Ната просто вышвыривала из себя слова, бросаясь ими без всякой жалости — и Элина вздрагивала при каждом, смотря на нее с испугом и болью… Я, пошатываясь, встал. Элина сразу ухватилась за мою руку.
— Нет. Не трогай ее! Она не в себе — ты же видишь!
— Я в себе! — Ната уже дергалась всем телом, ее корежило, и она едва держалась на ногах. — Я — всегда в себе!
Она пошатнулась и упала на пол, где сразу начала извиваться и биться в конвульсиях — это был припадок, о возможности которого мы уже так давно не вспоминали… Я кинулся к ней — и, не слушающиеся меня ноги, заплелись о брошенную на землю шкуру. Стремительно приблизилась земля — и взорвалась в голове темным и удушающим фонтаном.
…Я где-то находился. Казалось, пытаюсь выбраться из чего-то липкого, вязкого и тошнотворно пахнущего. На лице сидел мохнатый паук-червоед. Его лапы раздвигали мне губы, он что-то выбрасывал из своего брюшка мне в рот — а я пытался выплюнуть. Но не мог, глотал и давился, от чего дыхание останавливалось, и я судорожно пытался вздохнуть… Вдруг, вместо него на грудь уселась здоровенная крыса — и я узнал в ней одну из тех, кто стал мишенью мне в то время, когда я скитался в Провале. Она ехидно оскалила пасть и с резцов капнула жгучая слюна.
— А ты ничего… Съедобный. Что, вождь, допрыгался? Сколько подружек ты моих убил? Не считал? А вот я — помню… И за каждую буду тебя один раз откусывать. По чуть-чуть… Вначале — пальчик. Потом второй… Глазки высосу…
Я силился закричать. Вместо звуков из горла вырывался сиплый кашель, бульканье и хрипы. Крыса злорадно усмехнулась и наклонилась к руке — я ощутил, как ее острые зубы отгрызают мне кисть. От боли я заорал — и она исчезла. Но я сразу очутился на каком-то холме, все вокруг было темно и усеяно небольшими шарами. Вглядевшись, я догадался, эти шары — черепа. Один из них подкатился ко мне и произнес — неизвестно, чем…
— Убил ты меня… совсем убил. А сам — лучше?
Я узнал сиплый голос Сыча.
— Всех убил… На меня кричал — а сам только убивать и научился. И стал такой же, как и я. Да ты и был таким. Вот, даже жены твои отвернулись. Надоел ты им. Не нужен стал. Старым стал… А я предупреждал. Разве нет? Вот, согласен… Говорил тебе — прав тот, кто сильнее. А ты — заступаться! Ну и что теперь? Кому ты нужен, защитничек? Мы здесь — все вместе. А ты — один…
— Ты врешь, Сыч!
Но голос устало и уже без всякой злости добавил:
— Вру… Да. И что? Не всякая ложь — правда. И не всякая, правда — ложь. А ты — все равно, один…
Я замахнулся и попытался пнуть череп ногой — холм растаял, и я сам оказался погребен под целой грудой черепов. Все они скалились мне знакомыми ухмылками — Муха, Циклоп, Бес, Грев, десятки других — все те, кому я помог встретить их смерть…
— Ты теперь наш…
Мне стало нестерпимо горько — явственный вкус желчи, наполнившей мой организм без остатка.
— …Приходит в себя!
— Слава небу…
Глаза были будто слеплены клеем — я едва смог их открыть. В просвете появилось заплаканное лицо Элины, встревоженное — Совы, и суровое — Дока.
— Все, жить будет. Пить понемногу, есть не давать. Станет полегче — заставь снова выпить отвар. Пусть вырвет, как следует, пока вся эта дрянь из него не выйдет.
— Док… — я не узнал в этом шепоте собственный голос. — Что со мной? Я пил не больше Стопаря… Или — больше?
Он еще плотнее сжал губы. Вместо лекаря мне ответил Сова:
— Ты слишком много пил. И не то, что можно… Лежи. Станет легче — я вернусь.
Я понял, что разговор не окончен…
— Похмелье, друг мой. Похмелье… Тяжелейшее, с бредом, галлюцинациями и всеми, извиняюсь, физиологическими последствиями… А Стопарю передайте — он обернулся к Сове. — Лично всю бороду вырву, если еще хоть раз увижу это пойло в форте!
Довести нашего Дока до подобного состояния — это что-то… Я начал догадываться, что последствия нашего загула оказались достаточно серьезны…
— Давно я так?
Он обернулся ко мне:
— Всего ничего. Неделю.
— Неделю?!
Он кивнул, нисколько не жалея моего самолюбия:
— Так точно. Ровно семь дней, как насморк.
— Насморк? — я ничего не понял…
— Ну да, — он деловито собирал свой походный саквояж, легендарно известный на всю долину. — Это в смысле… Насморк лечишь — семь дней болеешь. Не лечишь — всего неделю.
Мне было не по себе слушать его шутки, и я обратился к Сове:
— А они… Девочки?
— Благодари своих скво — они спасли тебе жизнь. Маленький Ветерок прибежала ко мне под утро — шаман находился недалеко от форта и сразу поспешил на зов. Огненный Цветок сидела подле тебя все эти дни — и только вмешательство Дока заставило ее отойти. Но она могла потерять того, кого носит!
Тон индейца был достаточно суров…
— Да?.. А…Ната?
Док заметно поскучнел и отрывисто бросил:
— Она ушла…
— Ушла?
Я попытался привстать — и в голове сразу начался такой перестук, словно по макушке било одновременно с десяток негров-тамтамщиков…
— В Черный лес. Захватила оружие, запас продовольствия, позвала пса — и ушла. Собственно, она до сих пор там — вместе с Ульдэ, которая тоже исчезла.
…Что творилось в форте? В раскалывающейся от боли голове мысли никак не могли собраться в целое, я с усилием заставлял себя хотя бы просто что-то понимать. Нет, трижды был прав Док, призывая приструнить Стопаря в его скрытом пороке… Только как я сам мог теперь это сделать, настолько крепко поучаствовав в дегустации, что даже не помнил обо всех ее последствиях?
Док поправил подо мной подушку, успокоил жестом Элину, и негромко сказал:
— Вы тут сильно не переживайте. Ната — девушка серьезная. И за себя, если что — постоять сумеет. Тем более, вместе с Угаром. Ты б лучше о другой подумал… Не след будущему отцу так поступать. Ей ведь рожать скоро — забыл?
— Уже? — хоть я и был где-то не вполне адекватен, но сроки, тем не менее, помнил. Но не провалялся же я на самом деле два месяца?! Нет, вроде только что прозвучало что-то около недели…
— Нет, не сегодня — если ты об этом. Но если повторится такое вновь — я уже ничего не могу гарантировать. Огненный Цветок, — Док шутливо поклонился Элине. — И так держится по мере всех своих сил. Не усугублял бы ты их подобным поведением.
— Я постараюсь…
Он недоверчиво посмотрел на меня, переглянулся с Совой, и уже более примирительно, произнес:
— Если бы только это была твоя вина… Все обстоит несколько хуже, чем ты думаешь.
— Я, кажется, вообще пока думать не могу… Почему ушла Ната? И похмелье какое-то дикое…
— Со своими женами разбираться будешь самостоятельно — когда поднимешься. Думаю, завтра уже сможешь. А вот со вторым… Потом объясню.
Я кивнул — слабость овладела всеми членами, и я просто уронил голову на подушку.
— Ну и славно.
Док с Совой вышли. Элина села подле меня и осторожно взяла за руку…
— Прости меня, солнышко…
— Эх ты, алкоголик…
— Я не буду… — это прозвучало настолько по-детски, что она улыбнулась и слегка погладила меня по щеке.
— Док, спасибо ему, вовремя вмешался… Из тебя уже пена шла — как у Натки. Я совсем растерялась — кому из вас первому помогать. Испугалась очень…
— Так было?
— Да, — ответила она просто. — Хорошо, Зорька зашла. Нату мы быстро в чувство привели, она и за Совой сама уже побежала. А вот ты… Только сегодня и очнулся первый раз — а так, бредил, все дни и никого не узнавал. Звал кого-то…
— А кузнец… тоже так?
— Он крепче оказался. Уже на другой день встал, словно и не пил. Теперь ниже воды, тише травы… Туча ему, знаешь, как вставила? Форт полдня не работал — слушали этот разнос!
— Теперь моя очередь…
Она покачала головкой.
— Что ты? Никто не посмеет тебя упрекнуть. Отравился — вот и все. И Сова с Доком знают, что это не из-за пьянки.
— ?
Она спохватилась, но я уже догадался, что Элина случайно проболталась и выдала какую-то тайну. Она виновато опустила глаза, но я решил узнать все до конца.