Как-то раз, когда Элина, ставшая, после последнего похода раздражительной и скрытной, ушла к Туче, сославшись на неотложные дела, мы остались вдвоем с Натой. Угар — пес вообще не считал нужным ночевать в землянке и подолгу пропадал в прерии, сам по себе — тоже отсутствовал.

Ната покрутилась у очага, приготавливая ужин, потом накрыла на стол. Мы поели…

Глядя на ее задумчивые глаза, я не мог отделаться от мысли, что мне знакомо такое выражение… и не ошибся. Она внезапно отложила чашку с отваром и спросила:

— Дар! Ты отпускаешь ее, уже в который раз. И она всегда говорит, что ей надо. А ты даже не спрашиваешь — зачем?

— Интересно… Ты ревнуешь?

— Я?

— Ну… Раз ты об этом заговорила.

Ната поджала губы и сухо бросила:

— Нет. Не я — ты должен ревновать.

— Есть повод?

Она пожала плечами… и склонила голову.

— Наверное, нет. Просто я навыдумывала себе… Но, согласись — разве не странно это? Или, не так?

— Ната, Ната… Если Элина захочет уйти — разве мне ее удержать? Нет. Кроме этого… Я не позволил ей одержать верх над Ульдэ — могу ли теперь ее останавливать? Но я не верю, что у нее мог появиться…

— Почему? Ты замолчал — боишься произнести это слово? У молодой и самой красивой девушки прерий не может завестись любовника? Да возле нее охотники крутятся, как мухи возле меда!

— Не надо, Ната. Ты сама в это не веришь… Мне кажется, дело тут в чем-то ином. Я не знаю! — предупредил я ее вопрос. — Не знаю. Но здесь все не так просто. Мне так кажется, что Элина…

Я умолк, внезапно подумав, что Ната куда ближе к истине, чем я. В конце концов, женщина женщину знает и понимает куда лучше, чем мужчина, пусть даже настолько близкий, как мы с Элиной…

— Ты считаешь, что она способна что-то скрыть? Ната, ты что-то знаешь, и не хочешь мне говорить? Или же, это все только твои предположения? Я не боюсь истины…

На этот раз она отрицательно тряхнула своими отросшими волосами — они у Наты уже давно спустились до талии и стали едва ли не такими же густыми и даже более волнистыми, чем у Огненного Цветка.

— Нет. Ты прав, конечно. Элина и измена? Нет… я ей верю!

— Вот и я — верю. А уходит… что ж, пусть уходит. Если ей там лучше — это минус, для нас тобой. Для меня. Когда соскучится — вернется.

— Боишься ее потерять, да?

— Боюсь… — я был откровенен. — И ее боюсь потерять, и тебя. Если это случится — жизнь потеряет всякий смысл…

Ната подсела поближе к очагу и протянула к нему ладони…

— Льстит самолюбию, конечно… Что-то сыро у нас. Хоть и дом, не землянка — а все равно, сыро. Почему бы, нам не строить на высоком фундаменте? И для обороны каменные стены надежнее этих стволов. Когда-нибудь, сгниют они… Баню же мы сделали?

— А сколько это потребовало труда? Представь себе, какое количество валунов придется сюда принести, сколько раствора замешать! Баня ведь — из кирпича. А кирпичи — из глины. Не камень… Да и перекрытия для крыш все землей закиданы, вместе с илом и глиной. Нет, эти постройки всех устраивают, а что в них отопления не предусмотрено… ну, знаешь, хорошо хоть такие есть. Вон, в других поселениях, вообще, живут, чуть ли не в шалашах! Очаг пристроить всегда успеем. Не зима. И знаешь — обращайся-ка, ты с этими вопросами, к Бену. Он у нас главный по строительству.

— То же и услышу… — Ната скорчила гримасу. — Шуток ты не понимаешь. Конечно, я рада нашим домам. Просто тебя позлить захотелось — а то ты уж больно всем довольный… Эх, скорее бы Чер лошадей приручил, что ли? А то поглядывает на них, как Бугай на мясо… представляешь, как бы здорово стало? Через все прерии — и верхом!

— Ага. А еще, какие пожелания будут? Пхая оседлать — самому себе могилу приготовить. Это не те лошадки, какие ты в кино раньше видела. Со спины сбросит и тобой же и позавтракает…

— Ну, тогда, хоть Стопарь самодвижущуюся телегу изобрел, что ли?..

— Неплохо бы и такую, — серьезно ответил я. — Во всяком случае, в его способностях я не сомневаюсь. Надеюсь, дойдет и до этого.

Ната улыбнулась и взъерошила мне волосы пятерней.

— Оброс, словно Леший… Постричь тебя, что ли?

— Зачем? Мне так нравится. Вон, Сова носит свои косы, и ничего… И остальные, на него глядя — тоже стали. Чем же я хуже?

— Да уж… Будете потом все, как дикари. Еще перья в них вставь — и полное сходство!

— Перья не вставлю. Не бойся.

Она рассмеялась:

— Нет, Дар, ну серьезно! Лучше так не носи — хватит с нас одного индейца! Ты с короткими, намного сексуальнее!

— Как, как?

— Ну… мне так больше нравиться!

Она увернулись от моих рук, и, зачерпнув воды из глиняного горшка, окатила меня ею.

— Остынь!

— Я тебе!

Ната взвизгнула и попыталась спрятаться под шкурами — но я уже вытягивал ее за лодыжку на себя… а потом мы сплели свои руки и губы в одном жарком, продолжительном объятии!

— …Ты такой нежный… Дар, ты всегда такой был?

— Нет, наверное. А может… не знаю. Как тебе ответить?

— Как всегда — правду. Что, тебе никогда не говорили, что ты очень ласковый?

— Говорили… Иногда. Только редко. И я тоже — редко.

— Ответные ласки были иными? Странно…

Я сделал недоумевающие глаза.

— Вероятно, ты ждал большего… А, я? А мы, с Элиной — мы ласковые?

— Честно?

— Да.

— Ты… Только без обид — более… нет, не грубая! Совсем нет! Ну, не знаю, как сказать. Более закрытая, наверное. Элина — другая. Но ты…

— Я поняла, — она приложила мне палец к губам. — Не объясняй. Элина — она как кошка. Мне иногда завидно, когда я вижу, как она ластится к тебе… Сама чуть не ревную, от досады. Но потом успокаиваюсь — ты не делаешь между нами различий.

— Конечно. Иначе бы мы не смогли жить вместе.

— А в постели? — глаза у Наты чуть сузились, и было непонятно, смеется она, или настроена серьезно… — Она ведь лучше меня, так? Не смущайся… Я знаю — она кажется тебе более желанной. Девочкой… Это потому, что она — вернее ты! — у нее первый. И единственный… Пока. Только не думай, что я на что-то намекаю! А я… Сам знаешь. Скажи — ты никогда не думал, что, когда я тебя ласкаю, я могла так поступать с кем-то другим? Тебе это не коробит?

— У меня была семья, Ната. И жена, которая тоже никого не знала, кроме меня. Элина мне немного напоминает ее… Нет, не внешне — они совсем разные. Но она, как и Элина… или скорее Элина, как и она, узнала мужчину именно со мной. И, как ты сказала — единственным. Пока… А разница — Элина может и Хочет делать для меня Все. А моя… на это была не способна. Но я уже говорил с тобой об этом. Что до твоего вопроса… Я забыл об этом. Не хочу вспоминать.

— Спасибо. Зато я — помню. Мне это кажется странным… хотя я могу ее понять. Далеко не каждая сможет пересилить себя настолько, чтобы отдаваться полностью. Так, как это происходит с нами. Со мной, с тобой и с Элиной.

Я слегка закусил губу — этот разговор был мне чем-то неприятен…

— Я уже неплохо тебя знаю… Ната, к чему ты меня готовишь? Мне кажется, что ты так и хочешь сказать о какой-то проблеме?

Ната тихо ответила:

— Надеюсь, что этого не случится. Как и ты. Элина мне больше, чем подруга. Ты нам… мне позволил такое, за что иные мужья могли бы и убить.

— Я не такой, как все.

Она уклонилась от моего вопрошающего взгляда и опустила головку вниз.

— Наверное, ты просто больше ее любишь…

— Если бы не любил — не смог бы, и… Может, хватит? Я и так кусаю себе руку, вспоминая, что вам пришлось вынести, когда мы притирались друг к другу, в городе. И чувство ревности мне тоже знакомо. Конечно, рано или поздно, проходит даже самое сильное чувство — когда угасает первое, самое сильное влечение. Потом остается либо уважение и привычка — и тогда семья остается! Либо — полное нежелание видеть этого человека рядом. А это — «развод, галоши врозь и нам не пути». Вы обе очень юные… по сравнению со мной. Замужем за стариком.

— Поясни… — Ната пропустила мое замечание мимо ушей. — Ведь я не знаю, что такое — быть замужем?