Элина скорчила гримасу:

— У меня ножка болит… А вы, бессердечные, красотами природы любуетесь! Ну, придем, тогда и увидим, что там. Что гадать?

— Ладно, — я согласно кивнул. — Нам все равно, деваться некуда. Пошли.

Ната быстро забежала вперед:

— Дар! Я быстро сбегаю вперед, посмотрю!

— Ага! — возразил я, подхватывая Элину под спину. — А в это время, случайная зверюга выскочит из-за кустов, чтобы тобой полакомится. Нет уж, беги помедленней, да чаще оглядывайся.

Мы вскарабкались выше. Весь Черный лес представлял собой скопление малых и больших подъемов, крутых спусков и небольших лугов — последствие той невероятной волны, столь сильно изменившей облик привычного мира. Отсюда хорошо просматривалось небольшое озеро, возле которого находился огород этого отшельника. Дома среди деревьев не было видно, зато более отчетливыми стали очертания дыма, приобретшие почти бесцветные, прозрачные формы. Видимо, костер, от которого он исходил, уже совсем угас. Мы начали спускаться к берегу. Как я предполагал, жилище Бородача должно быть немного выше береговой кромки. Прошагали еще немного, и Ната жестом указала мне на примету, о которой предупреждал Бородач — огромную ель с гигантскими шишками. От нее до дома оставалось метров сто, сто-пятьдесят. Я уже порядком устал, неся Элину на руках, и мы присели возле дерева, прислонившись к стволу спинами. Теперь я уже не боялся отпустить Нату, и она, оставив нам крола, быстрым шагом удалилась вперед, скрывшись за высокой стеной синевато-желтой травы.

— Никогда не привыкну… — Элина задумчиво вертела в ладонях сухую иголку, подобрав ее у подножия. — Такие размеры! Почему? Все, даже трава — стала большой, словно получило заряд роста. А мы — нет.

— Ты не первая, кого это поражает. Да только ответить мне нечем — на данное явление, Док пока еще причины не придумал.

Она вздохнула, и стала растирать пораненную ногу.

Ната, с широко раскрытыми глазами, вся настороженная и тревожно озирающаяся, бесшумно появилась перед нами, выйдя совсем не там, откуда мы ждали. Она, предвосхищая мои с Элиной вопросы, быстро приложила палец к губам. Новое время приучило нас понимать друг друга с полу взгляда и быть готовыми ко всему. Элина, забыв о ране, сразу потянула из-за пояса пращу, а я потянул к себе лук, спрашивая одними глазами:

— Что?

Ната вполголоса ответила, не отрывая внимательного взгляда от деревьев.

— Враг…

Мы с Элиной вмиг посуровели. Ната глухо продолжила:

— Чад идет от пристройки. Она уже догорает, внутри, наверное, полно сырого мха — оттуда и дым. Дом тоже был подожжен, но потух. Все поросло мхом, сыро — вот и уцелел. Все постройки разрушены. На пашне — трупы.

— Кто?

— Мальчишки. Подростки. — Ната давно не причисляла себя к сверстникам, считая их младше себя.

Я встал. Подобное могло означать лишь одно… Банда.

— Я не стала ничего рассматривать, сразу вернулась. Здесь, кажется, никого, кроме нас нет, но мало ли…

— Уверена, что мертвы… Отчего?

Ната пожала плечами.

— Я не разглядела. Они в крови и не шевелятся. Но крыс или им подобных пока нет… — Ната имела в виду неизбежное появление трупоедов. Это указывало на то, что убийство — а только этим можно было объяснить тела! — произошло буквально сейчас! Ну, не позднее, чем с пару часов тому назад…

— Значит, утром. А остальные? Там же были не только дети! Ты их видела? — Элина вмешалась в наш разговор.

— Нет.

— Надо все узнать… Элина! — я повернулся к девушке. — Теперь я не могу тебя нести — руки нужны свободными! Не нравится мне все… Кажется, это Сыч. Его свора постаралась.

Ната указала на свисающие к нам ветви дерева:

— Подсадим ее…

Элина с сомнением посмотрела вверх.

— Только вы не задерживайтесь! И осторожнее…

Ната обняла ее, без улыбки в лице.

— Не бойся. Мы вернемся.

Элина только вздохнула, подтягиваясь наверх и устраиваясь там, поудобнее.

— Отсюда все видно. Дом и огород, как на ладони!

— Если, кого ни будь, заметишь…

Она кивнула — подражать голосам птиц и зверей, все обитатели форта уже давно и неплохо, научились. Мы с Натой, пригибаясь и прячась, осторожно направились к дому. Я на ходу вытащил стрелу, прикладывая ее к основанию лука. Ната сделала тоже самое. Дом обошли сзади, со стороны догорающих построек. В нашу сторону он выходил глухой стеной, без каких-либо отверстий, и мы могли не беспокоиться, что, если там кто ни будь есть, нас заметят. Тем не менее, я пригнул Нату к земле, и мы подобрались к дому почти ползком.

— Где мальчишки? — я шепнул, не оборачиваясь.

— Огород перед входом… Там.

Мы беззвучно взобрались на крышу. Возле отверстия для дымохода я прислушался. Снизу доносились еле уловимые звуки, словно кто-то тяжело дышал.

— Либо, засада… Либо, там еще кто-то живой. Не могли же они знать, что мы тут появимся? На всякий случай, останешься здесь… Держи двор под прицелом. Я внутрь.

Ната встала на одно колено и приготовилась к стрельбе. Я бесшумно спустился. Кроме входа, ранее прикрытого очевидно сорванной и унесенной шкурой — других отверстий в доме не имелось. Я вошел в дом. Глаза потихоньку привыкли к полумраку. Помещение уходило далеко вдаль — шагов на двадцать, и было перегорожено в паре мест ширмами из тонких стволов, с натыканными в них пучками травы вперемежку с глиной. Посередине находился очаг, возле которого в полном беспорядке валялась различная утварь — самодельная посуда, перевернутая и смятая кастрюля, разломанная скамейка… Всюду следы разгрома и грабежа.

Из дальнего угла донесся полу-стон, полувздох. Я вскинул лук, и, медленно переступая через разбросанные вещи, стал приближаться к источнику звука. То, что потом заметил, на обмазанном речным илом, полу, мне вовсе не понравилось — на нем растекались лужицы крови… За ширмой, на развороченной постели, лицом вниз лежал Бородач. Руки у него стянуты за спиной, причем не за запястья, как бы связали мы сами, а большие пальцы. Это говорило о многом — так умеют обездвиживать свои жертвы только профессионалы… На спине расплывалось темное пятно. Орудие, которым нанесли эту жуткую рану, валялось рядом с телом. Это был обтесанный кол, выдернутый из плетня. Нужно иметь недюжинную силу, чтобы так пробить живое тело…

Бородач снова издал стон. Я наклонился:

— Борода… Ты слышишь меня?

— Ммм…

— Ты слышишь?

— Д. а…

Я скорее догадался, чем понял, что он мог ответить.

— Борода, это я, Дар! Мы встречались в поселке! Я помогу…

Он снова застонал. Я подсунул под него руку и с трудом перевернул. То, что увидел после, заставило меня содрогнуться и вспомнить недавнюю картину. Вся грудь Бородача изрезана в клочья, кожа свисала лохмотьями. Сквозь оголенные мышцы белело два сломанных ребра — жизнь в человеке держалась, буквально чудом…

— Ааа…

— Потерпи… Я сделаю, что ни будь…

Я снял с пояса фляжку и, смочив коньяком оторванный лоскут, приложил его к губам раненого. Он смотрел на меня ничего не видящими глазами, в которых отражалась невыносимая мука…

— Ммм… Сссы…

Я прислушался.

— Сы. ч… Зве…Зэк. ии…

— Не говори ничего.

— Ннадо… Ув. ли все-ех. Мал…уб…

Бородач захрипел, изо рта запузырилась кровавая пена, он уронил голову на грудь. Я прикрыл ему застывшие глаза, в которых отразилась невыносимая мука, и поднялся с колен. Снаружи раздался предостерегающий свист. Мне пришлось спешно выбираться к проходу. Как назло, нога попала в какой-то узел, я запнулся и упал. Послышался грохот падающих полок — они держались на честном слове, и сейчас обвалились на меня, придавив своим весом. Ната, невидимая, встревожено произнесла сверху:

— Трое. На холме. У одного связаны руки. С оружием…

— Стоят? — я выбирался из-под обломков.

— Уже нет. Идут… Нет, бегут сюда!

Я выругался. Потерянные секунды не прошли даром — выйти из дома незаметно, уже невозможно… Но, если подставить к дымоходу в потолке, парочку пеньков, служащих здесь табуретами, то можно попытаться вылезти на крышу и соединиться с Натой. Хватит ли мне времени? Уже слышались приближающиеся шаги… Я подскочил к дымоходу и позвал Нату.