В своих путешествиях я остановился у вод озера, где произошла схватка с убийцами, да сильно приблизился к юго-западу, когда перешел реку и приобрел там друга. Ни там, ни там, живых людей я не встретил. И до сих пор я не мог ответить на вопрос — откуда пришли те несчастные, которые погибли во время нападения трупоедов? Откуда появилась человеческая нога в зубах взбесившейся матери Угара? Но, если раньше я предполагал отправиться в любую из сторон, как можно скорее, то теперь предприятие откладывалось на неопределенный срок. И одной из причин стало то, что я боялся потерять Нату… Если найдутся люди, что помешает ей уйти с ними и к ним? Что ей человек, превосходящий ее по возрасту, более чем в два раза? Я стал для девушки как отец, или, старший брат… А втайне, сам пугаясь навязчивых видений, начинал желать совсем иного. Во мне словно оживал растерзанный псами, оборотень, и его неутоленное желание крови и самки, столь отчетливо проявившееся в моей голове… Я нервничал, выходил их подвала наружу и подолгу стоял на холоде, пока холод и ветер не загонял обратно. Скрывать это от самого себя, а более всего — от Наты! — становилось все труднее. Я успел, за короткий, в общем-то, срок, привыкнуть к девочке… К ее мягким, кошачьим движениям, к печальной иногда, улыбке, все понимающим и теплым глазам. К жестам, спокойным объяснениям, к смеху. Изголодавшись по общению, уже не мог представить себе, что вновь окажусь в этом подвале один.

Но было ясно и другое. Мы не сможем всю оставшуюся жизнь провести затворниками, иначе она очень быстро из кажущейся идиллии превратится в кошмар. Нам придется — рано или поздно! — выйти из подземелья и отправиться на поиски. Кого угодно и где угодно.

К этому была еще не готова сама Ната. Прогулки по развалинам города не убедили меня в том, что она набралась достаточно сил для дальних странствий. Следовало подготовить ее для суровой жизни, где недоступность острова уже не может служить достаточной защитой. Иными словами — я начал думать, что в некоторых ситуациях неплохо бы полагаться не только на себя. Одного копья да топора, к которым добавились лук и меч, все же недостаточно. У меня — только две руки. Две руки могут натянуть только один лук. Это оружие годится для меня, следовательно, послужит и для девушки. Но, едва я дал подержать его Нате, сразу убедился — удержать она его сможет, а вот натянуть, вряд ли… Тогда пришла идея изготовить лук по ее силе. Я использовал для этого стальные прутья, которые нашлись в каком-то завале среди прочего хлама. Они обладали хорошей упругостью, выпрямлялись после изгиба и могли послужить вместо древка. Обмотав прутья бечевой, оставил в середине место примерно в десять сантиметров в длину и сплел здесь утолщение, чтобы стрела могла, как бы ложиться на выступ. По краям привязал два обычных кольца, накрепко укрепив их проводом и клеем. Лук значительно уступал моему, в размерах и весе, и я надеялся, что уж с этим она сумеет справиться.

Ната с интересом наблюдала за мной, иногда помогая, что-нибудь подержать. Зато тетиву она сплела сама — я берег две оставшихся, от моего лука, как зеницу ока, понимая, что заменить их будет нечем… Мы взяли несколько резинок, в середину вложили крупную леску, и, привязав все кончики к кольцу, начали сплетать косичкой нити. Плела Ната, а я лишь наблюдал за ловкими движениями ее рук. Когда тетива была готова, согнув конструкцию, примерил, сколько мне примерно требуется, чтобы он держал такую выгнутую форму. После этого мы обвязали тетиву возле следующего кольца. Остальное Ната отложила на запас. Я поднял лук. Держать его оказалось удобно, но мне не понравился вес — слишком легкий, по сравнению с тем, что висел сейчас на стене. Когда же стал натягивать тетиву, то едва не порвал — сказалась привычка полагаться на ту, которая до сих пор не подводила на моем оружии.

— Туго? — поинтересовалась девушка.

Я неопределенно махнул рукой. Таким он, собственно, и должен быть. Другое дело, насколько она сможет с ним управится? Но то, что мы сделали, заключало в себе только часть общей работы. Теперь нужно изготовить стрелы. Прежние, увы, не подходили. Длина луков различалась, следовательно, и мои стрелы тоже. Они были намного длиннее. Можно, конечно, стрелять и ими, но натяжка получалась не в полную силу. Ната предложила взять остатки ящиков, из которых я соорудил ее постель. Сухие и достаточно длинные, они легко кололись на тонкие неровные тростинки. Далее я обработал их ножом, придавая каждой округлую форму. Работа знакомая — так же изготавливал свои стрелы. Вышло двадцать три штуки. Больше дощечек не имелось — все, что можно, я уже пустил на собственное вооружение. Со временем, придется поискать что-нибудь, более подходящее. Прутья, например. Правда, ближайшие кустарники и сохранившиеся деревья для этого не годились — слишком кривые. Наконечники мы смастерили все из тех же гвоздей. Возились с ними два дня — торопиться некуда. Наверху ничего не менялось. Небо, все такое же хмурое, серое и грязное, нависало над холмом и застилало его вершину клубами белесого тумана. Стало еще теплее — зимние куртки, кажется, прочно заняли место в кладовой…

Испытывать лук вышли утром следующего дня. Недалеко от входа в убежище, среди прочих обломков, торчала доска, широкая и крепко держащаяся в земле. Ее я и использовал, как мишень, когда только начинал тренироваться сам.

Мы отошли от доски на тридцать шагов — больше не рискнул, полагая, что из нового оружия стрелять столь же метко, как из своего привычного лука, будет сложно… А позориться в глазах девушки никак не хотелось. Первый десяток стрел пролетел мимо, хотя все они ложились очень близко от цели. Сразу стала видна разница между настоящим луком и домашней заготовкой. Натягивать и удерживать лук стало сложно, рука просто висла от тяжести. Поняв, что где-то допустил ошибку, разобрал всю конструкцию и значительно облегчил лук, чтобы он стал по силе девушке. После этого пристрелка началась по новой… Наконец, одна из стрел попала в доску. Я громко закричал:

— Ааа… Зараза! Моя взяла!

Ната посмотрела на меня и, слегка улыбаясь, произнесла:

— Хорош… Нет, в самом деле — хоть в кино снимайся!

— В роли кого? — поинтересовался я, натягивая тетиву.

— Ну, не Робин Гуда, конечно. Скорее… А, впрочем, не знаю. Но, здорово! Ты бы сам видел, как смотришься! Только бриться надо чаще, а то щетина весь колорит портит.

Я кивнул, соглашаясь.

— Приму во внимание. Правда, когда мои станки закончатся, тебе придется привыкать к бороде. Нож наводить до остроты бритвы я пока не научился.

— А жаль… Мне казалось, что ты все умеешь.

— Не понял?

— Дар, ну не люблю я бородатых… Сразу кажется, что в этом атавизм какой-то. Дикость.

— Ого, какие мы слова знаем!

Ната топнула ногой, в шутку рассердившись.

— Ну, знаешь… Не одни только, вот такие вот, Тарзаны, все на свете знают!

— Остынь… — я примирительно ей улыбнулся. — А дикарем выглядеть… Что ж, мне это подходит. Кому, как не нам, иметь первобытный вид!

— Нет, побрейся. Пожалуйста…

Я погладил ее по щеке. Ната словно сжалась… но не отпрянула, а наоборот, закрыла глаза, отдаваясь неуместной вроде сейчас, ласке…

— Побреюсь. Обязательно. Если единственной девушке во вселенной не нравится щетина — нужно считаться с ее желаниями.

Я откровенно любовался ею. Ната и сама очень походила на дикарку, сошедшую с полотна какого-нибудь, доисторического художника. Распущенные на спине и плечам волосы, пушистые и мягкие на ощупь. Безрукавка мехом наружу и рубаха с вышитым ею узором по горловине. Широкий кожаный пояс с ножнами и острым ножом в них. Кожаные поручи на запястьях, чтобы защитить руки при стрельбе. На ногах — мокасины, которые я так долго и тщательно шил. Обтягивающие стройные ноги штаны из плотной ткани, еще больше подчеркивающие все прелести ее точеной фигурки.

Я снова прицелился — оружие требуется испытать неоднократно.

— Есть!

Ната улыбнулась. Она ни разу не высказала своего нетерпения, при каждом моем промахе делая ободряющее лицо и кивая — ничего, получится! Вот и получилось. Мне была приятна ее улыбка, и я снова натянул тетиву. Из всех стрел попали в доску четыре. Перед тем как повторить тренировку, осмотрел резинки. Хорошо, что сделал это заранее — на краях тетивы, там, где выемка в стреле соприкасалась с тетивой, начали появляться рваные ниточки. Тетива могла перетереться. Ната, заметив, что я рассматриваю лук, предложила обмотать этот место, что мы и сделали, применив полоску тонкой кожи, которую я вырезал из рваного плаща. Так как при каждом выстреле стрела заметно ударяла по тыльной стороне ладони, я сшил грубое подобие перчатки — вроде собственных поручей. Что-то типа этого требовалось и для Наты.