Провожая взглядом их полет, я с облегчением вздохнул… И — в который уже раз! — зарекся впредь поступать столь необдуманно. Ната хладнокровно добила воздушного гиганта точным ударом топорика — он раскроил птице голову, прекратив ее мучения. Братья прикончили своих камнями — подойти ближе они не решились, а стрел жалели. Удар когтистой и перепончатой лапы мог запросто отбросить смельчака на пару метров, не говоря о том, что последствия от него могли стать фатальными. В самом деле, возле берега, ударяясь волнами прибоя о камни, валялись такие создания, что при ближайшем рассмотрении я вслух произнес, что предпочту встретиться один на один с парочкой свирепых собак, чем с одной подобной птичкой. Ната резонно заметила, что в свирепости, первые, пожалуй, будут все-таки, хлеще…

Мясо птиц оказалось вполне съедобным, хоть и несколько жестким. По примеру братьев, мы изрубили нашу тушу в куски и подвесили коптиться на солнце, дополняя дымом от костра.

Старший, Чага, поглаживая ладонью туго набитый живот, блаженно раскинулся на траве, подставляя легкому ветерку оголенный мускулистый торс. Второй — Чер — посмеиваясь, принял из рук Элины чашку с отваром и, хлебнув, поведал нам одну историю, которой я тогда не придал значения, как оказалось, зря…

— …И тогда он начал всем говорить, что так жить больше нельзя. Мол, если нет на земле никакой власти, то есть та власть, против которой никто не посмеет выступить. А раз погибли все, кто эту власть олицетворял в прошлом, то он, Святоша, призван самим небом для того, чтобы своими устами доводить до не ведающих, слово Божие…

— Ну и что? Он ведь, священник? Значит, пусть доводит свое слово! — Шейла пожала плечами. Мы смолчали — я ничего не забыл из угроз Святоши, а девочкам, едва не ставшим жертвами его прихвостней, причин защищать «монашка» не наблюдалось. Элина лишь скорчила гримасу, да мотнула головой, распуская свои густые волосы по спине и плечам. Младший из братьев только вздохнул, смотря на это великолепие.

— Как знать… Нашлись такие, кому это не по нраву? — я решил отвлечь его внимание от откровенно кокетничающей, юной подруги. Чер непонимающе посмотрел на меня:

— А? Что? А… Да. Он опять столкнулся с Белой Совой.

— Индеец решил помериться с ним, на ниве теологии?

— Ну, тут разные интересы, если можно так выразиться. Наш друг, Белая Сова, хоть и надежный парень, но немного со странностями, ведь так?

Я неопределенно кивнул, не говорить же, в самом деле, ему о своих подозрениях на счет человека, которому мы доверяли. Тем более что и сами братья считали его своим другом.

— Ну, вот и сцепились они…

— Сцепились? Они что, подрались? — Ната сразу проявила интерес к беседе, хоть до того сидела неподвижно и молча вслушивалась в наш разговор.

Лежавший Чага только улыбнулся:

— Нет, не подрались. Святоша, конечно, мужик крупный и не размазня, как некоторые, но до индейца ему далеко. Мне кажется, если кто задумает того ударить — и дня не проживет! Да и помнят в поселке о твоем поступке, когда вы моего братца помогли спасти…и своих жен отбивали. И то, что это именно ты охоту затеял, которая им принесла и мясо, и шкуры — это тоже, не забывается. А про то, что ты друг индейца — все прекрасно знают. Кому охота связываться не только с ним, но и с тобой? Случай с Белым до сих пор у всех на слуху. Нет, они просто поспорили…

Ната вполголоса заметила:

— Все, Дар, наш общий друг тебя, кажется, крепко подставил…

Я отмахнулся и спросил Чера:

— О чем?

— В принципе — кому владеть душами людей в долине. Все остальное — слова…

Я с интересом посмотрел на младшего из братьев. Под таким кратким определением возникшей ситуации, проглядывался трезвый, аналитический ум, не раздавленный свалившимися на его голову изменениями. Было очевидно, что он несколько прохладно относится и к Сове, и к Святоше, а точнее — к мировоззрению как одного, так и другого.

— И кто победил?

— Никто.

Он отхлебнул глоток и попросил Лину налить еще.

— Святоша утверждал свое, Сова — свое. А мы слушали. А потом все разошлись. Но если наш друг говорил спокойно, по крайней мере, держа себя в руках, то Святоша весь брызгал пеной и поминал имя бога, всуе…

Я улыбнулся. Ната запустила мне пальцы в шевелюру и с упреком сказала:

— Тебе смешно? Но ведь, Сова…

— Знаю. Наш друг. Но мне тоже не все нравится в его изречениях. Или, если хочешь, учениях. Я не хочу иметь посредников между собой и небом! Да и не верю я ни в какое небо, будь оно хоть языческим, как у нашего индейца, или тысячелетним и незыблемым, как у монаха. Тебе оно помогло? Я не молился, когда падал в пропасть — я искал глазами, за что ухватиться…

— Эх ты, отступник…

Элина, перестав дразнить младшего брата, повернулась в нашу сторону:

— Дался вам этот спор? Ну, путь один одно говорит, а другой — другое… Что, от этого что-то изменится? Я тоже ни во что не верю — так мне и все равно!

— Как ты не понимаешь? — мягко заметила Ната. — Это ведь спор будущего.

— Будущего? Не смеши, Натка! Какого будущего? Да мне и в голову не могло прийти, что оно будет вот таким! Чтобы я сменила подиум на камни и колючий кустарник, а платья от кутюр — на шкуры диких зверей? А ты говоришь — будущее… Нет у нас никакого будущего, и все тут. Живем одним днем, ему и радуемся. И хорошо, что живем! Умирать, что-то, не хочется! А так — солнце светит, травка пахнет, вода чистая — что еще надо? Не нужно мне никакой религии — ни индейской, ни монашеской. Раз так сложилось, что все мы сейчас вынуждены жить, как наши предки из каменного века, то это не означает, что и походить должны на них во всем. Что-то я плохо себе представляю, как буду заклинать тушу убитого свинорыла… или просить небо отпустить мне грехи за ночь, проведенную с нашим мужем! Склоняться в поклонах и биться головой о землю, прося отпущение грехов у Святоши? Скорее, я ему камнем на его же лбу, крест нарисую! Что в лоб, что по лбу — а мне ничего не надо. Вот мой дух и мой бог! — она поднырнула под мою руку. — Ему я и буду молиться, если что… и грешить буду!

Она звонко рассмеялась. Братья только переглянулись. Старший, с улыбкой, заметил:

— У тебя веселые подруги. В поселке девушки больше плачут или молчат.

— Но ведь есть, почему? — вставила Ната.

— Есть… Мы не спорим. Только, что толку, плакать? Ушедшего не вернешь. А слезами горю не поможешь. От тоски, знаешь, тоже умирают!

— Не умрут, — спокойно сказала Ната. — Кто тосковал очень сильно — уже умер. А эти, раз выдержали, значит, будут жить и дальше.

— Ты…суровая, — промолвил он без осуждения. — Наверное, так и надо сейчас, ко всему относиться. Но не всегда получается.

— Я вовсе не о том хотела сказать, — Ната перевела взгляд на девушек. — Плачут в поселке не только, по прошлому…

Шейла успокаивающе провела ладонью.

— Эта шайка притихла — они считают, что, если кто-нибудь, на них пожалуется, то вы выполните свое обещание.

— Свое обещание?

— Ну да! Весь поселок слышал, как вы сказали Белому и его дружку, что убьете любого, если на него укажут девушки!

— Я так говорил?

От изумления я только водил головой, смотря то на девушек, то на братьев. Чага рассмеялся:

— Вот так приходит слава! Смирись, Дар. От этого уже никуда не деться.

— Вы давно видели Сову? — мне захотелось сменить тему.

— Да нет, не очень. Он бывает иногда — учит мужчин правильно ставить ловушки на зверя и делать оружие. Охота многим раскрыла глаза, откапывать коренья теперь хотят лишь единицы. Люди помнят — в свое время, без его помощи, некоторые бы просто умерли с голоду.

— Он приносит мясо? На всех не напасешься…

— Скорее, показывает, как добыть его самим. А некоторым, вроде Дока — да, бывает… Собственно, пожилых в долине почти нет, они погибли в числе первых. Те, кто уцелел, могут позаботиться о себе сами. Старше пятидесяти несколько, как Стопарь и его жена — Туча, ну там, еще несколько женщин и мужчин. Всех не помню. В поселке, самый старый — это Док.