Стопарь усмехнулся в усы, оглаживая бороду мозолистой рукой:

— Повозки где? Нет пока таковых в нашем хозяйстве…

Я отмахнулся:

— Нет… Пока нет. Сделаешь. Ты на все руки мастер. Лучше вот что… есть еще та настойка, которой ты меня на поле угощал?

Он с изумлением схватился за бока:

— А… ты ведь? Ну ладно, конечно. Сейчас…

Старик засуетился. Прикрывая вход в кузницу, он покопался в углу и с предосторожностью вытащил настоящую алюминиевую флягу, литров на двадцать.

— Ты велел, чтобы я убрал подальше… вот.

— Я сказал, чтобы ты ее вообще вылил! А… давай, не томи.

Стопарь ошалело смотрел, как я наклонился к фляге. В нос шибануло запахом каких-то полу-перебродивших фруктов, сиропа и чего-то еще, неуловимо знакомого, похожего на спирт. Пересилив себя, я зачерпнул чашкой содержимое, зажмурил глаза и выпил,

Стопарь только крякнул, видя, как я опустошил всю емкость без передышки.

— Ты б закусил хоть…

Он подхватился и достал небольшую вяленую рыбешку — в тайниках запасливого мастера всегда было что-то припасено на все случаи жизни.

У меня по жилам пробежался словно огонь. Хоть и не слишком приятное на вкус, но зелье оказалось весьма забористым… Я зачерпнул еще.

— Ты что? С непривычки, да сразу столько? Забыл, как в тот раз? Хоть передых сделай!..

Не отвечая, я осушил и вторую чашу. Ноги резко стали ватными — я присел на скамью. Стопарь суетился возле, приговаривая:

— Совсем крышу снесло? Сгоришь ведь — столько зараз выхлебать! У нее крепость, знаешь какая? Это не та бражка — чуть ли не спирт настоящий! А ты — почти пол-литра, с ходу на грудь принял…

— Налей еще, Стопарь…

Он широко раскрыл глаза и покачал головой:

— Нет… Что-то нечисто. У тебя явно кошки на душе скребут! Что стряслось-то?

— Наливай. Не хочу ничего обсуждать. Напиться хочу — и все тут.

Он нахмурился.

— Так… ясно. Довели. Только видишь ли, ты не я. Ты — вождь… Что Стопарь? Ну, пьян, ну трезв… Мне — можно. Иногда, конечно. А ты — другое дело…

— Пример для подражания? Нет. Не мне быть примером… Наливай!

Я зло встал — и едва не упал. Ноги буквально разъезжались по сторонам. Стопарь успел меня подхватить и усадить обратно.

— Кто это тебя так?.. Ладно, не буду. Не хочешь — не говори. Только вот… воды выпей.

Он поискал глазами по сторонам, и, ничего не обнаружив, виновато развел руками.

— Нет воды… Забыл совсем, принести надо.

— У меня своя.

Я прислонил к губам фляжку, отпил с половину… и ощутил что-то неприятное, во вкусе обычной воды.

— Дар. Дар? Эй, да что с тобой?

Я не ответил — голову вдруг моментально замутило, и слова кузнеца донеслись, словно из тумана…

…Передо мною всплыли лица. Сквозь расплывающиеся тени я узнал черты Элины и Наты. Первая, с недоумением и жалостью, а вторая — с плохо скрываемой злостью и отвращением, обе смотрели на меня. По глухо доносившимся обрывкам слов, я догадался, что пробуждение — если это оно? — не сулит мне ничего хорошего…

— …Совсем свиньей стал…

— … Не трогай его…

— …Как людям в гла…

— …Уйди. Я сама его домой…

Я попытался встать — это получилось плохо, и я просто откинулся на кем-то подложенную подушку. В знак благодарности я глупо улыбнулся и икнул…

— В стельку.

— Ааа… хм. Где?

Мне казалась, это была очень глубокомысленная фраза — что-то типа «Ну да, немного перебрал. Но я в полном порядке и все соображаю. И вообще — что случилось, и где мы находимся?» То, что не дома, я как-то внутренним чутьем догадался…

Меня попытались поднять — руки довольно сильные. Краем глаза я уловил знакомые очертания характерной татуировки на получерной коже. Череп — а это был он! — поставил меня на ноги и, придерживая, повел куда-то прочь. Вероятно — именно домой, куда все стремились. Позади донеслось несколько хлестких фраз:

— Готов! Один раз уже такое было — думала, случайность. Оказывается — нет. Дожили…

Я демонстративно попытался обернуться, и ответить подобающе… Череп вовремя ухватил меня под пояс и буквально остановил падение. Тем не менее, я сделал на лице выражение полного равнодушия.

— Случайность, или нет — это еще разобраться надо. Я за все время только тот раз и помню. А если второй случился — значит, была причина.

Голос был женский и звонкий. Но разобрать, кто именно из девушек это произнес, не мог. Впрочем, сами слова могли принадлежать только Элине — так же, как первые — Нате. Донесся смех — неприятный и оскорбительный:

— Ого! Ты только посмотри, как он позу принял! Нет, правда, с таким чувством вертеть попой, даже никто из моих подружек не мог!

— Прекрати!!!

— А ты не лезь! — я уже четко различал, кто и что говорит… — Это мое дело!

— Не только!

— Да? Что, появилось право? Ну, так вот оно — мое право!

Ната, решительная и сосредоточенная, вся напружинившись, подошла ко мне и с размаху ударила по щеке. Кажется, именно от этого я окончательно отрезвел — бить себя я уже не позволял никому!

Ната размахнулась еще раз — ее рука замерла в миллиметре от моего лица, перехваченная Черепом…

— Это мое дело! Отпусти!

Череп холодно произнес:

— Он — вождь. Глава форта и глава прерий. Если он так плох для тебя — уходи. Если можешь — убей. Но бить своего вождя я не позволю.

Ната с яростью взглянула на него, вырвала руку и пошла прочь.

— Уже поздно. В форте все спят — кроме нас. Это я попросила его помочь — мне самой не справится. А Ната…

Элина, придерживая меня за руку, мягко повела в темноту. Череп, молча, помог ей довести меня до нашего дома и уложил на постель. Ната сидела возле очага и не обращала на нас никакого внимания. Элина, несмотря на мешавший ей живот, вдруг перестала ныть и жаловаться, в полной тишине подогрела что-то на огне и поднесла ко мне.

— Выпей… Полегче будет. Есть, тебе не стоит.

— Спасибо.

Я, пошатываясь, присел. Чашка обжигала — но это было не зелье Стопаря, а подогретая похлебка. Несколько глотков — и мне стало значительно лучше.

— Что случилось? Где я был? И почему она вдруг такая…

Элина прикрыла мне губы ладошкой:

— …Мы тебя потеряли. Потом кто-то догадался заглянуть в конюшню… Вы там вместе со Стопарем, в обнимку… А когда попытались разбудить — начали нести что-то, про колесницы. Какие колесницы, Дар?

Я попытался улыбнуться — кажется, наш разговор насчет повозок незаметно переместился именно туда, где находились те, кому предстояло их таскать… Но, как нас не загрызли пхаи?

Элина словно догадалась о моем несказанном вопросе:

— …А животные все сгрудились в углу и даже подойти к вам боялись. Чер весь с лица спал, когда увидел!

— А Стопарь… его кто увел?

— Волос. Взвалил на спину и унес. Ему не привыкать…

Это было сказано с некоторым укором — и я почувствовал угрызения совести…

— Лина… Я не хотел…

— Ври больше!

Возглас Наты вернул нас к действительности. Элина рассержено повернулась:

— Не смей так о нем! Он… — она на мгновение запнулась. — Наш муж. Пьяный или трезвый, здоровый или искалеченный — он всегда был, есть и останется нашим мужем! И я — всегда и до самой смерти — его женой! Если ты не хочешь это помнить — не надо. Но я не покину его никогда и нигде! Называй это как хочешь — глупостью, дуростью, чем угодно. Ты уже много сегодня наговорила, чтобы я услышала что-то новое. Мне ничего не помешает исполнить свой долг!

— Значит, обязанность, да?

Ната явно язвила — а я, с безграничным изумлением слушал слова рассерженных женщин. Похоже, эта перепалка началась не сейчас, и даже — не сегодня…

Элина ответила на удивление спокойно:

— Нет. Ты не сможешь меня оскорбить. Это уже не обязанность. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я люблю его. Каким бы он не был…

— За что? За эту омерзительную пьяную рожу? За тот бред, который он нес, пока мы пытались его добудиться? За облеванную одежду, над которой мы с тобой вместе столько потратили труда? Люби! Ты сегодня уже получила по морде — мало? В следующий раз, он пнет тебя ногой в живот — и тоже ничего не будет помнить, как не помнит сейчас. Ты и после будешь его любить? Дура. Звезданутая дура! Один раз, всего один раз, мы позволили ему заявиться домой пьяным — и все! Это вошло в привычку! Если хочешь — можешь облизывать его таким! А я — нет! Ненавижу! Ненавижу пьяных, обкуренных, обколотых… Всех ненавижу. До смерти!