Наметанному взгляду открывались едва заметные силки и прикрытые листвой, ямы — ловушки охотников на мелкую и крупную дичь. Пожалуй, они были даже еще более неприметны, чем едва намеченные тропки зверей… Несколько лет дикой жизни превратили большинство уцелевших, в искусных охотников, заставив их вспомнить давно и прочно забытое искусство выживать, подобно Сове и его далеким предкам. Я усмехнулся — давно ли сам был таким? Казалось, память сотен давно ушедших поколений вернулась ко мне, научив в мановение ока скрываться за любым укрытием от врага, нанести точный удар ножом, выпустить смертоносную стрелу… И, кое-кто — я невольно прикоснулся к скальпам, нашитым на походный плащ-накидку — мог бы это подтвердить! Да, сейчас это стало возможно. Мы, живущие в этих диких условиях, уже совсем не походили на тех, кто с испуганными глазами, полными отчаяния смотрел на вздыбленные горы перекореженной земли, чудовищные в своей мощи пожары и осатанелые ветры. Выжившие — научились жить…
Ближе к вечеру я стал присматривать место для отдыха — не следовало встречать ночь, не озаботившись надежным укрытием, как от дикого зверя, так и внезапной непогоды. Это непреложное правило стало законом для охотников прерий — и горе тому, кто им пренебрегал! Выбрав, на мой взгляд, самое подходящее, я натаскал хвороста и устроил в вырытой земле небольшой костер, достаточный для того, чтобы вскипятить воду. Дым от него стелился по земле и рассеивался среди травы, уже через пару десятков шагов не видный никому, кто мог бы меня преследовать. Я не опасался этого — после гибели Клана, вряд ли кто осмелится идти по нашему следу, но, приученный к осторожности, делал все автоматически. И, делая все обстоятельно и тихо, сразу уловил, донесшийся до меня полустон — полувсхлип…
Несколько неслышных шагов, которым мог бы позавидовать и Череп, привели меня к небольшому ручью. На полянке, образованной давно прошедшим пожаром, спиной к валунам, сидела на земле девчушка, лет десяти. Их оставалось так мало в долине, что мы почти отвыкли от детей, и я был немало удивлен, увидев ее здесь — одну. Еще большее удивление вызвало то, что руки у нее связаны за спиной, а к травяной веревке подвязан увесистый булыжник… Любое ее передвижение оказывалось невозможно, из-за такого груза. Мое появление заставило девочку испуганно сжаться.
— Ты кто?
Она скривила губы, готовая заплакать. Я присел перед девочкой:
— Не бойся меня… Я из Форта. Знаешь о нем?
Она, молча, кивнула.
— Люди Форта никого не трогают… Как тебя зовут?
— Белка.
Она походила на затравленного зверька, и я вытащил нож. Девочка с ужасом смотрела на мою руку, даже не пытаясь отпрянуть в сторону. Я подсунул лезвие под травяные путы и освободил ее запястья. Она подула на руки.
— Это прозвище… А имя есть? Или, уже забыла?
— Зоя. Так меня мама звала.
— Зоя… Как ты сюда попала?
Она всхлипнула:
— Меня Трясун привел… Он меня выменял, на ампулы — у Кремня!
— Выменял?!
Я опешил на секунду — похоже, что девочку просто продали, как продают обычную скотину… О рабстве в долине уже упоминали — после пришествия Сыча и его ублюдков, этот вопрос не казался чем-то невозможным. И, получалось, кто-то, вновь вершил свои темные дела!
— То, что тебя купили, я понял… А кто, говоришь, тебя продал?
— Кремень! Я ему не нравилась, и он меня часто бил и ругал.
— Ты из его стойбища? Чем ты ему не нравилась?
— Он говорил, что я очень маленькая и меня надо долго кормить — прежде чем вырасту и смогу отплатить за все его заботы.
Я свел брови на переносице. Девочка, приняв мое раздражение на свой счет, снова сжалась и прикрыла голову ладонями.
— Не бейте!
Я, молча, отвел ее грязные ладошки и погладил по спутанным волосам.
— Тебя больше никто не будет бить. Вставай… — я протянул ей руку. — Ты здесь одна?
— Да. Трясун привязал меня к стволу, а сам ушел.
— А почему ты их не перерезала? У тебя есть нож? Уже давно никто не бродит по прериям без оружия.
— Был. Он его отнял — сказал, что маленькой девочке ни к чему такие игрушки. И что я должна его слушаться и делать все, что он скажет. Потому что он дал за меня очень хорошую цену! Я слушалась…
Она снова всхлипнула и отвела глаза в сторону. Я почувствовал недоброе…
— Что это значит?
— Ну… — она замялась, подыскивая слова. — Когда он увел меня из селения, мы ночевали в травах. Мне было страшно, и он велел мне лечь рядом. А потом сказал, чтобы я поигралась, с его штучкой… Только я знаю, что это значит!
Я молчал, продолжая смотреть на ее чуть вздрагивающие губы.
— Он… он снял с себя штаны и пригнул мою голову к этой… штучке. А я его укусила.
— Ну ладно, хватит. Не плачь больше… вытри слезы. Я отведу тебя к нам. В Форт у Синей реки. Ты слышала, что-нибудь, про нас?
— Да. Кремень и другие часто говорили про вас — и всегда ругались при этом!
— Почему ругались?
— А он всегда становился злой, когда начинали вспоминать про Форт и ваши порядки… и всегда старался заставить людей замолчать.
— Ясно… — я помог ей подняться. Девочка казалась такой маленькой, такой хрупкой, что страшно и прикоснуться. Но я понимал, что это впечатление обманчиво — все слабые уже давно погибли. Хоть она была еще ребенок, но ребенок, сумевший пережить многих взрослых… Похоже, на момент Катастрофы ей несказанно повезло. Если, конечно, это можно считать везеньем… И то, что она смогла уцелеть, а потом и выжить, в этих суровых условиях. Впрочем, так повезло и Немому — если бы не ящер…
— Сколько людей в вашем стойбище? Ты можешь сказать?
— Я умею считать — меня мама научила… — она, вспомнив что-то, вдруг сразу замкнулась, скривила лицо… Я осторожно погладил ее по голове. Она, внезапно ринулась ко мне и повисла на шее:
— Мамочка моя! Она умерла! Мама!
Девочка плакала без истерики — но только вздрагивала всем телом и крепче прижималась. Похоже, на прежнем месте ей не сильно перепадало с лаской…
— Зоя… Белка, сколько тебе лет? Ты знаешь, что с тобой случилось? Твоя мама… она погибла, еще тогда?
— Нет. Недавно. Когда начался большой пожар, и все гремело — мне исполнилось пять.
— Ты уверена? — Вид девчушки вполне соответствовал названому сроку.
— Да.
— Ну, хорошо… А теперь ответь мне — так, сколько в вашем становище жителей?
— Девятнадцать. Пятеро мужчин и пять девушек. А все остальные, как моя мама.
Я качнул головой, отметив про себя, что все, кто старше пятнадцати лет, должны были казаться ей едва ли не стариками. Похоже, поселок Кремня примерно такой же, как и большинство прочих — с преобладанием женщин и, тем не менее, неограниченной властью мужчин над ними.
— Кремень увел ее в кустарник, а назад вернулся один. Он сказал — ее убили страшные звери.
— Так и сказал? Погоди… значит, она была с тобой? И она поги… То есть, пропала, только что?
— Да. У нас много страшных зверей! А Трясун говорил, что здесь их меньше — и что мне не надо бояться, раз я ухожу вместе с ним.
— Так. Он давно ушел?
— Еще вчера вечером…
— И оставил тебя связанной, на целую ночь?
— Да… — девочка снова подтвердила, испуганно сжавшись. Похоже, она не выносила громких слов. По-видимому, ее уже приучили к тому, что вслед за криком неминуемо последует жестокое наказание…
— Ты хочешь есть?
Она не ответила — но без слов протянула ко мне маленькие ручонки. В глазах сразу появился безнадежный вопрос…
— Не здесь. Мои вещи лежат недалеко. Еда там. Сейчас я тебя накормлю!
Мы покинули выжженную площадку, и через пару минут Белка-Зоя уплетала мои припасы с быстротой оголодавшего волка — глотая, чуть ли не жуя!
Я остановил ее руку, протянувшуюся за очередным куском:
— Не спеши. Немножко потерпи — потом я разрешу тебе взять еще. Давай продолжим…
Зоя рассказала мне все, что знала. Их становище находилось почти на самом краю восточных прерий, вплотную соприкасаясь с границей желтых песков. В тех местах, совсем недавно, мы с чудовищными усилиями сумели оторваться от преследования Грева — тогда лишь неожиданная помощь бывшего зэка помогла избежать гибели…