Осторожно, прячась за взгорками и холмами, где ползком, а где перебежками, мы прошли около двух километров, так и не встретив ни одного зэка. Возможно, они остановились дальше, так и не рискнув углубиться в гибельные пески пустыни. Если так — самый трудный участок ждал впереди. Чер вновь ушел вперед — парень, единственный из нас всех, неплохо держался на ногах. Без девушек я еще мог составить ему компанию — но, обессилевшие Ната и Элина, поневоле заставляли оставаться с ними… Сказалось длительное бегство и напряжение всех этих дней. Что я мог требовать от юных созданий, и без того выложившихся в полной мере, до самого предела? Далеко не всякий мужчина смог столько продержаться…
— Если повезет…
Ната укоризненно кинула взгляд, призывая меня умолкнуть:
— О чем ты? Мы не дети…
Элина вздохнула, тоскливо посмотрев назад:
— Песок… Один песок. С ума сойти, всего несколько часов — вокруг будет сплошная стена трав! А здесь! Не побывала бы сама — не поверила!
— Я бывал в Польше. Так вот, там была такая местность… Размеров не помню, но она точь-в-точь, как настоящая пустыня. А это — посередине Европы! Тоже, в голове не укладывалось…
— Где сейчас та Европа? — Ната хмыкнула, не отрывая глаз от бархан, куда ушел следопыт. — И где та пустыня? А наша — вот она, рядышком… настоящая. Дар, ты видел змей, которые в песке, как рыбы плавают?
— Нет. Сова видел. Этот песок необычный — ты же заметила? Тот, прежний, более рассыпчатый. А этот… словно маслом смазанный. Наверное, и кроме змей что-то имеется.
Элина приподнялась на локте, сузив глаза, посмотрела вдаль и негромко произнесла:
— Возвращается…
Чер принес нерадостные вести. Бандиты, как мы и предполагали, не стали сильно углубляться в пески. Боле того, они заметили и переждали смертоносное облако в зарослях, и лишь теперь собирались идти на поиски. Может, до самого Каньона они и не дойдут — с ними Ганс, а тот должен знать, чем это грозит. Чер смог подобраться лишь на три десятка шагов — в условиях, когда вокруг голая пустыня, очень немало. Он скорее понял, что собираются предпринять главари, чем услышал. Грев и Весельчак, более благоразумные и терпеливые, чем проводник, жаждавший мести, решили, что мы, в конце концов, сами выйдем навстречу. Без еды, а главное — без воды, куда денемся? Или, совершим самоубийство, прыгнув в преисподнюю каньона — что для них обоих значило еще меньшими проблемами. Стоило ли, в таком случае, рисковать?
Выслушав Чера, я угрюмо кивнул. Грев, слишком хорошо знакомый по прежним стычкам, отличался хладнокровием и завидным терпением. Если Сыч мог заставить всех кинуться в пески, лишь бы насесть на наши спины, то этот берег людей — особенно, после боев в Черном лесу и мертвом городе. Откровенно говоря, я бы предпочел самого Сыча в числе преследователей, чем этого противника. Не меньшую опасность представлял и Ганс. Его ярко-рыжая лисья накидка на плечах не оставляла сомнений — глава желтошкурых не успокоится, пока не отыщет тех, кто перебил в руинах всех мужчин его селения. Третий вожак — тот самый, пресловутый Весельчак, не внушал особого страха — но я помнил его внимательные глаза, скрывающиеся за напускной бравадой… Этот знаком меньше всех, но вряд ли менее опасен.
— Что будем делать?
Я пожал плечами. Прорваться мы не могли — те, первые дни, когда уголовники, ошарашенные свободой и чудовищно изменившимся миром, бестолково суетились на месте, прошли. Это раньше, увидев горбатые спины овцебыков или острые, закрученные рога степных коз, они испуганно жались друг к другу. Это пару месяцев назад, дикие завывания волчьих стай, или рев громадных кошек, могли заставить зэков позабыть о приказе, а страх перед внезапным и дерзким нападением сковывал волю и самообладание. За прошедшее время они многому научились, пообвыкли, и сейчас мало отличались от прочих обитателей долины. Даже свои, пресловутые синие и черные куртки, они практически полностью повыкинули, переодевшись в кожу и грубо, но прочно сшитые рубахи. Только вожаки оставили себе безрукавки из черной, сильно выцветшей ткани — знак своего отличия от остальных. Не стоило удивляться — мы сами довольно быстро приняли условия проживания на этой земле. Иначе и не могло быть — в противном случае, о присутствии людей в долине уже бы ни что не напоминало…
Враг, хоть и получив несколько довольно серьезных уроков, не ушел. Более того, Сыч, по-прежнему, продолжал укреплять свою власть, подминая все селения в долине под свою руку. То, что мы еще сопротивлялись, походило на чудо. Более сотни свирепых бойцов больше полугода не могло истребить горстку партизан, но сейчас, похоже, вождь этого отряда мог погибнуть, вместе с девушками, доверившими ему когда-то свои жизни. Выхода я не видел…
— Что будем делать? — Чер тоже задал вопрос, повторив его вслед за Элиной. — Идти к зарослям… Нет, нельзя. Нас просто издали изрешетят стрелами. А если поймут, что нам нечем ответить — бросятся в атаку. Тогда…
— Тогда нас порвут в клочья. Но перед этим — вывернут наизнанку. Как сестру Лады. — Ната хладнокровно прокомментировала последние слова следопыта, отчего у нас с Элиной прошел озноб по коже. — Назад, так понимаю, смысла идти, тоже нет?
— Нет. — Чер кивнул. — Выбросы из каньона проходят с частотой примерно три раза в день. Точнее не скажу — мы здесь столько не находились. И не факт, что в следующий раз облако не спуститься к самой земле. Бандитам останется лишь подобрать наши кости.
Мы все умолкли. Перспектива вырисовывалась не из лучших…
С тихим шорохом, почти незаметно, мимо Наты проскользнула ящерица. Она достигала почти метровой длины, что сильно дисгармонировало с ее толщиной — не более нескольких сантиметров в обхвате. Почти змея, если не считать двух пар крепких ножек и мощного хвоста. Ящерица нырнула мордой в песок, сделала несколько движений — и исчезла в бархане, словно ее и не было вовсе. Через мгновение мы с Чером лихорадочно копали перед собой, проклиная себя за столь явную возможность избежать гибели. Ната, мгновенно оценив ситуацию, взобралась на вершину дюны и стала следить за стеной трав, откуда могли появиться бандиты. Элина, сбросив оружие, стала нам помогать. Вскоре мы выкопали довольно вместительную яму-лаз, укрепив ее верхний свод дротиками Наты, с натянутой на них курткой Чера — иначе песок, и без того норовящий обрушиться, просто завалил всю нашу работу. В яме, плотно прижавшись, друг к другу, могли уместиться все четверо — но оставались следы… Увы, мы мало походили на ящериц, умеющих вкапываться в пески подобно штопору. Как бы ни оплывал песок, постепенно скрывая всю нашу деятельность, для умелых и цепких глаз все стало бы ясно через пару минут. Я посмотрел на Чера. Охотник понял меня без слов.
— Я останусь наверху. Потом присыплю все и пойду назад… Я проделал этот путь, когда все начиналось. Я был с братом, когда мы искали выход из долины. И мне одному легче выбраться! А ты… Ты просто не сможешь найти дорогу!
— Не пори чушь. У нас невозможно заблудиться… — я несколько кривил душой — люди не раз терялись в прерии, или густых, заросших высокими деревьями, лесах. — Что на восток, что на запад — все едино, рано или поздно упрешься, или в пески, или в Синюю. Дорогу… Нет. Останусь я. К тому же, раз ты так в себе уверен — вот и вернешься с девочками. После всего…
— Но ты…
— Я все сказал.
Чер опустил голову. С каких-то пор со мной не спорили… Война приучила отдавать довольно жесткие приказы, от выполнения которых зависела жизнь всех борцов сопротивления. Это могло быть и не самое удачное распоряжение — но, отданное в минуты наибольшей опасности, оно не обсуждалось. Ната, не вставившая ни слова в наш спор, тревожно произнесла:
— Пора! Они выходят из зарослей. Идут цепью — мы почти в середине… Человек сорок! И на юге — тоже, какие-то фигурки!
— Значит, с севера тоже пойдут. У нас от силы пять-десять минут. Живо в яму!
Девушки и Чер нырнули в убежище. Я обвалил часть бархана, до того едва державшегося на подпорках, быстро пригладил песок ладонями и отошел на несколько шагов. Довольно искусный следопыт, вроде нашего умельца, смог бы обнаружить следы постороннего вмешательства в природу, но вряд ли охотники из числа «синих» — пусть даже с вожаком желтошкурых! — способны на такое. На всякий случай я подмел своей накидкой вокруг бархана — после этого уже никто не смог бы определить присутствие человека. Теперь, не мешкая, следовало убираться самому.
