— Лина…

— Мм…

— Лина… Линка!

— Ну, хорошо. Правда, Док просил пока не рассказывать… Все равно, завтра он бы тебе сам объяснил.

— Лина, не томи.

Сбиваясь, девочка пояснила мне предположения нашего врачевателя. После того, как общими усилиями, они заставили меня выпить чуть ли не с полведра воды — меня вырвало. Док думал, что это самое обычное — хоть и сильное — отравление той бурдой, которую гнал исподтишка Стопарь, и все те неприятные последствия, всего лишь результат их слишком большого количества. Но появившийся индеец сразу обратил внимание на подозрительную пену. Преодолев брезгливость, он собрал ее с моей испачканной одежды и даже лизнул, чтобы удостоверится в своих подозрениях — и оказался прав. Вкус и цвет этой слизи был ему хорошо знаком. Так выглядели в свои последние моменты, укушенные редкими, но крайне ядовитыми змеями, некоторые копытные. Тур или Пхай, почти не подвергались нападениям змей — их густой мех на ногах не позволял последним прокусить такую защиту. Но более малорослому Джейру, или степным козам везло меньше — потревоженная змея могла выпрыгнуть из травы и укусить жертву за нос. После этого жить бедняге оставалось немного — агония наступала уже через пару часов. Сове приходилось видеть таких умирающих животных, и он запомнил характерный вид, и запах пены на мордах зверей. Увидев подобное на моем лице, индеец сразу понял, что одно только пойло кузнеца не могло вызвать подобных последствий… Док сделал мне троекратное промывание — на мое счастье я этого просто не помнил. После мне влили в рот несколько снадобий, а Элина, дежурившая неотлучно, вытирала на моем лице весь выступавший пот — и все тряпки, которыми это делала, относила к Доку. Он что-то с ними делал — и после тоже объявил Сове об отравлении. Но не суррогатом самогона, что было хоть и правдой, но лишь отчасти, а действительно попыткой уничтожения. Моего… Знали об этом только трое — Элина, Док и Сова. До полного выздоровления они решили ничего не предпринимать — более того, в форте думали, что я до сих пор, нахожусь, чуть ли не в коме, и потому население нашего поселка было в достаточно большом напряжении…

— Зачем было скрывать?

— Тот, кто хотел тебя… убить, будет думать, что его замысел удался.

— И что это даст? Мне все равно придется встать и выйти к людям.

— Я не знаю… Сова так предложил. Он считает, пусть лучше думают, что ты при смерти — тогда не последует второй попытки.

Я промолчал — некий резон в этом был… Но кто?! Представить себе, что в форте завелся предатель? И как он смог подлить отраву, в брагу? Бред полный… Представить такое… это уж слишком.

— Не будешь больше пить?

— Клянусь.

Я крепко взял ее руку в свою — и она благодарно кивнула в ответ. Я мог только посочувствовать ей… В ее положении, подобные случаи как-то не располагают к спокойному вынашиванию плода. Но это была не та Элина, капризы которой мы сносили совсем недавно — попытка моего отравления заставила ее позабыть о своих нервах. Передо мной была прежняя, гордая и мужественная красавица прерий, готовая к любым испытаниям. И знающая — во имя чего они стоят перед ней!

Я с трудом встал. Слабость не ушла — напротив, переносить на ногах тошноту и головокружение оказалось значительно сложнее.

— Попроси, кого-нибудь… Пусть баню приготовят.

— В таком состоянии?

— Да. Это поможет. И вот что… Наты давно нет?

— Как приступ закончился, проспала всю ночь. Еще темно было, она проснулась и увидела… тут все в рвоте и пене. Она привела Сову, посмотрела, что с тобой делают… и ушла. Больше не приходила.

Я кивнул. Мало было выходок беременной Эллины, они хоть не грозили разрывом. Сейчас все обстояло намного сложнее — Ната, будучи не в силах забыть жуткие моменты своего изнасилования, вполне могла возненавидеть меня, увидев в похожем состоянии…

После бани, я окончательно пришел в себя. Стараясь никому не попадаться на глаза, я покинул форт и направился к лесу. Ната могла быть на делянке, где нами был сооружен крепкий и надежный шалаш — укрытие для лесорубов во время непогоды.

…Она стояла передо мной независимо, всем видом выражая полное равнодушие, если даже не презрение. Видеть такое мне было просто больно. Слишком многое нас объединяло, чтобы вот так, в результате какой-то малозначительной пьянки, зачеркнуть все… Я пошевельнулся.

— Что ты хочешь? — голос Наты был на удивление ровный, не выражавший практически никаких эмоций.

— Ната…

— Ты звал? Я пришла.

Она не делала никаких попыток к примирению — и мне это было непонятно. Случалось, размолвки и разделяли нас порой, но все же не настолько, чтобы не стремится к восстановлению отношений.

— Звал… Если бы не звал?

— Не пришла. Желания нет.

— Мы… — мой голос внезапно осип от волнения… — Не семья больше?

Она пожала плечами:

— Семья? Я уже говорила… Я не знаю — что это такое? Мне все равно. Жить с алкашом я не стану.

— Не всякий пьяница таковым является… Ты ведь знаешь — это случайно.

— Случайно? Ты уже второй раз напиваешься, как свинья! А я — не выношу этого. Не могу видеть ни пьяного, ни обдолбанного! И ты, кстати, лучше всех знаешь — почему! А может, ты и покуривать начал? Уж больно долго, как говорят, валялся после этой попойки…

— Я не увлекаюсь травкой…

— Зато очень даже — той дрянью, что гонит Стопарь!

— Ната!

Она резко тряхнула головой — волосы рассыпались по спине волной…

— Ты уже кричишь на меня? Браво! Не прошло и трех лет с нашего знакомства… Может, и бить станешь? Тогда точно — муж.

— Ната, не нужно меня оскорблять. Я никогда тебя не бил.

— Ах да — у нас же есть запасец! В виде еще одной смазливой дуры, согласной терпеть тебя и твои выходки! Погоди, родной! Едва она избавится от твоего плода — ты станешь ей так же не нужен, как стала тебе — я!

— Ты совсем уже несешь, черт знает, что…

Она скорчила неприятную гримасу:

— Не нравится? Сам виноват! Раз тебе пришло в голову, завести в пару к одной малолетке, еще одну юную рыжую сучку — то и ей, вполне по силам наставить тебе рогов! Цветочки, поди, пока не кончилась?

Как у меня сорвалась рука — я и сам не заметил… Ната упала навзничь, на мягкий сухой мох, которым был устлан пол шалаша. Она не стала подниматься, напротив, зло бросила оттуда в мою сторону:

— Ну, наконец-то. Слова с делом не расходятся.

— Я не хотел! Ты слишком много стала себе позволять. Элина ни в чем не виновата — это было моя идея и мое желание.

— Мне плевать на ваши желания! Оставь меня и уходи! Я больше не хочу тебя видеть!

Вместо ответа я опустился на землю подле нее.

— Ударь меня, если тебе так будет легче. Ты столько раз это делала, что мой ответ не столь уж и значителен на их фоне.

— Да? А я и не заметила. Считаешь, это ты меня ударил? Вытри сопли — ты съездил по морде себя сам!

Какое-то нехорошее предчувствие вдруг заполнило меня без остатка… Я еще что-то слышал обидное в свой адрес, различал слова — но их смысл уже ускользал. Неожиданно, я ощутил сильную головную боль. Все расплылось — и вновь стало ясным, но словно иным, будто бы я видел это не так как прежде — острее и четче. Я ощущал запахи — и среди них, знакомый запах жертвы! Добычи! В моей голове внезапно разлился огонь, страшное желание убивать заполнило без остатка — и в руках вдруг оказалась беззащитная и умолкнувшая Ната… Она силилась что-то произнести — а я рвал на ней одежду, сшитую собственными руками, и предвкушал, как вопьюсь клыками в нежную плоть… Клыками? На миг сознание вернулось — мне почудилось, что мои руки превратились в могучие и страшные лапы зверя. Ната с трудом пыталась вырваться — и туман вновь заволок сознание…

Она закричала — я разорвал последнюю преграду, буквально вырвав ее из защиты шкур. Нагая, она лежала передо мной на ковре изо мха — и, вместо желания вырвать, укусить, появилось и моментально окрепло иное! Я опять ударил ее по лицу — крик захлебнулся. Ошметки одежды были сорваны, я рванул ее за ноги, склонился — и без труда проник в нее своим естеством… Ната вновь закричала, от боли — а мне казалось, что я сейчас разорву ее на куски. Она билась, вздрагивала, пыталась что-то сказать — я вновь ее бил, продолжая насиловать, и испытывал при этом какое-то страшное сладострастие… Она вновь затрепетала в моих руках — удовлетворив свое первое желание, теперь я переворачивал ее на живот. Слабые попытки сопротивления были мгновенно и жестоко подавлены — я просто рванул ее за загривок, услышав, как раздался треск рвущихся волос…