— Резонно… — я усмехнулся. — Наша связь не очень-то похожа на традиционную.

— И все? Это я и сама понимаю. Думала — ты скажешь, что ни будь более интересное…

— А что я могу сказать? Спроси любого, кто старше тебя лет на десять. Или, любую — и всякий раз услышишь мнение, отличное от предыдущего. Да только зачем тебе это? Мы, благодаря… или, постольку так случилось, стали намного свободнее в своих поступках. Некому у нас ни запрещать, ни разрешать.

— Если не считать тебя самого…

— Не подначивай. Я не самодур, и никого не заставляю гнуться перед собой. А то, что я требую от других… это не более чем норма, от выполнения которой зависит — как мы будем жить? Я не принуждаю к жизни по указке…

Ната вздохнула:

— Вот ты и стал вождем… Хорошо, что нашим, а не чужим. Это тебе так кажется, что все вокруг довольны и такой порядок всех устраивает. А если присмотреться — далеко не так. Сова тянет на себя, Святоша в поселке — в свою сторону. В долине разброд, каждое поселение все больше отдаляется от других. Люди словно забыли, что с ними случилось… Везде вожди, главари, диктаторы — называй, как хочешь. И не очень-то они рвутся под твою власть.

— И слава небесам за это… Мне и в форте дел по горло — а не то, что чужие проблемы решать.

— Неправда… — Ната подняла глаза от пола. — Не лги сам себе. И мне не надо. Их проблемы очень скоро станут нашими. Это пока все равно — кто, с кем и как? А вот Святоше — не все равно. И некоторым удельным князькам — тоже. Весь Озерный поселок стараниями бесноватого монаха настроен против форта — не знаешь разве? Мало нам одной войны, с бандитами, еще и между собой теперь будем выяснять — кто круче?

— Ты сегодня что-то странная… То об Элине говоришь, то о долине. С чего бы?

— Сова завтра придет, с тобой беседовать — о будущем. Мне Ульдэ передала — а он ей.

— Вот как? — я слегка удивился. — С каких пор индеец стал предупреждать о своем появлении? Или, это не простой визит? Между друзьями так не принято…

— С тех пор, как ты стал вождем, он старается бывать здесь пореже. Ты не замечаешь за собой, как изменился…

Мы надолго умолкли. Слова Наты запали в душу — я и в самом деле стал более резок с людьми, нетерпелив и скор в принятии решений. И, возможно, не всегда верных…

— От часу не легче… Сначала Элина. Потом Сова. А теперь еще и все остальное… Нет, пожалуй, я начинаю жалеть о том, что, когда-то принял решение здесь поселиться.

— Это ничего не меняет. Не здесь — так в ином месте. Люди потянулись бы именно к нам. Сова прав — долине нужен вождь! Плох ты, или хорош, но я предпочитаю, чтобы этим вождем был именно ты. Это не из тщеславия — мой муж самый-самый! Нет, просто элементарный расчет. Нам проще слушать тебя, чем, кого-либо, другого.

— Что все-таки происходит, Ната? Раньше ты не перескакивала с темы на тему… а сегодня, словно тебя кто за ниточки дергает! И слушать приходиться, кстати, самому-самому!

— Не скажу, чтобы у меня имелся большой выбор! — Ната засмеялась. — Один единственный мужчина на сотни километров вокруг! И полная уверенность в том, что он — последний! Что оставалось делать бедной девчонке? Только, что и ложиться в постель этому суровому дяденьке!

— Ну, знаешь!

Я сгреб ее в объятия и немилосердно сжал.

— Отпусти! — она задыхалась от смеха. — Больно ведь! Ну, отпусти же!

— Будешь еще?

— Нет! Честное слово!

— То-то.

Ната привела себя в порядок и вновь прильнула ко мне:

— Ты все такой же… Откровенный, до предела. Можешь говорить со мной, о чем угодно, и не покраснеешь.

— А зачем мне краснеть? Я не в том возрасте, чтобы быть похожим на желторотого мальчишку, млеющего при виде оголенных женских ножек!

— Да?.. — Ната лукаво приподняла подол свой юбки, показав точеные линии бедра… Я ухватился за него ладонью и опять прижал ее к себе:

— Будешь так делать — сама знаешь… разговор прервется!

— Ну и кто не мальчишка? Да ты загораешься быстрее любого парня — стоит только тебе увидеть голые ягодицы!

— А это плохо? По крайней мере, реагирую на женские, не на мужские!

— Бррр… — Ната откровенно поморщилась. — Не представляю, что ты мог бы быть способен на такое.

— И хорошо. Твои ножки, или ножки Элины, меня возбуждают куда больше, чем самые стройные — но иного пола.

— Не надо, — она отодвинулась от меня и вытянула вперед руки. — Не смей! Ты опять все сводишь к постели — а я просто хочу с тобой поболтать… Мы и так стали редко общаться. Ты весь в заботах и делах — а я скучаю…

— Ну, извини… Иди ко мне!

Она доверчиво подсунула свою головку мне на колени и устроилась на постели, свернувшись в клубок, как кошка.

— Теперь ты опять добрый. Если бы я сама не видела, как ты можешь бить — ни в жизнь не поверила, что ты на такое способен.

— Когда исходит угроза мне, или, моим близким… Я вообще, впервые поднял руку на человека всерьез, — всякие драки юности не в счет! — только сейчас. А раньше и не подозревал, что смогу убивать…

Она вздохнула:

— А я всегда знала — что смогу.

— У тебя была иная жизнь…

Мы постепенно перешли на шепот, словно нас мог кто-то подслушать, а затем и уснули, под мирное потрескивание сгорающих дров, в очаге…

Элина ночевать не пришла. Я, проснувшийся первым, сразу ощутил пустоту с одного бока — и непроизвольно коснулся подушки из трав, рукой. Нет, девушка, не захотевшая провести с нами вечер, не захотела вернуться и на ночь. Это было нечто…

Не став будить Нату, раскинувшуюся на постели после моего подъема, я тихонько оделся и вышел наружу. Было очень рано — холодный туман, пришедший с реки, еще клубился на внутреннем дворе форта, а утренняя свежесть заставляла ежиться привыкшее за ночь к теплу, тело.

Свистун, дежуривший на скале, перегнулся через перила ограждения и посмотрел на меня. Я махнул рукой — «Не шуми…» Кроме меня, возле столба, ставшего, с легкой руки Совы, тотемным, еще никого не было. Даже Туча, обычно поднимающаяся раньше всех, не суетилась возле кладовой. С недавних пор, приняв во внимание, сильно увеличившееся население, я отдал распоряжение в каждом доме готовить самостоятельно — по желанию, конечно. С одной стороны, старухе стало намного легче, с другой — нечем заняться… Она проводила время, пересчитывая и приводя в порядок все то, что мы добывали и приносили из прерий или леса. Не то, что бы Туча совсем отошла от кухни — она, по-прежнему, кормила и частых гостей, и просто тех, кому не хватало времени сварить себе обед.

Я поднялся к Свистуну.

— Ничего?

Он пожал плечами:

— А что должно случиться? Еще и не рассвело толком — вон, на севере, едва-едва береговые холмы проглядывать стали. А что? Ждем кого-то?

— Вроде того… Белая Сова придет.

— Ну и? — Свистун несколько удивился. — И что с того? В первый раз, что ли?

— Не первый. Но — особенный.

— ?

Я отмахнулся от сторожевого, сам не зная, как реагировать на неожиданное сообщение Наты. Да еще и отсутствие Элины выбивало меня из колеи — позабытое чувство ревности, змеей вкралось в грудь и не давало думать ни о чем ином…

Индеец и Ясная Зорька появились через час. Они шли по песчано-глинистой круче, высоко вздыбившейся на нашей стороне берега, и по их виду нельзя сказать, что они проделали далекий и утомительный путь — а ведь от типи Совы и до форта не близко. Он был облачен в удобный и красивый наряд, и, если не заплечный мешок да переброшенная за спину, тушка подстреленного крола — индеец выглядел как вождь, идущий на переговоры к белым. Видимо, наш жевгжг друг, действительно готовился к серьезному разговору, и хотел появиться в селении у реки не усталым путником, но полным сил и энергии духовным лидером прерий… Я представил его сидящим в седле — наверное, далеко не каждый из жителей долины смог бы быть так же важен и представителен. Но о том, чтобы оседлать пхая, оставалось только мечтать…

Под стать мужу, была облачена и его молодая жена. Зорька, после гибели Дины — Тихой Реки — осталась единственной подругой индейца. И что-то не похоже, что он собирался завести себе вторую. Возможно, прошлый пример был скорее исключением из правил — если только Сова не думал о своем возрасте. Зорька моложе него даже более чем Ната, по сравнению со мной — почти на тридцать лет…