была уцелеть ямы с неприкосновенным запасом. Ната знает, где… Кто сегодня должен быть на страже?

— Сестры…

— Навес разрушен. Скала покрыта слизью и тиной. Сегодня пусть не поднимаются наверх — дождемся, пока солнце высушит грязь на камнях. Череп!

Охотник мрачно взирал на свое разоренное жилище.

— Возьми Чера и Ульдэ! Садитесь на пхаев — и обыщите все вокруг! Где что найдете ценное — ставьте дымный факел. Я отправлю людей подобрать. И, вдруг…

Череп согласно кивнул, посмотрев на ссутулившегося Стопаря:

— Я понял.

К ночи обнаружили изувеченное тело девушки. Его забросило в узкую щель, скрытую в траве, обнаружить удалось только с помощью Угара — пес, умчавшийся в прерии при первых признаках урагана, вернулся и был сразу задействован Чером. На этот раз я не стал участвовать при печальном обряде — все, что требовалось, выполнил шаман…

Форт опять принялся за строительство. Я старался присутствовать при всех работах. После такого бедствия, лишенный поддержки в лице кузнеца, и вновь раненного Бена, я вынужден был за всем присматривать сам. Смерч не смог разрушить все — основные постройки уцелели, но требовался срочный и трудоемкий ремонт. Сова был прав — с таким количеством народа возводить строения было все же легче.

Я стоял, возле порядочно поредевшей рощи, где мы заготавливали лес, и дожидался Чера с его пхаями. Вняв (а скорее, с зубовным скрежетом уступив!) моим уговорам, он, скрепя сердце, позволил использовать небольшое стадо в качестве тягловых лошадей. Только своего жеребца не отдал… Смерч, снеся все хилые сооружения, дал мне возможность заново переустроить форт — и теперь, я следил за возведением новых куда более жестко, чем ранее… Пока Чер волоком перетаскивал бревна к форту, я по памяти восстанавливал чертеж Бена — мы не зря просидели с ним два вечера подряд, придавая им законченность и необходимую надежность.

— Да… Знала бы мама — не меня б рожала. Круто здесь наворочено…

За моей спиной стоял улыбающийся Змей. От неожиданности, я едва не ударил его ножом. Рука предводителя «синих» отвела лезвие в сторону, и он сделал шаг назад.

— Что за нервные все стали?

— Радуйся, что цел остался!

— Ой, ты маменька! Ой, ты папенька! Сел я поздненько — вышел раненько! Так мы ведь ребята не местные, в основном — почти честные! Погуляем, пошумим, незаметно улетим… Да ладно тебе — я уже весь извелся, пока тебя нашел! Ладно, ладно… Был я возле форта. Заходить не стал. Сам вижу — дела ваши хреновые. Что, стадо овцебыков растоптало?

— Смерч. Бугай… И девушка одна — погибли.

— Что?!

От неожиданности Змей перестал балагурить… Я вкратце пересказал ему события последних дней.

— Ччерт… Эх, зараза, как оно все не вовремя!

Я догадался, что его появление неспроста.

— Выкладывай…

Выслушав, Змей согнал ухмылку с лица.

— У вас, наверное, своих забот выше неба ясного. Только все устаканилось, и на тебе, бабушка, помелом в дышло… А ведь, вроде, как и отрыдались все!

— Все ли? Кое-кому и до сих пор слезы спать мешают…

Он насупился:

— Ты опять, про прошлое?.. А я-то, думал — кто-кто, но уж ты не станешь меня мордой, обратно в грязь тыкать… Слезы, что ты упомянул — уже не моей вины. Стихия… А горе, это так… Кто мог — тот свое давно оплакал, а кто не смирился — сам туда ушел. Сейчас все, словно дубовой шкурой покрылись — непробиваемые. Может, и нельзя так, да только у кого запас прочности поменьше прочих, давно сгинули… и кости их не найдешь. Не так?

— Может, и так. А у тебя, шкура не такая же?

Он согласно кивнул, ожесточившись…

— Такая! Даже прочнее — потому как я нынешнюю, зверскую жизнь, еще до вас всех начал! Я о прошлом не жалею… у меня никого там не осталось. Ни сестер, ни братьев! Те, что постарше — сами по зонам да лагерям сидели. А папаня с маманей, в белой горячке уксус с водярой спутали — ну и упились, до смерти. Так что воспитывал меня дом сиротский — казенный! Там и привык на нарах спать… Сестрица моя, малолетка, пока я чалился, на панель пошла. По своей воле — потому как, дома жрать было нечего! Кореша сказали — увезли ее дальнобойщики, с рук на руки, как бутылку передавали. От одного мудака триппер поймала, другому передала. Ну и наказали ее, за это… бензином облили и сожгли, живьем… Кто бы ее защищать стал — шалаву?

Он нервно поежился и, вытащив флягу, сделал несколько глотков…

— Не хочешь? У нас такой спец есть — из любого фрукта нектар сделает… С градусом.

— У меня самого такой спец имеется… Ты закончил душу изливать?

— Закончил, — он бросил на меня удрученный взгляд. — А ты тоже… одеревенел.

— Приходится. Сейчас мои люди вернутся, за бревнами. Пойдешь к нам?

— Погоди… — он собирался с духом, не зная, как начать. — Сейчас все поменялось… Ты, когда Сыча завалил, не только долину вашу, ты и нас освободил. Кто знает, прикончи вы его раньше — многие бы из ребят сейчас с нами остались. Он ведь всех только страхом держал!

— Не ври, Змей. Контингент у вас был известный. Не Сыч — так другой бы стал заправлять.

— А может и так. Братва, она все равно — силу любит. К тому, кто круче, туда и прибивается. Ты вот, самый крутой оказался… — он осклабился незлобиво. — Ребята прислали меня с просьбой.

— Догадываюсь. Что, опять Кремень? Извини, все некогда было…

— Замучил сосед нас… Совсем достал, пень ему в глотку! Мы, сам понимаешь, вначале про девок позабыли — самим бы целыми остаться. Но не век же нам в «дуньку кулакову» играться? Народ не старый, силенка есть пока. А «петушков» среди нас нет. Короче, после того, как я у тебя побывал, познакомился один мой товарищ с местной Джульеттой, все серьезно, как в кино. Но старшой ее, падла вонючая, похоже, решил сам всех девок у себя перепортить. Вмешайся, прошу — не ровен час, осерчают мои подельники, и опять все завертится! Кому это надо?

— Достал, говоришь?

— Как вша кобеля!

— Рассказывай…

Он поведал мне многое: Кремень, какими-то путями проведавший про просьбу Змея, всерьез стал прижимать бывших уголовников. Выражалось это практически во всем. Он не давал им лишний раз приходить в стойбище — зэкам приходилось меняться солью на условиях, диктуемых им вожаком селения, и условия эти были зачастую очень далеки от справедливости. Люди Кремня задирали и оскорбляли «синих», напоминая про былые зверства и владычество банды, и не раз и не два Змей с товарищами вынужден был уступать тропу — Кремень перехватывал выслеженную зэками добычу и просто оттирал их в сторону. Такое был невозможно в прерии — за подобное, если только это не делалось по взаимной договоренности, могли и голову размозжить… Совсем плохо стало, когда Башня — тот самый, здоровенный малый, который вязал меня перед приходом Змея! — оказался способен на настоящие чувства. Он стал встречаться с одной из «подданных» Кремня. Вожак, едва узнал об этом, озверел окончательно… Девушка словно исчезла из поселка. А мена, даже такая неравноценная, вообще прекратилась. Живущим на самом отшибе, зэкам, стало совсем худо… Все необходимое они могли получить только на соль — идти в Озерный поселок Змей не рисковал, по понятным причинам. Там уже Святоша подзуживал народ на истребление остатков банды, исходя желчью от одной мысли, по поводу моего решения на их счет. Самому Змею при встрече Кремень не раз говорил, что добьется, чтобы их всех перебили, как бешеных собак — в отместку, за все их дела в прошлом. Хуже всего было то, что его желание разделяли многие в долине. В основном — из числа тех, кто жил поблизости. Они страшились соседства своих бывших недругов и не хотели его. Кремень играл роль провокатора — своими речами и поступками. Это могло окончиться взрывом… Двенадцать доведенных до отчаяния мужчин могли все бросить и опять уйти в леса предгорья. И что бы потом остановило их от того, чтобы не начать набеги на долину? Вожака дальнего стойбища следовало немедленно остановить!