А через день вернулся Белая Сова. Он появился не один, а вместе с Ясной Зорькой. Увидев наших друзей, мы поразились осунувшемуся и почерневшему лицу индейца, и, залитым слезами, глазам молодой женщины. Сова глухо поздоровался и тяжело сел на предложенный табурет. Зорька, пошатываясь, подошла к встревоженной Элине и уткнулась моей жене в плечо. Мы все поняли, что у них что-то случилось…
— Дина погибла… — Сова разжал стиснутые губы. — Позавчера…
Все охнули. Элина зашмыгала носом, у нее сразу выступили слезы на глазах.
— Бандиты? — я напрягся.
Индеец покачал головой. Ната усадила Зорьку и присела рядом, поглаживая молодую женщину по руке. Сова вздохнул. Он достал трубку и принялся набивать ее вздрагивающими руками. Я никогда раньше не видел своего приятеля в таком виде…
Он судорожно затянулся и, смотря куда-то в даль, отсутствующим взглядом, произнес:
— Она сразу… Как ужасно, — он сейчас говорил нормально, без своих обычных приемов, к которым мы уже привыкли, и от этого его речь становилась еще более зловещей… — Землю трясло. Все как обычно, не сильно… Так, слегка задрожало и все. Ну, мы шли к вам… Вечер, пора разбивать лагерь. А тут — удар! Все под ногами затряслось… Потом стало тихо. Землетрясение закончилось почти сразу, и мы решили не менять место. Я поднялся на горку, оттуда даже заметна ваша скала. Уже хотели ложиться… и тут… Дина шла впереди, шагах в десяти, наверное. Рывок, все уходит из-под ног… И все. Нас снова тряхнуло, в последний раз. Мы с Зорькой просто упали, потом поднялись. Где Дина? Дина молчит… Я бегу вперед, а уже ничего не видно. Искали — нет… Нигде нет. Я к костру, схватил головню из очага, давай снова все обходить. Нет… Мы все обыскали, во все стороны. Ходили до утра, уже с ног падали, но продолжали искать. Не нашли…
Зорька залилась слезами. Ее затрясло в рыданиях и она, заламывая руки, забилась в объятиях Наты, побледневшей при жутких словах Совы:
— Когда рассвело, мы опять стали обходить все в округе. Пошли по той же дороге, по которой шли перед землетрясением — а там… Полоса, шириной метров двадцать, по всем признакам — разрыв. Словно земля раскрылась и снова захлопнулась. А по краям заметно, что так оно и есть — деревья, камни, что рядом лежали — ни одного. Чисто, все края голые, на несколько шагов. Как просека получилась… Тогда я понял.
У меня перехватило сердце. Я сразу вспомнил свое падение в шахту, безнадежные поиски выхода, и тот, невыносимый страх, когда я понял, что замурован в подземелье заживо… Но Дине не могло так повезти, как мне.
— Она упала вниз, и земля снова сомкнулась. Как глубоко, я не знаю. Где копать, тоже. Мы в темноте шли, почти на ощупь. Она могли в середине разлома оказаться, и сбоку. А деревья, которые улетели в пропасть, метров по пять, из земли только верхушки торчат, как кустики. Какая ж глубина должна быть? Мы пытались. Весь день пытались… А в ночь — ушли. К вам.
Сова поднял на меня свои глаза, исполненные муки:
— Помоги, Дар. Вас много, вместе мы ее откопаем… Скажи им, ты же можешь. Они послушаются твоих слов. Помоги мне! Хоть проститься… С ней…
Он закрыл лицо ладонями. Мы все молчали, словно воочию увидев ту трагедию, которая произошла с подругой Совы. Чудовищная участь! Я не знал, что ответить другу. Спасти Дину мы не могли, она уже погибла… Попытаться выкопать ее тело — но как? Ни настоящих лопат, ни иных приспособлений у нас не имелось. Доставать землю руками, углубляясь внутрь, неизвестно, на какую глубину? Рисковать жизнью тех, кто мне доверял… Что решить? Отказать индейцу — неминуемо и навсегда испортить наши отношения. Такое не прощают и не понимают, как бы убедительно не звучали все мои доводы. Собрать всех в форте, проделать далекий путь, приняться за заведомо бессмысленную работу, справиться с которой невозможно — как я могу отдать такой приказ? Я потерянно молчал, опустив голову вниз. Дина, скромная, незаметная, редко улыбающаяся, с загадочной полуулыбкой и тихим, переливчатым голосом, погибла… Как нелепо, как жутко! Я лучше всех сознавал, что означает оказаться в кромешной тьме, провалиться в преисподнюю и ловить последний глоток воздуха, будучи намертво зажатым многотонными массами сырой земли… Лучшее для нее — умереть мгновенно. Но мы даже этого не могли знать… Элина подошла ко мне и встала на колени, протянув ко мне руки:
— Дар? Ну что же ты? Надо скорее идти! Ты слышишь? Скорее!!!
Она вздрагивала, руки ее дрожали. У девушки началась истерика. Ната оставила Зорьку и быстро подошла к Элине. Она ухватила ее за плечи и с неожиданной силой встряхнула:
— Лина! Перестань!
Я покачал головой — не надо так! Мне пришлось самому успокоить девушку, но осуществить это было сложно…
Мы вышли с Совой во двор, к остальным. Весть о том, что у Совы что-то случилось, быстро распространилась по лагерю, и все столпились перед домом… Я рассказал им о несчастье, которое постигло семью индейца. Свою просьбу он повторил сам, еще раз, избавив тем самым меня от мук. Я до сих пор не знал, что ответить… Сомнение отразилось и на лицах людей. И все же, главное слово оставалось за мной. Ната, вставшая рядом, тронула за плечо:
— Согласись…
— Ты же понимаешь, мы можем ничего не добиться…
Мы разговаривали, не глядя друг на друга, еле разжимая губы.
— Знаю. Дело не в этом. Важно попробовать, и ты это знаешь.
Вопреки моим ожиданиям, никто не спорил. Я сказал, что каждый вправе сам решать, пойдет ли он к жилищу Совы, что до нас, — я показал на Нату и Элину, согласно опустивших головы — то здесь двух мнений нет в принципе.
В лагере осталась только Туча, Бен, от которого мало толку — он накануне повредил ногу и еще сильно прихрамывал, а с ним ребенок. Поручив им все заботы и оставив все наше хозяйство, мы, цепочкой, след в след, углубились в желтеющую перед нами степь. Стопарь нес кроме обязательного оружия еще и две грубо сделанные лопаты, намереваясь использовать их при рытье траншеи. Его рабочий инструмент и запасы железа для поделок так и оставались в схроне, и он не мог изготовить инвентарь поприличнее. Этих лопат слишком мало для нас всех, и я прикидывал, как мы станем выкапывать траншею голыми руками… Я видел, что кое-кто считал всю эту затею бесполезной, но открыто не выступал против. Люди привыкли к смерти… Боль утраты Совы была, в основном, его болью, затрагивала нас — меня и девушек — но тем, кто сам потерял всех своих близких, стало непонятно — для чего они должны идти в такую даль для совершения устаревшего, в общем-то, обряда? Люди долины никого не хоронили — это за них делали крысы…
…Мы копали землю пять дней. Она осыпалась по краям, угрожая засыпать тех, кто в это время находился внизу. Нам приходилось укреплять стены стволами, на что уходило много времени. Страшную находку обнаружил Бугай, едва не пробивший лопатой спину женщины. Дина лежала на животе, с сильным наклоном передней части тела вниз, в глубину. Правая рука у нее была прижата к груди, словно она пыталась защитить себя от беспощадного давления, не позволившего ей сделать ни единой попытки спастись. Левая — вывернута назад и переломана в четырех местах. Позвоночник — раздавлен комлем дерева, тоже упавшим в яму. Лицо почти не пострадало, но рот и нос забиты землей. Когда мы стали поднимать ее, стараясь сделать это как можно осторожнее, впечатлительная Элина, сползла по земляной стенке на колени — девушка потеряла сознание. Нам пришлось доставать и ее. Зорька тоже едва сдерживалась, не в силах видеть безжизненное и окостеневшее тело своей подруги.
— Обмыть бы ее… — Стопарь негромко сказал мне, встав рядом. — Только кому? Я и не хоронил никого, хоть прожил немало. Моих стариков, без меня в землю положили… Крест, что ль, вырубить?
— Не надо. Она по рождению — мусульманка… Была. Кажется, Сова сделает все по-своему. И я догадываюсь, как…
Индеец решил проводить свою погибшую жену так, как это делали те, кому он подражал и перед обычаями, которых он преклонялся, следуя им в прошлых и настоящих годах своей жизни. Он своими руками сложил громадную поленницу, сделав на вершине площадку для тела. Женщины с нашей помощью отнесли Дину к воде и там, уже сами, сделали все, что нужно… Зорька, с ввалившимися глазами, став намного взрослее из-за постигшего их горя, вынесла из хижины платье, в котором мы видели Дину, когда были у них в гостях. Они с трудом облачили погибшую в одежды, и мы подняли ее на вершину погребального костра. Это были первые похороны, в которых мы все принимали такое непосредственное участие — не считая гибели Чаги. Но в предгорье все сильно торопились — а сейчас Сова все делал очень медленно. Он разложил у подножия костра несколько букетиков из полевых цветов. Потом вынес все ее вещи, и тоже обложил ими сухие дрова. Мы собрались вокруг подножия, и Сова поднес к нему факел. Индеец обошел кругом, поджигая его в нескольких местах, сразу… Зорька закричала в голос и рванулась к огню. Мы едва успели ее поймать — так сильно она стремилась к своей, уже мертвой подруге! Сова безучастно смотрел на нас — он не сдвинулся с места, чтобы помочь справиться с обезумевшей от горя, девушкой. Ната и Элина — они вдвоем повисли на руках Зорьки — принудили ее отойти прочь… Рыдающую девочку отвели на безопасное расстояние.
