— А ты думал, они станут ходить по твоему приказу строевым шагом?
Я отмахнулся:
— Не своди все к шутке. Один не захочет идти за дровами, другой откажется принести воды. Третий… Все.
— И что?
— И ничего, — Я взял себя в руки. — Я допускаю, что каждый волен жить, как он того желает. Но только тогда, когда он свободен от моих указаний. Хочется ему того, или нет. Иначе — к черту все!
К нам приблизилась Туча. Она спокойно выслушала весь мой монолог, и лишь потом кратко спросила:
— Мой?
Ната кивнула. Туча неторопливо вернулась к своему дому и, встав чуть поодаль от входа, подперла руки в бока.
— Ты. Бык-переросток. Марш сюда!
Из-за двери выглянул Свистун:
— Ты что орешь?
— Позови-ка сюда сынка моего. Что-то он воли себе захотел, Дара слушать не хочет.
— Дара?
Свистун нахмурился и сразу исчез обратно. Через пару секунд из дома вылетел Бугай, явно получивший ускорение от своего крепкого приятеля…
— Так… — Туча, слегка кособочась, обошла стушевавшегося сына вокруг. — Вымахал, орясина… Оглоблей уже не перешибешь. А ума, как не было — так и нет. Ты что же, пень дубовый, права вздумал качать? Да я из тебя, мордоворот ты этакий, сейчас всю дурь повыбью!
Туча, размахнувшись, отвесила сыну звонкую оплеуху, Рука у женщины оказалась тяжелая — на лице Бугая отпечаталась красная отметина…
— Да что я сделал то?
Хрясь! Голова здоровенного мужика качнулась в другую сторону…
— Не понял? Поясню… Ты что обещал, когда мы сюда пришли? Кто старший в форте?
— Так ведь ничего и не б…
Хрясь! Ната шепнула мне на ухо:
— Останови ее. Покалечит ведь…
— Да уж… его дубиной бить надо. Чтобы прочувствовал.
Туча, поискав глазами, направилась к кучке веток, сваленных возле общего очага. Бугай не стал дожидаться ее возвращения…
— Ну, хватит. Не позорь мужика перед всеми. Иди к себе…
Я остановил разъяренную старуху и поманил потупившегося у ворот Бугая.
— Шейла уже ждет.
Он неприязненно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Шейла поигрывала луком, терпеливо поджидая своего спутника. Бугай нырнул в дом, и через пару минут присоединился к девушке, неся в руках свое копье, способное устрашить даже Бурого… Все разговоры внутри лагеря притихли, так же смолк и смех на скале — Джен, наблюдавшая в паре со своей подругой за подступами к форту, перестала улыбаться и юркнула назад, под защиту навеса. Все, кто видел расправу Тучи над сыном всю эту сцену с самого начала, быстро сообразили, что это относится не только к нему. Я заметил, как кто-то украдкой кинулся к берегу — предупредить самовольно ушедших рыбаков, что их, вернувшийся вождь, с цепи сорвался… Стопарь, вышедший из дома вслед за Бугаем, виновато опустил голову:
— Моя оплошность… распустил негодника.
— Хватит! — я остановил кузнеца. — Не твоя, а моя. Не ты его… я сам всех распустил.
— Моя. Некогда было разборки устраивать, когда возле форта стрелы летали. Наверстаю.
Стопарь вздохнул и отошел к горну, где усердно что-то перетаскивал Будда.
Мы затаились на стенах. После предательского нападения «братьев», в любого чужака было нацелено не менее пары острых стрел.
…Это оказались хорошо знакомые нам обитатели верховьев Змейки. Они остановились возле ворот и сложили оружие на землю — заведенный мною порядок, теперь никто не осмеливался нарушить. После этого Свистун, осмотрев каждого, пропустил гостей внутрь.
— Даже Святоша до такого не додумался… Вы всех так проверяете?
Крупнолицая женщина — глава отряда, недовольно обратилась ко мне, указывая на свои вещи, сложенные возле входа.
— Всех! — я не счел нужным оправдываться. В прерии не могли не знать о наших разногласиях с монахом. Сторонников у новоявленного проповедника нашлось немало — и, как не раз было в истории, могли объявиться и фанатики… После страшного ранения Алисы, подобное не казалось бредом.
— Ну… и ладно. — Она уселась на предложенную скамейку. Ее спутники расселись рядом, молча, ожидая последующего разговора.
— Ты про эпидемию знаешь?
Она слегка прикусила губу — я кивнул.
— Во все земли пришла беда…
— Мои люди ходят тропами прерий. И первых зверей с пятнами смерти увидели раньше всех.
— А что не предупредили тогда?
— О чем? Среди всех обитателей долины, один лишь Док мог понять, что случилось. Он и сказал… когда догадался. И мы оповестили всех, кто был рядом. А посылать охотников специально, я не стал. Док и сам ушел в поселок у озера — оттуда вести разносятся быстрее.
— Ну да… ясно.
Она замялась.
— Со мной две девушки. Примешь к себе?
Я посмотрел на ее спутниц. Обе невысокие, даже слегка коренастые, но при этом не казались тяжеловесными, скорее, просто крепкими и сильными, давно и прочно ставшими на ноги в этом новом мире. О том свидетельствовала и их одежда: штаны из шкур степных козлов, прочно сшитая обувь, непромокаемые накидки из хитро сплетенных листьев. За поясами у каждой ножны — сами клинки Свистун сложил в общую кучу.
— Почему за них просишь? Сами не могут?
— Можем! — одна из девушек привстала. — Мы с сестрой жили далеко отсюда — в горах. До тех пор, пока на нас не напали уголовники. Старшего из них все называли, словно черта какого… Бес, кажется. Точно — Бес! Я запомнила.
Мы молчали. Не столь давние события с бегством Блуда и поисками остатков банды, еще не успели выветриться из памяти. Волкобой, стоявший с краю, чуть сощурил брови — ему-то преследование запомнилось лучше всех…
— После них у нас не осталось мужчин — всех вырезали. Нас… оставили. — Она чуть стиснула зубы. — Только мы ночью задушили их сторожа и убежали. Спустились в долину, узнали про войну и вообще, про все… Скитались из селения в селение. Вроде никто не гонит, но и не сказать, что рады. Если ты не примешь — уйдем назад, в горы. Больше некуда.
Широколицая грустно добавила, когда девушка села:
— Все так… Они девки — а таких, в долине, пруд пруди. Кому нужны? И так, — она скосила глаза на наших охотников. — Мужчин на всех не хватает. После вашей войны с Сычом, на восемь девчонок едва ли один сыщется… и то, уже при семействе.
Ната слегка толкнула меня в бок:
— Ты становишься популярен, милый… И девушки ничего.
— Да?
Она состроила мне глазки:
— Ну-ну, не отворачивайся. Вижу ведь, уже решил!
— Нет. Не решил. Не ко мне лично они пришли — в форт. Вся долина считает, что мы живем лучше других.
— Так ты и хотел этого… Что мешает остальным жить так же?
— Вот и спроси сама…
Вопрос с девушками оставили на вечер — когда соберутся все жители форта. Не желая прослыть полным диктатором, я хотел, чтобы такие решения иной раз обсуждались всеми. Да и сам факт, что новоявленные члены рода будут принимаемы общим голосованием, заставлял новичков относиться к этому более серьезно…
— Ну… А ты что хочешь? Им помогла — вижу. Но ведь не для того шла?
Женщина кивнула:
— Зови меня Радой. Друг твой мне кличку придумал — пусть сам и носит. А у меня имя есть. Пришла, потому что кроме как у тебя, помощи просить негде. Больные у меня в селении… трое. А нас и так мало, двенадцать всего. И из них девять — бабы. Три парня прибилось — и те слегли… Я последняя.
— Мужик?
Она недоуменно посмотрела на изумленного Стопаря:
— С катушек съехал?
Мы засмеялись.
Она хлопнула себя ладонями по широким ляжкам:
— Дожила, мать вашу… Вот, значит, кем стала! Мужиком!
Когда смешки затихли, она, уже с грустью в голосе сказала:
— И, правда, ведь… мужик. Все сами. На зверя — сами. На рыбу — сами. Землянки копать — тоже мы. В селение, на Мену — только я… мужчины вообще не хотят там появляться. Вот и выходит — мужик.
Ната, вмиг посерьезнев, задала вопрос:
— Ты прости его, — она укоризненно посмотрела на смутившегося Стопаря, — Он не со зла. А помочь тебе мы не можем. У нас тоже заболевшие есть… правда, не от чумы. И Док все перепробовал… не помогает. Вот и они, — она указала на Травника. — Тоже помощи просят. А чем помочь? Никто не знает.