— Эй! Эй!

Ее звонкий, задорный голос, раздался сверху. Я бросился к отверстию — площадка перед входом была освещена одним из факелов, сброшенным ею вниз. Второй она оставила в руке — я мог различить тени, отбрасываемые от его горения в руках девушки, стоявшей на вершине одного из камней. Света оказалось достаточно, чтобы увидеть цель — несколько насторожившихся при появлении девушки на вершине, хищников… и я понял, что не ошибся. Собак они напоминали лишь размером, но во всем остальном явно отличались.

Выбрав мишень, я натянул лук.

— Не толкайся… — Сквозь зубы промолвил Угару и сразу спустил тетиву. Стрела попала одному из хищников в бок — он взвился в воздух, взвизгнул и рванулся в заросли. Вся стая мигом скрылась вслед за ним, видимо, они прекрасно понимали, что это за оружие! Как бы ни быстро они умчались прочь, но я успел заметить мощные челюсти, покатые бугры мышц и невероятные прыжки — одичавшим собакам наших степей, несмотря на их размеры, далеко до этих прирожденных убийц. Это открытие заставило еще более тщательно вглядываться в темноту — враг очень силен и упорен.

Мы вместе — я, а затем Угар, осторожно вышли наружу. Ната стояла, как я и предполагал, на вершине, и смотрела вниз на площадку. Я укоризненно произнес:

— А предупредить ты хоть могла?

— Ты бы не пустил! Ведь так?

— Нет, конечно…

— Тогда зачем было говорить?

— Для того чтобы в этом убедиться… Ладно, слазь вниз.

Она осторожно спустилась. Я, вместо того, чтобы помочь ей на последнем этапе, ухватил девушку за руку и нарочито грубо сдернул.

— Ты что?

Вместо ответа я перегнул Нату через колено и отвесил крепкий хлопок по мягкому месту. Ната, не ожидавшая такого, вскрикнула:

— Ай! Больно ведь!

Я добавил — еще раз, и еще…

— Поняла?

Она всхлипнула и сердито стрельнула глазами. Но я сохранял суровое выражение на лице — хоть ее выходка и помогла нам избавиться от стаи, но в другое время излишняя самоуверенность могла стоить слишком дорого…

Зная о том, что завтрашний день будет не легче сегодняшнего, оставшуюся ночь мы решили поспать. Ната обиженно свернулась, а я, примирительно, произнес:

— А кто-то, чего там обещал… Вроде полного послушания, всегда и везде.

Она сердито отвернулась и пробурчала, как бы в темноту:

— Взрослый и сильный, да? Детей обижать… Рука, как каменная. Я даже сидеть не могу!

— Это ты-то ребенок?

Вместо ответа она насупилась — но я видел, что Ната просто разыгрывает меня, и крепко обнял девушку…

Мы вновь прижались друг к другу, стараясь наверстать упущенное. Это было несложно — за прошедшие дни, привыкли спать урывками и понемногу. И, как ни странно, научились высыпаться, за эти короткие часы.

— Завтра поговорим.

— Угу… — сонно пробормотала Ната и, сжавшись калачиком, нырнула мне под руку.

Я обнял ее, подоткнул одеяло — вот когда я поздравил себя с тем, что мы не бросили их, когда всякий лишний вес был уже невыносим! Угар зевнул и положил свою башку мне на колени. Они оба — Угар и Ната, удобно устроились, и мне не оставалось ничего другого, как коротать все оставшееся время между ними. Чему я, впрочем, был только рад. Так уж случилось, что трое — один зверь и двое людей, обрели друг друга, среди этого мира… И нам теперь предстояло узнать — какой он, этот мир?

Остаток ночи уже никто не тревожил — волки ушли и больше не возвращались. По отпечаткам на земле, я прикинул, что размеры хищников почти не отличались от размеров Угара, а у нашего пса они не казались маленькими. Впрочем, мы имели немало примеров того, что крупные следы могут создать обманчивое впечатление о силе и величине зверей, так сильно изменившихся за последние полгода. Помня о том, насколько сильны, умны и коварны эти создания на воле, я подумал, что если они решат идти за нами — схватки не избежать! И исход ее, в отличие от ночной, предугадать сложнее — волки не крысы…

— Ты больше не сердишься?

— А ты перестала дуться?

— И не дулась вовсе… На тебя нельзя обижаться — ты прав, конечно. Дурачок… Может, мне даже приятно было. Чудно все… — Ната слегка зарделась… — Ты мне и муж, и отец — все сразу! Я хочу тебя, как мужчину, а веду себя, как девчонка…

Она протянула мне лепешку, несмотря на то, что хлебцы столько времени провели в сырых мешках, остались вполне съедобными.

— Как тебе это удалось?

— Не скажу, что совсем случайно. Мешала все подряд, по твоему рецепту — вот получилось. Мука в подвале, кстати, уже под вопросом — жучки завелись…

— Ничего. Сдается мне, мы найдем в этой долине, что-нибудь, что нам заменит и хлеб, и все его производные.

— Мы пойдем отсюда в саму долину?

Я задумался.

— Наверное… Нет. Мне кажется, вначале надо подниматься против течения — вдоль берега. Так и легче, и мы получаем возможность, видеть все с вершины холмов. А в этих травах…

— Волки…

— Ладно. Подумаем до вечера… А пока — в дорогу.

Сопка, на которой мы обосновались, была последней в общей гряде холмов, значительно возвышаясь над прочими. Если бы не наводнение, заставившее нас покинуть берег Синей реки, мы, пройдя вдоль береговой линии еще с несколько десятков километров, так и так уткнулись в нее — холм упирался одной из своих сторон прямо в воду. Перед тем, как отправиться в путь, мы на некоторое время задержались на вершине, желая снова посмотреть на распростертую ниже долину. На небе не виднелось ни облачка — ничто не напоминало о том, что всего пару дней назад оно было полностью затянуто серыми тучами, из которых извергалось столько воды. Чуть ли не на глазах из земли тянулись ростки, стремящиеся, как все живое, к этим солнечным лучам, и мы, позабывшие за несколько месяцев о том, что в мире есть еще множество цветов, кроме черного, бурого и грязно-серого, были поражены их обилием. Эти ярчайшие краски больно резали глаза. От буйства и множества запахов, кружилась голова, улавливая сотни новых, незнакомых и пьянящих ароматов…

К северу-востоку от нас, тянулась сплошная, непроходимая цепь — те самые скалы, преодолеть которые мы даже и не пытались, когда подходили к ним со стороны города. Одним краем мощной стены они подходили почти к берегу, до еле заметного отсюда прохода, другим — терялись далеко на востоке. Даже отсюда мы понимали, насколько они высоки — только птицы могли пересечь эту преграду. Здесь, на холме, они казались спиной исполинского каменного ящера, выползшего погреться. Но это, все же, были не горы. Настоящие горы высились прямо от нас, к югу. И они, действительно, были очень велики! Мы видели снежное великолепие на склонах, темную синеву лесов, извилистые отроги, ущельями спускающиеся в саму долину — и все это было покрыто дубравами, рощами, густыми зарослями и травами, заполнившими эту плодородную землю. Внизу, у подножья нашего холма, повсюду паслись и бродили животные — поодиночке или стадами. Это оказалась невероятно богатая земля, и мы, не находя слов, молча смотрели на нее, сознавая, каким убогим был наш собственный мирок, заключавшийся в нескольких комнатах убежища и исковерканных руинах, почти засыпанного пеплом, города…

— Как это прекрасно… — срывающимся голосом произнесла Ната.

— Кажется, нам действительно, повезло. Это не те степи, в которые мы с тобой ходили — за этим хребтом земля намного богаче. И земля большая… Даже затрудняюсь определить, насколько. Мы потратили столько времени, чтобы дойти от подвала, до поворота реки… и потом еще долго преодолевали кустарник, после чего уперлись в проход. Не упоминаю, про все препятствия на нашем пути — только чистое время, потраченное на саму дорогу. Если бы не наводнение — мы могли добраться до этого холма… ну, скажем, от прохода между речкой и скалами, за три дня. Но вместо этого вдвое больше блуждали внизу, среди воды. Кстати, заметь! Вся долина дальше расположена гораздо выше. А у тех скал и поблизости — словно яма, вернее чаша — вроде низины.

Ната кивнула:

— Низина и есть. Жаль, что пришлось столько мучиться! Знали бы раньше, да пошли сразу к холмам — не пришлось плутать там, спокойно переждали все здесь, в тепле и сухости!