Она молча кивнула — спорить было действительно не о чем…

— Тут так тепло… Я разденусь?

Я спохватился:

— Ну конечно! Скидывай свою одежду и давай ее сюда.

Она стянула мою куртку — анорак, достаточно крепко сшитый, превратился после путешествия в лохмотья. Сказалось нападение оборотня, схватившего ее за воротник, да и острые грани обрыва добавили свой след. За курткой последовал толстый жакет — и я сразу отнес их в тот угол, где находилась трещина в полу. Сбросив вещи вниз, вернулся к Нате.

Она сидела на табурете, возле давно угасшего очага, и, лишь глаза выдавали, что творилось у нее в душе: восторг, восхищение, радость, печаль, тоска, отрешенность… Все одновременно. И неизвестно, чего больше.

— Что ты?

— Я? Так… Ничего. Ты не обижайся — просто слегка одурела от всего… И устала.

Я криво улыбнулся: впервые за короткое время нашего знакомства она позволила себе сказать что-то не совсем приличное.

— Впечатляет?

— Да… Сильно. Когда ты рассказывал — я даже не думала, что так может быть. Здорово!

Она спокойно произносила эти слова, но мне казалось, что она что-то не договаривает… Словно выдавливает из себя то, что от нее хотят услышать.

— Сильно устала? Нет… глупый вопрос. Извини, не отвечай. У меня тоже ноги заплетаются. И живот сводит. Ты уже походила по подвалу?

— Нет. Ты сам меня поводи, ладно? Будь экскурсоводом. А то я боюсь заблудиться.

— Здесь? Он не настолько огромен. Здесь не заблудишься. Тут во все стороны только одна дорога. Вперед да назад. Но, если ты так хочешь — пойдем.

Мы начали с правой стороны — самой длинной, если считать от жилых помещений. Здесь располагались стеллажи, где хранились стеклянные банки с маринадами и соленьями преимущественно из овощей и фруктов. Она дотронулась до банки, провела по ней пальцами — на стекле остался четкий след вытертой пыли.

— И это все… твое?

Может быть, будь на моем месте кто-либо иной, он и не уловил подтекста в вопросе, но я ее понял сразу.

— Мне не с кем было до сих пор делиться. Да, это все, — я обвел комнату рукой, — было мое. А теперь — и твое тоже. Ты можешь брать здесь все, что захочешь. И разумеется, не спрашивая разрешения. Скажем так… Это все — наше! Понимаешь меня?

Она моргнула. Я улыбнулся девушке, желая смягчить неловкость, возникшую после ее вопроса.

— И вообще… Ты здесь не гость. Ты — хозяйка.

Я запнулся — определение получилось, возможно, тоже с подтекстом — и она не могла его не заметить! Но Ната тактично промолчала, хотя я увидел в ее глазах лукавую искорку…

— Мы оба, — как раньше, я один! — Являемся теперь хозяевами этого подвала и всего того, что здесь есть. И… Ната, ты не бойся меня. Я вижу тень сомнения на твоем лице — давай, попробую прояснить ситуацию. Я помог тебе не для того, чтобы превратить в рабыню. Ты не слуга, и не вещь… Ты человек, и я вовсе не собираюсь посягать на твою свободу или право принимать решения, только лишь потому, что приложил руку к твоему освобождению из этого плена на острове.

— ?

— Ну, не плена… — я стал подбирать слова, вконец растерявшись, но Ната сама меня поправила:

— Я знаю. Если бы думала иначе — осталась там…

Теперь уже я взглянул на нее с вопросом, но она отвела глаза. Прошлась вдоль рядов, заглянула в каталог, который я скуки ради составил, подсчитывая все, что хранилось на складе, и вернулась обратно.

— Повезло… Ты долго его искал?

Я как-то посвящал ее в свою эпопею и теперь лишь подтверждал рассказ.

— Уже не помню. Наверное, долго. Мне так показалось. По крайней мере, до тех пор, пока на него не наткнулся, практически умирал с голоду.

— Мне было легче.

Я отрицательно метнул головой:

— Ну, нет! Какое там — легче? В этой машине, соседствуя с трупами… Так и свихнуться можно! Кроме того, питаться одной мучной болтушкой, да рисовой кашей — у любого от подобной диеты крыша съедет! А ты, как мне кажется, вполне еще сносно соображаешь.

— А если бы не эта фура с мешками — то, с ума сойти, я бы просто не успела. И не нужно шутить… Все слишком серьезно. Голод тоже, убивает…

Я подошел к ней и положил руки на ее плечи:

— Здесь тебе это не грозит!

Она нервно искоса взглянула на мои ладони и я, смутившись, убрал их.

— Все нормально… — Она сказала, словно извиняясь, стараясь произносить слова как можно мягче, и чуть коснулась меня сама. — Не волнуйся. Я тоже… Соскучилась. Мне тоже, очень хотелось, до кого-нибудь, дотронуться… Уже давно.

Внезапно я ощутил такой порыв ее обнять, что не смог сдержаться и привлек девушку к себе, почувствовав мягкие округлости, едва скрываемые шерстью тонкого свитера. Где-то с минуту мы простояли так, не говоря ни слова…

— Дар…

Она прошептала просящим тоном, но — многозначительно, очень-очень по-взрослому, и я, с сожалением, едва не задрожав от нахлынувших, давно не испытываемых чувств, отпустил девушку.

Мы направились дальше, через все комнаты, уцелевшие при землетрясении. Ната только восторженно охала, когда я зажигал очередной светильник — хотя я сильно подозревал, что она так поступает только из вежливости перед хозяином сокровищ… Мы остановились перед расщелиной, служившей мне иной раз как мусорная яма. Ната заглянула туда и отпрянула назад.

— Глубоко. Ты туда залезал?

— Ну, один раз. Да и больше просто скинул факел, для проверки. Метров пятнадцать, думаю, в глубину. Сбрасываю туда мусор, после уборки… Ну, и еще… Не всякий раз, есть возможность выйти наружу. Извини за подробности.

— Я поняла. Это естественно, не надо стесняться.

— Ну вот, — я облегченно вздохнул. — Одному мне, удобства как-то не требовалось… Но теперь я сделаю уборную, как полагается.

Я утянул ее в другое помещение, туда, где хранились мелкие припасы, из числа несъедобных. Там были сложены рулоны ткани, рыболовные снасти, мясницкие топоры, заготовки для стрел.

— Так здорово! Ты все хорошо приспособил!

Она понимающе посмотрела на коробочку с мелкими рыболовными крючками и спросила:

— А ты уже пробовал что-нибудь ловить?

— Один раз. И то, случайно, если, признаться. А до этого — нет. Не было необходимости. Да и где? Река, которая текла через город, почти вся ушла в трещины, и наполняется очень неоднородно. Хотя, по сравнению с первыми днями, рисковать, пересекая дно, я уже не решусь… В ней, уверен, водятся такие рыбы, которых вряд ли захочется видеть на столе. А ты что, у себя на острове ловила рыбу?

— Пыталась, пару раз. Но чем? Сделала острогу из палки — вот и вся снасть. Будь мелководье, может, что и вышло. А когда самой рыбы не видно — от копья мало толку.

— Ну, я испытал удачу не так далеко отсюда, на озере. И даже попробовал… Ничего, даже животы не болели. Я с щенком… Вместе с Угаром ходил. Мы можем туда отправиться, если хочешь.

— У тебя тут столько всего… Я не любитель рыбы, разве, что иногда. Правда, когда хочется есть, то уже все равно, что…

Я промолчал. Вспоминать первые дни и связанные с ними лишения — не очень приятное занятие… Ната знала, что говорила: в ту пору я готов был съесть все, что угодно…

— А ты? Как ты… Как ты жила в первые дни?

— Трудно. Знаешь, не столько страшно того, что творилось повсюду, сколько потом — когда пришла в себя и увидела, что совсем одна. Кругом все горит, все рушится… Трупы повсюду. Вповалку, друг на друге! Я ходила по ним часами — ногу некуда поставить. А потом забрела на этот остров — тогда еще воды столько не пришло. Я и сама не знала, куда иду и зачем. Было все равно… Нашла вот эту нору… Там и осталась. День, другой — потом воды стало прибавляться. Казалось, что, если оттуда уйду, погибну. Ну а когда воды добавилось столько, что перейти вброд уже стало невозможно, и вовсе смирилась — пусть будет, как будет. Тоже… Думала, придут спасатели и отыщут. Один раз, правда, попыталась переплыть, но, когда увидела, как в воде что-то шевелится, выскочила назад, как ошпаренная. Он потом меня несколько раз хотел поймать, на суше. Не сумел…