— Они не умеют… — тихо произнесла Элина. — Они такие большие, сейчас… Некоторые наши были убиты и съедены в первые дни, когда никто еще не знал, чего бояться… А мы спаслись на деревьях.

— Много вас… оставалось?

Она пожала плечами — ей было трудно сосредоточиться.

— Не помню… Потом.

Я кивнул, в самом деле, расспросы мы могли оставить и на более удобное время, следовало позаботиться о своей собственной безопасности! Я стал обходить дерево, внимательно осматривая нижние ветви, чтобы выбрать место для подъема. Да, деревья, и впрямь, стали исполинскими, с очень густой кроной, способной уберечь путников даже от проливного дождя. В условиях частых ливней высокогорья, это было вовсе не лишним. Но главное, на ветвях мы могли отдохнуть и не бояться нападения хищников…

— А Угар?

— Подымем на веревках.

Ната с сомнением посмотрела на крупного пса, но промолчала, не найдя что возразить.

Я пояснил:

— Сам он не сможет, ты же знаешь… А оставлять его внизу нельзя. Придется помочь. Он понятливый — мешать не станет.

Первой на дерево, как ни странно, взобралась Элина. Она была гибкая и ловкая, как кошка, и буквально взлетела наверх, цепляясь за шероховатые расщелины к коре. Встав на нижнюю и самую толстую ветвь, она крикнула нам, ожидающим внизу:

— Здесь лучше всего! Дайте мне веревку — я помогу!

Ната прикинула глазами расстояние, разделяющее нас от девушки, и присвистнула:

— Неплохо… Ей бы в цирке выступать! Словно всю жизнь этим занималась!

— Не надо, — устало заметил я. — Что ты ее все задираешь…

— ?

— Ната, у нее только что погибла мать.

Ната смешалась, опустила голову и поджала губы. Я вздохнул — ей, испытавшей такое предательство со стороны своих близких, очень трудно привыкнуть к тому, что не все родители относятся к детям подобным образом… И разубедить ее в этом станет нелегко. Раньше я не замечал за ней излишней жесткости, но, после того, как увидел своими глазами, что она прикончила одного из раненых, подумал, что совсем плохо знаю свою подругу…

— Лови!

Я вскинул лук. К оперению стрелы была привязана бечевка, другой конец остался в руках девушки. Стрела пробила листву и пролетела возле Элины. Та ухватилась за плетеную нить и крикнула:

— Есть!

— Тяни!

Вслед за бечевкой та втянула к себе и более мощную веревку, закрепив один конец среди сучьев. Ната стала взбираться следом, помогая тянувшей ее Элине, руками и ногами. Она тоже взобралась без особых усилий. Теперь этот путь предстояло проделать мне и Угару. Будь я не ранен, подъем бы прошел быстро и без осложнений, а так, обеим девушкам пришлось напрячь все свои силы, чтобы доставить меня наверх, как можно бережнее. Но гораздо труднее стало, когда мы принялись за доставку пса… Для этого Нате пришлось вновь спуститься вниз, чтобы привязать Угара веревкой поперек грудины. Затем она поднялась, и мы, уже все вместе, надрываясь, стали втягивать его тушу. Это далось с очень большим трудом. Угар даже не визжал — пес явно понимал, что внизу его ждут только неприятности, но и помочь нам не мог — мешал ушиб, да и сам пес все же не был приучен к лазанию по деревьям.

— Ну, знаешь… В следующий раз, давай придумаем люльку или корзинку — я больше так не смогу!

— Сможешь… — тихо ответил я, морщась от боли в суставах. — Мы ему столь многим обязаны, что бросить на произвол судьбы уже просто не имеем права.

— Я не со зла, — ответила смущенно Ната. — Просто, он такой тяжелый…

— А ты хотела, чтобы при таком росте, он оставался с прежним весом?

Слушая нашу перепалку, Элина без всякого страха уселась возле замершего на ветке пса и принялась поглаживать его по холке:

— Какой большой…

Ната ревниво прикрикнула:

— Осторожнее! Он и укусить может.

— Не укусит. Угар, не просто здоровый, но и умный. — Я бросил на Нату негодующий взгляд и, не зная, как сгладить ситуацию, сказал: — Он был поменьше… Раньше. Теперь вот, вырос. Давайте устраиваться — времени совсем не осталось……

Если бы это была обычная ночь, какой она должна быть — со звездами и Луной, шорохом листвы и всяческим случайным шумом, которым наполнены все большие города — мы бы ничего не услышали и не увидели. Но таких ночей в густом лесу быть не могло. Постоянный сумрак над кронами сгустился, тяжелые облака потемнели и, как нам казалось, спустились к верхушкам деревьев. Стало очень тихо, так, что стал слышен даже малейший шорох. Потянуло промозглым, пронизывающим ветром. Ната прижалась ко мне спиной, чтобы не так дуло. Угар, привязанный нами к веткам, забылся в тяжелом, нездоровом сне. Элина прилегла возле него и грела свои ладони в его густой, волнистой шерсти. Сквозь дрему я услышал осторожные, крадущиеся шаги. Я приподнял голову. Кто-то проходил мимо дерева… Я отстранил Нату, и неслышно перебрался на другую ветвь, повыше.

…На несколько секунд ночная мгла рассеялась порывом ветра, разогнавшим облака. Далеко от нас, на оставленной лужайке, возле потухшего костра, мелькали неясные тени. По отрывистому щелканью и басовитому визгу, мне сразу вспомнилось, как мы с Натой спасались от последнего толчка. Звуки, которые я разобрал, были точной копией тех, что предшествовали появлению той громадной, бурой твари, схватка с которой едва не окончилась моей гибелью… Да, это были они, целой стаей разбойничающие внизу! Ната, вздрогнув, прижалась ко мне — она последовала за мной, не усидев на месте.

— Они сюда не заберутся?

— Им не до нас… — я обнял Нату одной рукой и тихо добавил, прижавшись к ее уху. — И они слишком большие для этого. Лучше помолчим.

— Они… едят тех?

— Ты сама знаешь. Не говори больше, не надо, чтобы Лина слышала…

Но я ошибался. По вздрагивавшим плечам девушки и сдавленным рыданиям, мы поняли, что она тоже не спит и все слышит. Ната потихоньку перелезла к ней и прижала ее голову к своей груди, шепотом повторяя что-то, слышное только им одним. Только пес продолжал спать, словно ничего не происходило. Отстранившись от происходящего, я стал беспокоиться о нем, с тревогой спрашивая себя, что нам делать, если утром Угар будет не в состоянии идти. Нести его, уже весьма солидную тушу, обратно в прерии, а затем и подвал, где бы мы могли залечить наши раны, было нереально…

Издалека доносился жуткий хруст и чавканье, перемежаемое злобным урчанием и визгом — чудовищные монстры вволю пиршествовали, хороня в своих желудках, тела всех, лежащих внизу, мертвецов. Элина плакала уже навзрыд, и Ната еле сдерживала ее. Я перебрался к ним.

— Тише… Если нас услышат — считай, мы тоже погибли. Они будут ждать, пока мы спустимся с деревьев, а потом нападут. Тише, Элина!

Я мягко отстранил Нату и прижал бьющуюся девушку к себе:

— Тише, солнышко… Девочка ты наша, тише…

Она, продолжая вздрагивать, прижалась ко мне и, глотая слезы, произнесла:

— Господи! Они ведь маму!..

— Не надо, Лина. Не надо… Молчи, девочка, молчи…

Я еще сильнее прижал ее к себе, поморщившись от боли — Ната случайно коснулась ушибленной ключицы. Она тоже примостилась рядом. Элина затихла, спрятав руки и лицо на моей груди. Ната, со стороны раненого плеча, обняла меня за пояс одной рукой, а другой гладила Лину по волосам. Мы переглянулись — на ее глазах тоже предательски засверкали слезы. Как бы она не старалась быть твердой — но, прежде всего, она оставалась женщиной… Пусть, не такой слабой, но все же… Я потянулся к ней губами и Ната, угадав мое желание, сама подалась навстречу. Мы беззвучно, не тревожа притихшую девушку, поцеловали друг друга. Ната погладила Элину по волосам, и легонько, без тени ревности, подтолкнула ко мне. Девушка сама сначала прижалась губами к моей щеке, потом, к мокрому лицу Наты. Так, осторожно лаская друг друга, мы искали и пытались найти понимание и отзыв человечности, на весь тот ужас, который приключился с нами ранее и происходил сейчас…

Звери внизу, помалу, успокаивались — или, их было немного, и они сумели как-то поделить останки, или, уже все насытились, и исчез повод для ссоры. Постепенно все стихло. Я обратил внимание на Угара — оказывается, пес вовсе не спал. Настороженно прижатые к спине уши, прищуренный, с металлическим отливом, устремленный вниз взгляд, напряженные мускулы под слегка вздыбленной шерстью… В отличие от нас, он ни на миг не выдал своего состояния, обратившись, словно в камень.