Многочисленные взгорки и густые заросли трав надежно прятали их от чужаков, а сами жители не особо жаловали бродячих охотников, предпочитая ни с кем не иметь близких отношений. Я понял, что это заслуга Кремня, таким образом, старающегося сохранить свою власть над этой группой уцелевших. Вымогатели Сыча в их селении почти не появлялись — что даже удивительно. Но я отнес это за счет искусства вожака селения — не так-то легко найти тех, кто не хочет, чтобы их обнаружили. Впрочем, помощи менее удачливым селениям они тоже не оказывали — сказывался характер Кремня, о замкнутости и откровенной нелюдимости которого, мы уже были наслышаны. В общем, как и многие в долине — ни вашим, ни нашим…

Насколько я понял, по сбивчивым словам, ребенка, победа над бандой вряд ли обрадовала этого человека — скорее, наоборот. По резким и злым выкрикам, Зоя догадалась, что его бы больше устраивала грызня, растянутая на очень долгое время…

— Так… понятно. Ладно, ты, вижу, устала…

Вместо ответа она прильнула ко мне бочком. Я загасил огонь, приготовил оружие и лег сам, пожалев, что вынужден провести ночь в прерии без своих друзей и Угара — одинокому страннику угрожает куда больше опасностей… а теперь еще и девочка, которую я твердо решил привести к нам.

Она уснула почти мгновенно — наплакавшись и издергавшись за бесконечный день ожидания своего «покупателя». А я только хмурил брови, желая самому тщедушному мужичонке, провести подобную ночь — в ежеминутной опасности быть найденному бродячей стаей крыс-трупоедов!

Рано утром я разбудил ее, заставил умыться в ближайшем ручье и вновь направился к месту ее вынужденного ожидания. Новых следов не появилось — Трясоголов так и не вернулся за своей пленницей. Скорее всего, он решил, что она уже мертва — и не стал тратить время на возвращение не очень-то покорной пленницы. Логику этого человека я вполне понимал — выжить в условиях прерий, будучи связанным, сложно и взрослому. Но зачем было вообще, оставлять?

Следовало возвращаться… Крюк получился немалым — если кто и мог случайно наткнуться на наши следы, то, как не пытайся сбить преследователя с толку, возможность встретиться все равно оставалась. Люди в прерии многое переняли от Совы и Чера, и теперь искусных следопытов хватало во всех селениях. Хорошо хоть, я еще до встречи с Зоей миновал охотничьи угодья поселка.

Выдержать моего шага она явно не могла — и почти сразу стала отставать. А я не хотел терять время — следовало поскорее вернуться, к своим, и донести до людей совет полубезумной старухи.

— Иди сюда. Я понесу тебя на себе. На шее.

Она доверчиво протянула мне руку. Я ухватил ее и рывком усадил девочку на загривок. Она вскрикнула:

— Ой!

— Не ойкай. С твоими темпами мы далеко не уйдем. А так попробуем… вот отдохнешь, там видно будет.

Ее голые ноги покачивались возле моего лица. Все в многочисленных царапинах и порезах — острых краев стеблей и граней камней вдоль берега Змейки, где мы шли, хватало с избытком.

— А ты тоже носишь длинную накидку?

Вопрос девчушки меня озадачил…

— Накидку? Нет. Ты же видишь — вот моя одежда. Про какую накидку ты говоришь?

— Мы, пока шли сюда, встретили двух, в накидках. Я ждала. А Трясун о чем-то договаривался с ними. И у них еще такие рисунки есть… — Она сделала жест рукой, изображая крест.

Я резко остановился. Похоже, храм Святоши, находится где-то поблизости… Без особой нужды, его послушникам нет смысла шастать возле этих берегов. Возможно, он уже предупрежден о нашем появлении в поселке — сохранив жизнь тем, двоим, я сам дал возможность им вернуться и рассказать «пастырю» о смерти Лысого. Какое решение примет Святоша? Будет бороться с чумой… или собирать паству для повторного нападения?

Прежний план следовало подкорректировать… Я решил спуститься вдоль течения, как можно ближе к поселку, где впервые столкнулся с охранниками «синих», после чего один из них навсегда остался лежать в кустах, а другой исчез в необозримых просторах прерий. Люди Святоши, после похищения Дока, рыскающие вдоль границ Черного леса, вряд ли станут караулить сам поселок. Собственно, встречи с «братьями нового ордена» я не боялся — после лютых схваток с уголовниками, они не казались столь серьезными противниками. Но я был не один…

Мне подумалось… — Редкие дети, иногда встречающиеся среди жителей прерий, сейчас видят намного больше своих сверстников, оставшихся там… и столь же быстро, взрослеют.

— А ты — тот самый? Да?

Ее голос, чистый и звонкий, словно журчание горного ручейка, звучал уже вполне спокойно. Я усмехнулся — будь на моем месте наш индейский друг, имя для девочки уже появилось без особых проблем…

— Как понять — тот самый?

— Тот, который хочет всех объединить? Вождь Форта?

Я даже смутился — вот уж никак не ожидал, что обо мне будут знать даже дети. Да, новости и слухи в прериях, распространялись куда быстрее, чем это могло показаться раньше…

— А ты хотела бы? Чтобы все жили, помогая друг другу?

— Нет.

Она дрыгнула ногой — я шел сквозь колючки, и одна из веток больно хлестнула ее по оголенной коже.

— Прости. Я случайно… Надо бы тебя одеть получше… в Форте девушки сошьют. А почему, ты против?

— У нас говорили, если вы станете главными, то нам придется на вас работать. А наши женщины и так очень много делают. Кремень никому не позволяет сидеть просто так.

— Раз они много работают, тогда что ж ты вся ходишь в рванье? Или, у вас мало шкур?

— Кремень редко охотится на зверя. Мы меняем шкуры у бродячих охотников, или он приносит их из поселка, что стоит у большого озера.

— А что он носит на мену?

Она промолчала. Я решил, что вожак их стана накрепко вбил в головку юной девчушки, что рассказывать о тайнах становища никому не следует…

— Соль… или яд.

— Яд? — Если с солью мне все было ясно, то второй предмет для обмена не совсем понятен. Впрочем, соль тоже нельзя достать так просто — наш поход за оной и жуткое членистоногое запомнились хорошо.

Своей шеей я ощущал почти оголенные бедра девчушки — назвать одеждой те полуистлевшие тряпки, которые на ней висели, постеснялись бы последние бомжи… А Белка еще и непроизвольно сжимала их, боясь упасть, когда я пригибался, чтобы пройти под очередным кустарником. Верхушки многих растений тоже имели колючки и острые шипы — следовало что-то набросить на ее тельце. Я остановился, решая, чем прикрыть девочку. Она истолковала остановку по-своему:

— Я сверху хорошо вижу! За нами никого нет! И впереди тоже!

— Тише… все ты знаешь.

— Не все. Наши мужчины много рассказывали — как прятаться, как кидать нож, как разжечь костер…

— А как не быть проданной своим же вожаком, не говорили?

Она чуть запнулась…

— Кремень всех старше… Когда Ласка попробовала меня защитить, он ее так ударил, что она упала, вся в крови. Остальные молчали. И потом… Он всегда повторял, что мы теперь стали другими. Дикими. И жить будем, как дикие. А про прошлое надо забыть. Потому, что, если его вспоминать, тогда придут те, кто будет охотиться на нас. Мама с ним часто спорила, но он никого не хотел слушать и всегда кричал громче всех.

— Ты не хочешь обратно… к своим?

— Теперь — нет. Ты сильнее Кремня, значит — будет так, как ты решишь. А он говорил, что теперь прав всегда тот, кто сильнее.

— Заладила — он сказал, он говорил…

Она сердито воскликнула:

— Но ведь это правда? Ты же сильнее? И все знают, что вы никого не боитесь! Даже тех, кто приходит в синих куртках!

— В синих куртках?

— Ну да, — она беспечно размахивала ногами, не давая мне разглядеть дорогу — Их все боятся, кроме вас. Так же?

— Ага… Похоже, у вас в становище до сих пор не знают, что боятся уже вроде, как и некого.

— Ну, почему? Ночью иногда приходят черные скорпионы… такие большие, что их прогоняют все вместе, иначе смерть. Собаки тоже, забегают… Тетку Хромоножку, прямо из землянки вытащили.

— И никто не вступился?