— Темнеет. И Угар вернулся.

Ната погладила пса. Настоящий медведь! Разве что более выразительно машет хвостом — явный признак выпрашивания родной миски!

— Неужели голодный? — Ната тоже обратила внимание. — А ведь шлялся среди кустарников не меньше часа!

— Визга пойманной дичи я не слышал. Вероятно, ее здесь вообще нет.

— Но у нас запасы еды не сильно богаты. — Ната вопросительно посмотрела на меня, и, не менее укоризненно — на Угара. Пес лизнул ее в ладонь.

— Да? — Я усмехнулся.

Ната пожала плечами:

— Ну… Можно себя немножко ограничить.

— Да? — Смех уже рвался из груди и Ната не выдержала:

— Не подначивай! Я не виновата, что он так смотрит!

Угар, если хотел, делал такие умильные глазки и скорбное выражение на морде, что отказать ему становилось просто невозможно.

— И вообще, ужинать, на ночь глядя — вредно!

— Ага. Ему об этом скажи. — Я уже развязывал мешок с провизией. — Или лекцию прочти, о пользе вегетарианства. Кстати… А ничего съедобного тут не растет?

— Растет. — Ната мигом переключилась на любимую тему: — Кое-что я даже пробовала!

— Когда ты все успела? В скаутах?

— В основном, да. Так тебе сказать?

— Валяй. Все равно, мне ужин готовить.

— ?

— Нет уж, тебе доверить не могу — пока Угар рядом и буравит тебя глазками, этот мешок будет в моих руках. Так как-то надежней…

Она возмущенно фыркнула, но я остался непреклонен. Угар получил скромную порцию, которая его явно не устроила, и стал подлезать под руку Наты.

— И не думай даже… — Я строго прикрикнул на пса. — А ты ешь, а не отщипывай кусочки. Ночи у болота всегда холодные, на голодный желудок замерзнешь. И не балуй черного, пусть сам о себе заботится.

— Если он уйдет на охоту в ночь, в эти заросли — не станешь волноваться?

— Стану. Но иного выхода нет. Пса в походах прокормить очень сложно. И раньше это было проблемой, а сейчас… При его размерах и аппетите — нереально. Либо, найти специально для Угара, лошадку, а в придачу к ней — телегу. Ну и возить тушенку, благо ее запасы пока позволяют. Устраивает?

— Если найдешь — почему нет? Представляю, какой шик — верхом на коне, на вершине холма, с луком за спиной! Вылитый кочевник! Варвар! Гунн!

— Хворост подбрось, язва ты малорослая… — Я отмахнулся, не рискуя ввязываться в словесную баталию. Ната улыбнулась:

— Удрал? Вот так всегда, все мужики при спорах с женщинами пасуют и прикидываются крайне занятыми. А все потому, что говорить с нами на равных вы не умеете!

— Чего? — Я даже ошалел от такого наезда…

Ната показала мне язык и отбежала к берегу. Я вздохнул… Ну и как себя вести с этой девушкой? Ни одной минуты она не ведет себя одинаково, словно в ней уживаются сразу несколько человек. Сейчас это взбалмошная девчонка, через полчаса — умудренная и повидавшая жизнь, женщина, а завтра — лукавая девушка, флиртующая с ровесником. Правда, с ровесником я переборщил…

Вдалеке послышалось рычание. В одно мгновение я весь превратился в слух, выискивая источник звука, а Ната, разом преобразившись, кинулась к своему копью.

— Тихо… — Я жестом приказал ей присесть. — Не вставай. И не шуми… Это Угар.

— Ты уверен?

— Да. Я не раз был свидетелем его охоты, порой даже слишком близким… Судя по рыку, он вгоняет кого-то из кустов, на нас.

— На нас?

— А что тебя удивляет? — Я спокойно вытаскивал стрелу из колчана. — Сама знаешь его способности. Пес поступает очень даже разумно. Зачем самому продираться сквозь колючки, когда добыча, потеряв голову от страха, бежит в поисках спасения прямо на берег? Конечно, для зверька это самый верный путь. Если, не одно, Но…

Я спустил тетиву. Резкий свист, приглушенный звук падения — что-то, размерами с кролика, с размаху ударилось о прибрежный камень. Через минуту громадными скачками к нему приблизился Угар. Взяв добычу в пасть, он вопросительно посмотрел на меня. Я махнул рукой, подзывая его к себе. Однако, увидев в глазах Наты немой укор и некоторую брезгливость, изменил решение:

— Сидеть. Отдай. — Пес выполнил команду, не мешкая. Я отошел к берегу и, убедившись, что Ната не видит, вырезал стрелу из тушки.

— Рано или поздно, тебе придется…

Ната резко повела плечом:

— Без этого нельзя?

— Если хочешь выжить — нельзя. Запасы не вечны, а еду, кроме как охотой, взять не откуда. Ладно, оставим пока… Ты там что-то про травы начала, может, просветишь на досуге?

— В другой раз. — Настроение у девушки испортилось. Она с трудом выносила пиршество Угара, расположившегося слишком близко от нашей стоянки. Но я не отгонял пса — в конце концов, такова жизнь. Ей придется ее принять, и иного решения здесь просто нет.

Несколько минут прошло в молчании — девушка красноречиво посматривала на меня и на берег, где пировал Угар, а я делал вид, что ничего не происходит. В конце концов, она не выдержала:

— Не стыдно?

— ?

— Как ты можешь это выносить? Он хрустит костями так, словно это не пасть, а мясорубка!

— Да, прикус у щенка хороший…

— Прикус? — Ната швырнула в сторону Угара головней. Пес успел отскочить, но мигом вернулся, и, подхватив остатки добычи, скрылся с ней в зарослях.

— Ну, и чего ты добилась? Он обиделся, и теперь не вернется до рассвета.

— Значит, плохо выдрессирован!

Я пожал плечами:

— Да как сказать… Я, конечно, вряд ли большой спец в этом деле, и собаки никогда раньше не имел, так что воспитывать не приходилось. Впрочем, как и молоденьких девушек, впадающих в истерику при виде собачьего ужина. Но, если быть последовательными — почему бы и Угару не рассвирепеть, когда ты черпаешь ложкой кашу из котелка? Тоже, думаю, внушает отвращение — вместо языка и зубов пользоваться противной, алюминиевой палкой, да еще и мыть ее после этого… А если серьезно — еще пара таких выходок, и пес окончательно перестанет тебе доверять. Пойми, его поведение вполне естественно… для него самого, по крайней мере.

Ната вспыхнула, но сдержала эмоции внутри. Я подбросил хворост в огонь:

— Ладно, брэк. Будем считать это издержками нового мира. Привыкнешь, что там… Вообще-то, мне и самому не особо приятно слушать его чавканье.

Девушка играла в молчанку, и я решил больше не говорить о псе. В болото впадало огромное множество всевозможных ручьев, некоторые даже нельзя было перейти — из-за их ширины. Так как мы расположились возле одного из них, само собой, что я с интересом наблюдал за тем, что происходило на его берегах. Как это все не походило на те, не столь далекие дни, когда я проходил здесь в одиночестве! Буквально в считанные недели все преобразилось. Голый песок сменился густым покровом травы, вернее — мха, сплошным ковром укрывшего прежнюю скудость. В воде, стремительными молниями, мелькали длинные веретенца — рыбки, очень мало походившие на прежних, и, по внешнему виду, скорее напоминающие собой оперенье стрел. На поверхности бегали жуки и мне, даже издали, казалось, что я различаю перепончатые лапки, благодаря которым они могли удержаться на воде. В воздухе носились жужжащие тени — я прикрыл глаза ладонью, опасаясь столкновения, с какой-либо особо глупой мухой. Их размеры заставляли осторожничать — прямое попадание могло надолго вывести из строя. Но, или мухи стали умнее, или им было не до нас — все, кто умел и мог летать, предпочитали носиться в бреющем полете, над ручьем. Иной раз кому-то не везло — вода резко вспучивалась, появлялась серебристая тень, и незадачливое насекомое исчезало в пучине. На смену ему роилось целое полчище других — и я подозревал, что одними мухами тут не обойдется.

— Ната, старайся особо не шевелиться.

— Привлечем внимание? Так ведь их не обманешь безмолвием, это не звери. Они на тепло и запах реагируют. Вот почувствуют, что мы вкусные — ну и…

— Успокоила… Сиди, не умничай. Куснет такая зараза — что потом делать?

— Если они стаей налетят — твой меч не поможет. Это не крыса, голову не срубишь.

— Так… Давай вот что — в мешке аэрозоль лежит, как раз на такой случай. Давно с собой таскаю, но все нужды не возникало.