— Вааргх! Вау!

Сова издал страшный клич, знакомый каждому созданию прерий. Так при нападении рычали волки, бывшие смертельными врагами пхаев. Знакомый звук заставил их сбиться в кучку посреди ямы — сила инстинкта была выше желания, немедленно расправится с попавшим в беду кузнецом. Этого хватило лишь на короткое время — животные быстро разобрались в тревоге, но Чер успел кинуть Стопарю конец веревки, и мы в мановение ока выдернули незадачливого богатыря обратно.

— Уфф…

Он скосил глаза на яму, где раздавался возмущенный пхиал этих новоявленных мустангов прерий, от которого они получили свое наименование.

Нами охватил азарт. После падения кузнеца, я велел девушкам отойти от ямы в сторону, и помогать лишь после того, как мы вытащим очередного пхая. На всякий случай, Ульдэ отправилась на край поля — вдруг, из прерий действительно прибежит на шум еще одно стадо. В таком случае нам бы следовало немедленно все бросать и скрываться в траве. Пхаи мало походили на овцебыков, предпочитающих самим убегать от человека. Они довольно решительно нападали как на вездесущих крыс, так и на одного-двух волков, если им удавалось застать последних врасплох. А как умели драться и на что способны, сильные и крупные лошади, мы уже знали — пример стычки с дикими собаками был вполне убедителен.

— Взяли! Еще!

С натугой, краснея и покрываясь потом, мы тащили упрямое и крупное животное. Пхай негодующе ржал, визжал и чуть ли не рычал — от подобной какофонии, лет пять назад, любой конюх решил, что перед ним исчадие дьявола…

С натугой, выигрывая каждый сантиметр, мы вырвали самца из ямы. Он оказался несколько более тяжелым, чем первые два. Оказавшись наверху, конь перестал сопротивляться и теперь весь дрожал и косил на нас свои испуганные глаза.

Чер внимательно осмотрел жеребца, потом набросил еще одну веревку на его шею и сделал знак:

— Как скажу… отпускайте.

— Ты что? Он же сразу убежит!

— Не убежит.

Он, вдруг, одним махом вскочил на спину пхая и сразу подтянул веревку, заставив испуганное животное захрапеть от удушья.

— Он тебя порвет… — Сова укоризненно смотрел, на, восседавшего в гордой позе, Чера. — Как только мы отпустим арканы, пхай снесет тебя со спины и убьет.

— Я в селе все стадо объезжал — больше никто не мог! Чем эти от тех отличаются?

— Зубами! — Стопарь натянул веревку потуже, удерживая рвущегося жеребца на месте. — А еще копытами… А главное — это не прежний конь, пусть даже дикий. Это — зверь! Ты до сих пор не понял этого? Где ты видел раньше лошадь, способную догнать крола, забить его копытами и сожрать? Может, этот тоже… человечины уже успел вкусить?

— Это безумие, Дар! — Док вторил индейцу, уже готовясь вытащить из своей сумки повязки и мази. — Дар! Вмешайся, в конце концов! Жалко ведь, дурня…

Я посмотрел в глаза следопыта. Тот еле уловимо кивнул — «все нормально» …

— Пусть рискнет. Убить пхай его не успеет, а если и куснет разок — что ж, умнее будет. Сами видите, по-другому, Чер не поймет. Отпускайте!

Охотники с досадой побросали веревки — пхай почувствовал свободу и резко рванулся в сторону и вверх. Такого прыжка мы еще не видели… Чер слетел со спины жеребца, как пушинка, оказавшись среди густых и колючих зарослей чертополоха. Сам конь мигом умчался на край поля, где остановился и уже более уверенно и злобно стал посматривать в нашу сторону…

— Доигрался? Упустили столько мяса… — Стопарь ругнулся, и вытащил Чера из колючек. — Дурень и есть. Разве так можно? Ты с малолетства его приручи, чтобы корм с рук брал… Травки сладкой поднеси, сам постоянно рядом будь, пока привыкнет. А то — взрослого зверя. Эх… Хорошо, живой.

— Возвращается!

Леший указывал на скачущего, прямо на нас, пхая.

— Стреляй! Стреляй, Ульдэ! Хоть шкура будет…

На призыв Стопаря девушка вскинула лук. Чер подскочил к ней и ударом под локоть выбил оружие из руки северянки. Она гневно размахнулась, метясь кулаком в лицо охотника.

— Хватит! — я встал между ними… — Он только пугает.

Конь резко остановился, поднялся на дыбы и шарахнул копытами по земле. Нам в лица полетела грязь и ошметки мха с травой. Леший вложил пальцы в рот и звонко свистнул. Пхай прянул ушами и вновь скрылся в травах, где его уже невозможно стало достать стрелой.

В яме оставались кобыла и вконец исстрадавшийся жеребенок. Их достали без труда. Леший забрал свою долю — обоих коней, пообещав прийти на охоту по первому кличу. Мне было немного жаль, но на немой вопрос Наты я отрицательно мотнул головой:

— Я обещал…

Наша добыча оказалась бы неполной, не вытащи заодно и тушу погибшего пхая. Конь умер недавно, а такое чувство, как брезгливость, у всех давно и прочно ушло далеко, не выдержав конкуренции с выживанием… Охотники споро сняли шкуру с жеребца и принялись разделывать его острыми ножами. Мы с Совой понимающе посмотрели друг на друга — не так давно, почти никто из тех, кто сейчас здесь присутствовал, не умел не то, что, выпускать кровь и кромсать пласты мяса, а вообще… просто находится рядом с мясником. Зато теперь каждый сам превратился в мясника, не пугаясь ни брызг крови, ни пахучих внутренностей. Свою долю получил и Леший. Крайне довольный, он еще раз подтвердил готовность прийти на большой лов, после чего отдал своим приказ собираться в дорогу. Простившись с перерожденными, мы повернули к форту, по дороге подшучивая над неудавшимся ковбоем…

— Смотри… — Сова указал на степь.

В некотором отдалении от отряда, по мхам трусил жеребец. Он иногда призывно ржал, на что связанная кобыла отзывалась ответным ржанием и приглушенным рычанием.

— Вот зараза… Тоже, видать, соображает. Семья это, не иначе. До самого форта идти будет.

Опытный сельский житель, Стопарь оказался прав. Жеребец не отходил от нас всю дорогу, отчего мы все держались в постоянном напряжении. Когда до стен оставалось немногим более километра, жеребец вновь предпринял попытку отбить самку с детенышем. Он обогнул нас по широкой дуге, словно отрезая путь, домой, и выскочил из зарослей, пытаясь сбить с ног переднего охотника из отряда. Череп ловко увернулся от разъяренного животного, и даже хлестанул его по крупу ремнем. Тот встал на дыбы, оскалил страшную пасть и с силой ударил копытами оземь. Наверное, в свое время это произвело бы на всех нужное впечатление… но не сейчас. Хладнокровно и без паники, мы мгновенно встали спина к спине, выставив перед собой острые наконечники копий. Это уже были не прежние запуганные жители городов и деревень — прошедшее время многому всех научило… Увидев непреодолимую преграду, пхай звонко заржал, но больше нападать не рискнул.

Послышался знакомый рык, а потом и лай. Угар, внезапно выскочив из травы, пробежал мимо охотников, направляясь к остановившемуся жеребцу.

— Куда? Стой! Стой, что б тебя!

Но остановить пса было невозможно… Чер, в досаде, опустил голову — он не терял надежды заманить коня, и вновь сделать вожака стада нашим пленником. Я только развел руками — когда Угар начинал охотиться, лишняя помеха на его пути сметалась псом напрочь. И лишь потом он начинал разбираться, что она из себя представляла! Так было, когда он схватывался в смертельной схватке с дикими собаками, тоже повторялось и в стычках с более крупными обитателями прерий. Спасти коня могло лишь бегство. Но Пхай не собирался уступать всего лишь одному врагу — жеребец заржал, взбил копытами перед собой и сам атаковал Угара, едва не разнеся псу мохнатую голову.

Угар увернулся от удара и всей грудью — как он делал всегда! — врезался в бок пхая. Вес чудовищно выросшего пса практически равнялся весу не самого крупного овцебыка, а удержать его на привязи, как когда-то, не стоило и думать. Он мгновенно рвал любой аркан, одним лишь натяжением могучей шеи. Любимый прием нашего любимца — атака всей тушей, в прыжке. Какой бы массой не обладал враг, такой удар сносил с ног практически любого зверя, в чем мы неоднократно имели возможность убедиться. То же произошло и с этим самцом. Взбрыкнув всеми четырьмя овальными копытами, он рухнул на землю. Черноног, увидев это, заскрипел зубами. Шейла, вставшая рядом с ним, попыталась что-то сказать, но он отмахнулся, и повернулся в другую сторону, не желая смотреть на гибель жеребца.