Угар смотрел на небо. Вернее, не просто смотрел — он, словно приклеился взглядом к нависшим тучам! Крайне заинтересованные, мы с Натой тоже задрали головы, пытаясь разглядеть то, что так заинтересовало пса. Там, и в самом деле происходило что-то необъяснимое: облака опускались, будто сдавленные чудовищной дланью, сталкивались друг с другом, смешивались и все более свинцовели, меняя свой, и без того серо-стальной окрас на черно-бурый, угольный… Кое-где резкими изломами вдруг пробивались яркие сполохи-молнии, но вскоре вся видимая поверхность неба превратилась в сплошную и мрачную кляксу. Видимость резко снизилась, мы едва могли увидеть что-то в нескольких шагах.

— Похоже на затмение!

Я покачал головой. Предположение Наты вряд ли подходило к тому, что происходило над нашими головами. Единственная аналогия — непроглядная темнота. Но в тот раз она наступила гораздо быстрее, и не в следствие сгустившихся туч. А сегодня именно облака образовали этот навевающий тревогу слой, сквозь который не проникало ни малейшего лучика света.

— Боюсь, что хуже. И ветер усилился.

— Буря?

Ната сжала меня за руку. Я привлек девушку к себе.

— Вероятно. Лучше нам покинуть это место — слишком открыто!

Угар, поджав хвост, уже рыскал поблизости, выискивая укрытие. Если наш пес так себя ведет — жди беды…

— Быстрее!

Мы похватали мешки и бегом бросились к ближайшей расщелине меж покосившихся стен. Я надеялся, что плиты, до сих пор выдержавшие все подземные толчки и встряски, не рухнут и на этот раз. Впрочем, выбирать не приходилось — ветер уже валил с ног, а иной защиты от непогоды рядом не нашлось.

— Смотри!

Ната протянула руку, указывая на горизонт. Даже через черную пелену было видно, как вдалеке, словно кроваво-красными, жуткими ножами, прорезаются рваные раны в общей массе облаков. Оттуда доносились страшные раскаты грома.

— Словно, в Тот день…

Мы обернулись лицо к лицу, не сговариваясь.

— Молний не помню.

— Шум такой же!

Я обнял Нату, пряча девушку в своих руках. Она ткнулась носом в грудь, но быстро развернулась — не взирая, на испуг, хотела увидеть все, что приготовило нам взбесившееся небо! А зрелище предназначалось не для слабонервных! Молнии заполонили буквально все, с диким свистом вонзаясь в землю, как далеко, так и совсем в опасной близости от нас. От ярчайших разрядов воздух наполнился каким-то непередаваемым свойством, одновременно возбуждающим и будто пронзающем насквозь наши легкие. Мы вдыхали его и, с каждым глотком страх уходил, уступая место необъяснимой уверенности, или даже — решимости! — словно подверглись действию наркотика.

После очередного, вероятно, самого мощного удара, земля под ногами вздрогнула, мы, потеряв равновесие, одновременно упали на колени. Угар взвыл, цепляясь лапами за камни — он съезжал в неожиданно возникшую расщелину! Одним рывком оттолкнув Нату, я бросился к псу. Успев ухватить его за холку, другой рукой вбил меж кусками плит топор, пользуясь им как ледорубом. Вес пса, давно превысивший все мыслимые величины, заставил меня напрячь все силы…

— Ната!

Девушка, до сих пор, будто, не понимая всей трагичности ситуации, будто очнулась. Она тоже бросилась к нам, и я был вынужден ей крикнуть:

— Назад! Тоже сползешь… Меня! Меня обвязывай!

Ната, сообразив, что от нее требуется, ловко набросила петлю и привязала другой конец, к торчавшей из земли, рельсе. Освободив руку от топора, я ухватился обоими за шерсть Угара и, сам взвыв от напряжения, потащил его от края ямы. Ната, вцепившись в канат, помогала по мере всех своих возможностей…

Оказавшись на безопасном расстоянии, я посмотрел на ладони — кожа окровавилась, а пальцы никак не могли разогнуться. Угар, спасенный от неминуемой гибели, благодарно лизнул руку.

Толчки прекратились внезапно, а затем исчезли и молнии. Только темные тучи, прильнувшие к земле, казалось вплотную, источали сильный туман и пронизывающий холод.

— Посмотри наверх! Посмотри!

Ната так вскинулась, что я с тревогой поднял глаза — что там опять уготовлено? Не веря своим глазам, протянул раненые ладони… С неба падал снег! Не грязные, липкие, неприятные капли той взвеси, что падала на протяжении стольких месяцев, а настоящий, чистый и белый снег! Даже при том скудном освещении, мы могли увидеть его чистоту!

— Не может быть!

— Снег! Снег! Настоящий! Это ведь снег, Дар! Это не грязь! Ты понимаешь? Это снег! — Ната радовалась, словно увидела такое чудо впервые. Я приблизил руки к лицу — снег… Еще не веря собственным глазам, рискнул лизнуть — холодный, тающий в ладонях, вкусный, словно колодезная вода… Снег!

Мы кидались мягкими, слипающимися комочками, бросались снежками в Угара, кричали или даже — визжали, словно выбравшиеся на свободу щенки! Пес, явно не понимая причины восторга, крутился рядом, отряхиваясь от каждого попадания, а потом и вовсе сбивший нас обоих с ног.

— Снег! Ната, снег!

Когда спал первый восторг, и мы упали навзничь, нимало не заботясь о чистоте одежды, я, полуобернувшись к Нате, произнес:

— Ты понимаешь?

Она кивнула.

— Если это снег… а это — снег! То, значит, небеса стали очищаться! И мы, наверное, скоро увидим настоящее солнце!

Она, не находя слов, второй раз кивнула. Я сгреб ее и приблизил лицо раскрасневшейся девочки:

— Мы дождались, Ната…

Вместо ответа она потянулась ко мне губами. Теряя голову, я коснулся ее губ своими…

… Встать нас заставил холод. Лежать на снегу, укрывшего все белым пушистым ковром было приятно, но вряд ли он походил на теплую вату. И мороз, до того не замечаемый, напомнил о себе. Снег быстро превращался в корку.

— Ччерт! Если не поторопимся — придется идти по насту!

— Может, переночуем в руинах? Ты сможешь найти дорогу… после этого? — Ната указала на абсолютно белую поверхность руин. Я озадаченно пожал плечами:

— Ну, вероятно… Угар сможет!

Надежда на пса оправдалась. Снег нисколько не помешал ему отыскать тропу. Практически замерзая, мы, уже поздним вечером, почти без света, добрались до одного из заранее примеченных убежищ — таких насчитывалось в городе около двух десятков. Мы давно подготовили почти каждое к приему, оставив, где запас продуктов, где одеяла или ковры из наших запасов. И сейчас я удовлетворенно смотрел на лаз, ведущий к безопасному ночлегу — предусмотрительность себя оправдывает!

Ната, идущая первой, пригнулась, собираясь юркнуть вниз. Угар, до того плетущийся чуть сбоку, вдруг насторожился и глухо заворчал. Я ощутил гнетущее беспокойство… чувство очень знакомое, почти осязаемое.

— Ната, нельзя. — Я старался говорить тихо, чтобы не испугать девушку. — Отойди…

Она вскинула удивленные глаза, но послушалась, едва увидела выражение на моем лице.

— Что там?

— Не знаю. Угар беспокоится. И я… Тоже.

Уставший до предела, я всматривался в отверстие лаза. Вместо ожидаемого отдыха нас встретила новая неприятность, и я пока не представлял — какая? Но, то, что она существует — не сомневался. Угар вздыбил шерсть и продолжал ворчать, не отрывая взора от дыры. Я тоже испытывал тревогу…

— Внутри? — Ната, внешне спокойная, сняла с плеча лук и вытащила стрелу, накладывая ее на древко. Я покосился — давно ли мы стали столь решительными? Весь привычный мир перевернулся, превратив планету в гигантский могильник, на костях которого словно ни откуда появились невероятные твари из кошмаров, жаждущие плоти и крови уцелевших! И что же? Прошло всего ничего — и она, сама еще едва ли не ребенок, уже привыкла к смерти и готова убивать! Природа просчиталась, оставив в живых двух представителей человеческой породы — даже этого достаточно, чтобы все прочие уяснили, кто здесь настоящий хозяин!

— Не спеши. Внутрь мы не полезем. Если эта… Если там кто есть — нарвешься на удар лапы или укус.

— Выманим?

Не отвечая, я посмотрел на Угара. Тот навострил уши — из глубины лаза донесся едва слышимый писк!

— Щенки? Собаки? — Ната тоже услышала. Но звук, донесшийся из глубины, не походил на скулеж. Я приблизился к отверстию — писк сразу прекратился.