— Это спирт? Откуда?

— Ты в порядке? — вместо ответа Ната протянула ей кусок мяса. — Заешь, а то опьянеешь. Ты можешь идти?

— Да, — голос у девушки был хриплый, явно простуженный, и, тем не менее, в нем слышалась музыкальность и скрытая глубина. — Я смогу. Вы не думайте… Я много что теперь умею. Такого, правда, не ожидала. А вы… Кто вы? Откуда? И… Вы возьмете меня с собой?

И тут Ната сделала то, о чем я в этот момент даже и не мог подумать. Она выпрямилась и, глядя мне в лицо, твердо сказала:

— Дар! Ты — мужчина! Ответь ей… Примешь ли ты эту женщину в наш дом? Наш род? И…нашу семью?

Я на некоторое время опешил… Вслух говоря о спасении девушки — а без нас она бы неминуемо погибла! — Ната спрашивала мое согласие на то, чтобы привести в подвал еще одну женщину. И, быть может, будущую соперницу, себе самой. Но этим она без оговорок утверждала мою главенствующую роль в нашем маленьком коллективе, полностью отдавая мне право выбора в довольно щекотливом деле…

Девушка открыла было рот, для ответа, но Ната ее опередила, произнеся:

— Нас двое. Если пойдешь с нами — будешь третьей… Но лишней ты быть не можешь. Ты понимаешь меня?

У девушки вновь заблестели слезы на глазах, и она, прикрыв лицо ладонями, беззвучно заплакала. Она явно не понимала жесткого тона моей спутницы… Мне стало не по себе. Огорченный, столь внезапным напором Наты, желающей все сразу поставить на свои места, я тоже решил объяснить ей ситуацию.

— Как тебя зовут?

Из-под ладоней донеслось приглушенное, прерываемое всхлипами…

— Эли… Элина.

Я взял ее за руки и принудил опустить их вниз, потом, приподняв ее подбородок, заставил смотреть мне в глаза.

— Нас, действительно, только двое. Но это здесь. Есть люди еще — там, внизу. В долине. Но первыми — для нас двоих! — мы стали сами. Ее, — я мотнул головой в сторону. — Зовут Натали. Ната. Меня — Дар. Я нашел ее тогда, когда думал, что на свете уже никого не осталось, кроме меня… Тоже самое, приходило в голову и ей. И тогда мы стали жить вместе — как семья. Позднее — нашли других. А теперь мы встретили вас. То есть — тебя… И, если ты пойдешь с нами, если захочешь, конечно — будешь жить в нашем убежище. Это далеко отсюда… — я метнул взгляд на Нату. — Как равная… То есть, мы не такие, как эти… можешь не бояться. Но мы не хотим раздоров, а значит — тебе нужно будет поступать так, как мы скажем. Потому… — я окинул ее внимательным взглядом. — Потому что, мы не спасатели. И того мира, о котором ты, возможно, еще помнишь, нет. Либо, мы можем отвести тебя в поселок. Это не то, чтобы поселок, в том смысле, как ты можешь себе представить, но там тоже живут люди. Но… Все изменилось, Элина. Очень изменилось. Ты понимаешь меня?

Ната, жалея о своей резкости, присела на колени возле Элины и добавила:

— Тебе не до наших слов… Но ты должна все узнать сейчас. Я его жена. Не удивляйся — я не ребенок. У меня никого нет, давно нет, еще до всего этого… Он спас меня от смерти. Мы все время друг друга спасаем, так уж выходит, что я тоже научилась убивать! В том поселке, внизу, есть мужчины, но их немного. И там… Плохо. Плохо — быть одной. А ты — одна. Мы можем привести тебя к нам. Но, если вдруг, ты захочешь в будущем, отобрать его у меня — мне просто незачем станет жить. А тебе будет нужен мужчина — без этого там жить просто нельзя…

Элина непонимающе посмотрела на нее и испуганно покачала головой:

— Какой мужчина? Нет! Нет! О чем вы? Ты не бойся! Я не стану между вами, и… мне никто не нужен! Я даже думать об этом не могу…

— Сейчас не можешь. А потом?

— Я ведь… Мне это не нужно. Я даже не знаю, что это такое…

Ната удивленно подняла глаза. Мы посмотрели друг на друга — скорее всего, проблемы молодых женщин долины вряд ли заботили группу, затерявшуюся в ущельях и скалах. Похоже, что они вообще не знали о людях, живущих внизу! Ната недоверчиво перевела взгляд на испуганную девушку. Та старалась прикрыть ладонями изорванную одежду. Я прикусил губу, с чуть заметной ухмылкой глядя на свою подругу. Богатое прошлое Наты даже и допустить не могло, что среди тех, кто может быть старше ее, кто-то остается невинным до такого возраста… Однако, она не была бы Натой, если бы не оставила за собой последнего слова:

— Ну… Тогда понятно. Все еще впереди…

Я вмешался:

— Хватит. Нам пора уходить отсюда, пока не появились трупоеды. Выбирать станешь потом — если успеем уйти… До заката надо найти подходящие деревья и взобраться на них. Желательно, отойти от этой поляны, как можно дальше. Собирайтесь.

Девушки согласно кивнули и, исполняя мои указания, разошлись по разным сторонам площадки. Элина, превозмогая отвращение к трупам, и, подавив в себе горечь потери родного человека, собрала ножи и железные орудия бандитов, касаясь тех лишь кончиками пальцев, после чего сложила все находки в мешок. Она ходила по полянке как сомнамбула, все время спотыкаясь. Ната вернулась назад и вскоре принесла все выпущенные стрелы, сурово поджимая губы. Я не спрашивал — по окровавленным наконечникам и так стало понятно, что ей пришлось делать для того, чтобы вынуть их из тел бандитов… Она собрала нашу мешки, смотала веревку и распределила груз между всеми, большую часть, оставив себе — я, с хромой ногой и больным плечом, был ей не помощник. Осмотрев повязку на собаке, я кое-где ее подправил и занялся собой. Рана на ноге кровоточила, не позволяя идти в более-менее быстром темпе, и приходилось опираться на чье-то копье. Остатки лука повесил за спину, намереваясь починить его дома. Угар, тяжко вздыхая, уселся рядом, выражая своим взглядом понимание тяжести долгого, обратного пути. Я погладил его. Пес в ответ лизнул мне руку темно-красным, шершавым языком и отвернулся. К нам подошла Ната…

— Все готово. Выступаем?

— Да. А где…?

— Я здесь.

Элина подошла, с другой стороны. Она несколько преобразилась: сбросила с себя все грязное тряпье, в котором была одета и достала из брошенных вещей другое — более чистое. Волосы собрала в пучок на макушке, и теперь они длинным конским хвостом спадали по спине, доставая до середины бедер. Талию перетянула веревкой, на манер Наты, и это подчеркнуло ее худобу. Мешковатые штаны были подвернуты до колен, освобождая моему взору крепкие лодыжки. Ступни у Элины оказались маленькие, обутые в самодельные тапочки, на манер наших мокасин. Она вымыла лицо в ледяной воде ручья и предстала теперь совсем не тем человеком, которого мы нашли час тому назад. Удлиненные, ярко-синие глаза, тонкий, слегка заостренный нос, порозовевшие от перенесенного волнения, щеки, и маленький рот с тонкими, чувственными губами, на очень чистом, без малейших изъянов, лице. Ната стрельнула по ней глазами и подхватила свой мешок.

— Пошли, — Я поднялся, опираясь на палку. — Путь не близок.

Мы вышли на тропу. Впереди шла Ната, за ней — Элина, слегка отставая, затем я. Угар, прихрамывая и поскуливая, когда под лапу попадал камешек или ветка, что причиняло ему боль, плелся позади всех…

Спуск оказался намного тяжелее подъема. Мы, уже не хоронясь, как делали это раньше, направились прямиком к темнеющему неподалеку холму. На нем росли мощные деревья, на которых я рассчитывал провести весь оставшийся вечер и ночь. Иногда я останавливался, просматривая оставленный нами лес, пытаясь разглядеть — не мелькнет ли где, зловещая тень Бурого, или, не идет ли вслед тот людоед, которому удалось скрыться с места схватки. Но все было спокойно. В этих случаях, Ната тоже останавливалась и терпеливо поджидала, давая возможность заодно отдохнуть спасенной нами девушке. Так, чередуя продвижение с остановками, мы постепенно дошли до могучих деревьев. Начинало темнеть.

— Так не пойдет…

Ната, при звуках моего голоса, остановилась и сразу спросила:

— Да, мы не успеем. До вершины еще далеко. Что предлагаешь?

— На дерево. Вот, парочка, особо крупных. Если заберемся повыше — будем в безопасности!

— С темнотой придут крысы… Ты уверен, что они не умеют лазить по деревьям? Те, прежние — могли!