— Да, о чем ты? — я отодвинул ее от себя, пытаясь расслышать в бормотании девушки смысл. — Ничего не понимаю…

— Туча говорит — так оно и бывает. Дар, она права?

— Элина, — я вздохнул. — Ты сейчас какими-то загадками говоришь… А у меня и так, голова от всего, кругом идет.

— Ты не понимаешь? — она удивленно посмотрела на меня сквозь слезы. — Ты действительно, не понимаешь?

— Сказал ведь… — я раздраженно отодвинулся в сторону, собираясь достать, что-нибудь, чтобы вытереть ей лицо. Элина вновь расплакалась и совсем уж сбиваясь, произнесла:

— А я… я думала… ты скажешь… А ты даже не стал слушать… Как же это?

— Да что случилось с тобой? — происходящее стало меня доставать, и я приподнял ее лицо, смотря Элине в залитые слезами глаза.

— Я… Вдруг, я беременна?

— Что!?

Я подскочил как ужаленный и ухватил ее за руки.

— Что ты сказала?

— Я… не знаю я! — она уже в голос разрыдалась, перебивая плач словами, вырывающимися с надрывом…

— Месячные закончились, а… другие не пришли. Ты в поселке был, и уставал сильно. А я сама не заметила… потом опомнилась. С тобой боялась спать, вдруг, от того что ты станешь со мной… будет выкидыш. А ты, вообще! Не вспоминал про меня — все время с Наткой! А Туча сказала — так у всех бывает! А мне дурно и тошнит от еды… А ты — ничего не видишь! А Ната, тоже… сама ведь женщина! А вы!

Она зашлась в бессвязных выкриках и мнимых обидах, а я, ошалевший от услышанного, прижал ее к себе…

— И ты молчала? Ты хотела сделать нам такой подарок — и терпела? Какая же ты, ду… Солнышко! Самое горячее! И самая теплое солнышко, какое у нас всех есть! Неужели это так?

— Не знаю, — она всхлипнула еще раз, уже потише. — Так мало времени еще. Вдруг, я ошибаюсь? Но Туча тоже так считает — что я понесла от тебя… Мне страшно.

У нее не просыхали глаза — никого и ничего не боявшаяся воительница, недрогнувшей рукой посылавшая смертоносные стрелы, теперь жалась ко мне, как испуганный ребенок… Я гладил ее по роскошным волосам и, не веря своим ушам, снова и снова повторял:

— Неужели, правда? После всего? Ведь никто и никогда… Но как же? Почему? Мы уже не надеялись…

— Я не первая… Пузырь ходил в Предгорья, к своим прежним друзьям, потом рассказывал — у них тоже две девушки беременны. Они вместе со мной в горы ходили — я их знаю! И еще… Зорька, кажется.

— Зорька?

Я представил себе глаза Совы и проглотил слова, готовые вырваться наружу… Если это, правда — судьба подруги индейца может оказаться на волоске. Не вынеся измены, он едва не прикончил Бугая, а узнав про беременность Зорьки — вполне может убить ее. Честь шамана для него выше даже самой жизни…

— У меня что-то со слухом, наверное… Я не грежу? Ты, в самом деле — беременна?

— Дар, ты меня задушишь… Я бы очень хотела тебе сказать — да! Но, не знаю… У меня никогда не было так раньше. Никаких задержек — да и я ведь не знаю, что такое беременность. А сейчас словно чувствую, что во мне что-то есть…

— А кто еще знает, кроме Тучи?

Она замотала головой:

— Никто. Я так боялась признаться самой себе — вот и сейчас… Если бы ты не пропадал все время на работе — и тебе не стала говорить. Самой смешно немного — прошло-то, семь-восемь недель… Уступите мне место в автобусе — я беременна! — она сглотнула слезы и улыбнулась.

— Милая ты наша… Теперь — ни шагу за пределы форта! Ясно? Береги себя… и его!

— А если это она?

— Тогда — ее. Ты хоть понимаешь — что это значит для всех нас? Для всей долины? Это не просто твоя беременность — это означает, что женщины опять будут способны рожать! А значит — мы не станем последними и жизнь не закончиться никогда!

— Я не думаю об этом… Я — просто женщина. Твоя женщина и хочу только одного — выносить для нас и для тебя этого ребенка. Только не торопи меня и ничего не говори… пока. Я уже жалею, что тебе сказала — ты ведь огорчишься, если я ошиблась!

— Я не железный, Элина. И смогу все понять. Но мне хочется верить, что ты и Туча не ошиблись.

К нашему изумлению, Туча подтвердила свои предположения. Элина (при ее то, характере?) нашла общий язык с грозной старухой, вплоть до того, что та сама искала общения с красавицей. Туча заметила странности, в поведении испуганной девушки, расспросила ее — и сделала выводы. Поверить в них оказалось трудно — но реальность была такова, что задержка с месячными и состояние Элины указывали на самую настоящую беременность. Для старухи это стало шоком… Она запретила Элине об этом говорить — даже мне! Туча ждала… Девушка не выдержала такого напряжения — и теперь, о случившемся, знали мы четверо. По уговору, пока решили никого больше не посвящать — слишком невероятным казалось это событие. И мы, как самые настоящие дикари, просто боялись его спугнуть…

Тем временем, отлежавшийся молодой охотник, сумел подружиться с грозным животным. Стопарь соорудил в углу форта, подальше от кузни, временное стойло, где мы поместили кобылу с жеребенком и самца. Помещенный туда жеребец долго косился на людей, но более не делал попыток нападать. Возле них постоянно находился пес и сам Чер, приручавший пхаев к своему виду. Приобретенная дикость не сразу отступила — несколько раз жеребец порывался убежать, и только присутствие Угара, скалившего клыки, при любом проявлении своеволия коней, заставляли его смиряться.

И это было только начало! Черноног пропадал день и ночь со своим пленником. Я не мешал, желая следопыту добиться успеха там, где даже сама попытка подобного граничила со смертельным риском. Пхаи оставались пхаями — они могли разорвать неосторожного своими зубами, почти так же быстро, как свинорыл утаскивал добычу в подземелье… Но Чер недаром так стремился заполучить жеребца в свои руки. К всеобщему изумлению, прошли какие-то считанные дни, и следопыт вновь вывел коня в поле, где спокойно и буднично, на глазах у всех, взобрался на спину мохнатого монстра… Жеребец повернул морду в сторону, фыркнул — и покорно устремился в травы, понукаемый легкими касаниями пяток седока. Мы разразились аплодисментами. Чер, гордый вниманием, картинно раскланялся… после чего нелепо качнулся и свалился со спины на землю. Встревоженные зрители решили, что, теперь-то и наступит развязка — но пхай смиренно подождал, пока его укротитель опять не воссядет на нем, и не направит в степи. Хорс — так назвал Чер своего четвероного приятеля! — теперь не стремился убежать или укусить человека. Стопарь называл это умением бывшего сельского учителя управляться с животными, а я и Ната — памятью предков, одомашненных тысячи лет тому назад. Следопыт теперь без опасений входил в загородку к животным, кормил их почти с рук, а нам обещал поймать с помощью Хорса еще несколько пхаев, и таким образом подготовить для форта настоящий отряд всадников. Что и говорить, мог ли я желать иного?

— Ты, все-таки, разрешил…

Док укоризненно смотрел на возню Чера с лошадьми, высказывая свои опасения на сей счет…

— Рано или поздно, они его прикончат. На твоей совести будет, Дар.

— Брось Док. Смерть и жизнь человека в наше время слишком близко друг к другу. Удар копыта пхая, или нож уголовника — все равно.

— Но ты мог бы это остановить!

— А зачем? Если получится — форт заимеет таких помощников, перед которыми вздрогнут самые лютые недоброжелатели. Ты хоть представляешь себе — целый десяток настоящих индейцев, на полудиких созданиях, несущихся во весь опор, по прерии? Я очень надеюсь на Чера! И вообще — как ты себе представляешь подобный запрет? Возьмешь его за руку и будешь водить по долине, словно ребенка? Док, этот парень убил столько бандитов, что вполне может поспорить с Совой, о количестве скальпов на своем плаще… А клыков хищников у него хватит на несколько ожерелий!

Док скорчил гримасу:

— Скальпы… как же. Плохой обычай завели вы с Совой. Теперь чуть ли не каждый в долине думает о том, как заполучить подобное украшение. А следом войдет мода на отрезанные уши и засушенные головы. Все как у дикарей, куда и катимся!