Но это были не горы. Через два часа, когда мы пересекли каменную пустошь, я смог рассмотреть их более отчетливо. Перед нами возвышались скалы — очень крутые, высокие, и как мне показалось, абсолютно непроходимые. Они стояли сплошной грядой, ни в одном месте этой монолитной стены не замечалось ни единого просвета.

— Вот это номер… Откуда?

Я смущенно посмотрел на пса. Тот, выжидающе, — на меня.

— Похоже, мы в тупике. Что ж, придется исследовать эту стену вдоль. Куда пойдем? На восток, к желтой пустыне? Или к реке, на запад? Река предпочтительнее — все-таки, мы там уже были.

Щенок почесал за ухом лапой. Ему было все равно. Решать пришлось мне.

— Рад, что ты — за. Еще бы уточнил — за что? Тогда — на восток. Разведка так разведка.

Скалы тянулись сплошной китайской стеной, по обе стороны света — только высота их кое-где казалась, сравнима со средней руки небоскребом — или, если я не ошибался, примерно достигала пятидесяти-шестидесяти метров, что не могло быть сопоставимо ни с какой рукотворной стеной в мире. Походило также на то, что она возникла ниоткуда — сама собой, словно вылезла из земли. Как будто бросили сказочный каменный гребень, и тот, самым волшебным образом принял эти непреодолимые формы… Только стена, в которую я уперся, была далеко не волшебной, а очень даже явственной.

Щенок скучал. Он водил носом и ждал, когда же я дам команду хоть куда-нибудь идти. Ему хотелось есть, и пить, и я решил устроить небольшой привал.

Отсюда открывался хороший вид — перед грядой земля круто вздымалась, мы были на возвышенности, и вся пройденная нами степь лежала как на ладони. Мы словно находились на краю чаши и примерно до середины могли все в ней разглядеть. Правда, развалины города все равно не просматривались — так далеко не пропускал этот осточертевший смог. Либо, слишком далеко зашли. На западе клубился туман — скорее всего, над руслом, где на месте бывшей реки продолжалась работа гейзеров и горячих грязевых источников. На востоке — какое-то светлое пятно. Вряд ли это могла оказаться та самая желтая пустыня. Так далеко не поможет даже бинокль. Но иного объяснения не находилось. Вполне логичным было отнести это к свечению остаточной радиации… И стоило ли тогда туда топать, рискуя получить смертельную дозу?

Пес зевнул и потянулся — ему надоело лежать, он встал, подошел ко мне и поставил лапу на мокасин.

— Приглашаешь вперед? Ну ладно…

Я поднялся. Припасов и воды у нас оставалось пока достаточно, можно и попробовать пройти какое-то время в любом направлении. Выбрав все-таки восточное — сняв шляпу по волосам не плачут! — стал спускаться со склона. Радиация, не радиация — один черт. Если до сих пор жив, и никакое излучение меня не убило — пронесет и теперь.

Рассуждая подобным образом, успел заметить — вдоль линии оврага идти действительно, легче. Отдохнувший пес резво трусил впереди. Я все больше ловил себя на мысли, что знаком не со всеми его талантами, и кто знает, чем он удивит в будущем… Во всяком случае, его преданность внушала надежду, что, когда он вырастет и станет таким же большим и грозным, как его мать, то не превратится во врага.

Кое-где из почвы вырывались ярко-желтые и красные побеги. Это казалось столь непривычно, что я сорвал один и стал разминать его в пальцах. На коже появилась розоватая жидкость — сок растения.

— Ну и ну. Все больше чудес…

Справа возвышались темные скалы, возле которых я не решился оставаться. С верхушек могли сорваться здоровенные глыбы — таких немало лежало вокруг, и я боялся, что мы можем запросто попасть под одну из них. Теперь я понимал, что просто ошибся, приняв верхушки гребня за очертания горной цепи. Даже самое чудовищное землетрясение не могло так изменить мир, чтобы они стали настолько ближе. Но и этих скал не помнил — вот они-то как раз появились совсем недавно! Это стало понятно и по тому, что они словно выдавились из глубин — земля разверзлась, выпустив каменных исполинов. А может — и не будто, а именно так и случилось… Разверзлась. Они накрепко преграждали дорогу на юг, и, если уж я и решусь все же добраться до пресловутых гор, предстояло найти в скалах проход. Или — вернуться к реке. Но, предварительно хотелось узнать, как далеко они тянутся по направлению к желтой пустыне. Земля больше не казалась мертвой — чем дальше мы уходили от руин города, тем чаще встречались следы пребывания всяческой живности. То какие-то норы, то, насекомые роем начинали кружиться возле самого лица. Пес с лаем метался по сторонам, и я был вынужден окликом призывать его обратно, боясь, что нарвется на укус. Связываться с насекомыми, не зная, что они из себя представляют, как-то не хотелось…

Далеко впереди обрисовалась резкая грань между небом и краем этой земли. Это зрелище заставило меня остановится. Слишком красиво и несколько жутковато. Странно видеть желтые ростки, слышать одну только тишину, нарушаемую нашими шагами.

Щенок, убежавший вперед, крутанулся на месте и что-то схватил зубами. Я позвал его к себе и, сжав ноздри, заставил выплюнуть добычу. На земле, копошась в слюне и пытаясь расправить надломанные крылья, возился большой жук. Одного взгляда на насекомое мне хватило, чтобы окончательно потерять охоту к путешествию. Таких жуков я еще не видел…

— Да, впечатляет. Вот теперь кто претендует на то, чтобы стать хозяином мира. Ну и зверюга…

Жук поражал размерами. Почти с мою ладонь, с украшением на овальной голове в виде длинного зазубренного рога — как только щенок не поранил небо? Мохнатые, крепкие лапки и вроде как подобие гребня на спине… Он перевернулся на брюшко, отполз на сухое место, задергал жесткими крыльями, и — полетел! От его полета раздался приглушенный гул, словно вдали ударили в колокол. Щенок бросился было за ним, но я осадил его суровым окликом:

— Назад! Ко мне!

Пес резко затормозил, и, вернувшись, как бы независимо поплелся за мной, с сожалением оглядываясь в сторону посадки насекомого.

— Нет, приятель. И не думай. Кто его знает — вдруг ядовитый? Слопаешь ненароком, а потом сдохнешь здесь, в коликах. Видел, какой у него рог? Застрянет в брюхе, и ау…

Пес посмотрел на меня скептически и забежал вперед. Я, ошалев, даже остановился:

— Бред… Не знаю, как на счет разговаривать, но односторонняя связь, кажется, уже установлена. Меня ты понимаешь прекрасно. Если еще со временем услышу внятный ответ… Стоп, лучше не надо.

Ночевать остановился возле большого валуна, вывернутого из глубин и теперь возвышавшегося в поле. Он достигал размеров одноэтажного дома, и в его естественной выемке мы могли укрыться от дождя, если тому вдруг приспичит начаться. Я, все-таки, решился на следующий день пройти в сторону непонятного свечения, а потом, перейдя овраг, направиться домой. Разведка впустую не обрадовала. Хотелось найти что-нибудь интересное, вроде разрушенного жилья, а там — чем черт не шутит? — следы пребывания людей. Хоть золу от костра… Пришел же откуда-то, тот несчастный, который нашел свою гибель в пасти обезумевшей собаки? Хотя в степи, это, честно говоря, казалось нереально. С другой стороны, — какая еще степь? У мегаполиса существовало до двадцати городов-спутников, не считая сотен мелких поселков и ферм — не провалились же все они в преисподнюю? И во всех них тоже имелись магазины, склады… Мародер из меня вышел опытный, возвращаться с пустыми руками не хотелось. И, если главная цель не достигнута, то вторичная должна быть исполнена. Самоуспокоившись, таким образом, я накормил пса и преспокойно улегся на расстеленное одеяло.

Ночь прошла быстро. То ли не спалось, и я провел большую ее часть, ворочаясь на подстилке, то ли просто рано встал. Мы быстро позавтракали — хотелось пройти как можно больше, чтобы успеть вовремя, повернуть к развалинам. Я жевал с неохотой — все приелось! — зато пес с нескрываемым удовольствием. Только ради него я брал с собой еще и банки, что существенно утяжеляло ношу. Он так обожал свою неизменную перловку с мясом, что я не мог сдержать улыбку, видя, как он поглощает содержимое. Погладил его по холке — щенок сразу завалился на спину, подставляя живот. Пришлось почесать и туго набитое брюшко.