- Надо было раньше думать, - отрезал жандарм, - прежде чем свои таланты к покушению на Государя прикладывать! Теперь уже каторгой точно не отделается.

- А папаша его?

- Клянется, ничего не знал. Сынок не гулял, денежки отцовские не транжирил, женщин гулящих не водил, учился на "отлично". Чего еще любящему отцу надо? Вот и упустил сыночка. Кстати, у меня для вас еще одна не слишком радостная новость.

- Что еще? - насторожился штаб-капитан.

- В пакгаузе труп обнаружили прикопанный. Зарезали бедолагу. Полагаем, это кучер вашей супруги. Надо бы, для порядка, опознать.

Известие хоть и ожидаемое, а все равно крайне неприятное. Самое же главное, безо всякой на то причины погиб человек. Жил тихо, служил на конюшне, возил, кого и куда скажут, да однажды не туда, куда надо заехал не по своей вине. А там его взяли и хладнокровно зарезали, как обузу, лишнего свидетеля. Вроде, и нет прямой вины Алекса Магу в случившемся, а на душе все равно пакостно.

- Я его видел всего несколько раз и тут вам не помощник. Завтра к вам отцовского дворецкого пришлю, он опознает.

На этом офицеры расстались. Далее Алекса закружил круговорот подготовки к высочайшему визиту. В последний момент обнаружилась масса упущений и недостатков, которые нужно было срочно устранить. По всему расположению батальона что-то драили, мыли, красили, выставляли напоказ или убирали с глаз долой. Притом, любая мелочь в один момент могла быть раздута до вселенской проблемы, требовавшей вмешательства батальонного командира.

Одной из таких мелочей была покраска трибуны для высочайших гостей. Поначалу ее не планировали красить вообще. Потом, решив, что голые доски имеют слишком неприглядный вид, ее все-таки решили покрасить. При этом назначенные малярами солдаты ухитрились забодяжить такой грязно-серый цвет, после которого комбату осталось только махнуть рукой.

- Перекрасить к едреней фене!

Следующий день был посвящен подготовке личного состава, ибо высочайший глаз не должен быть оскорблен неказистым видом, как нижних чинов, так и господ офицеров. Форма, оружие, амуниция, внешний вид, все должно быть представлено в полной исправности. Построения и осмотры с интервалом в два-три часа чередовались с устранением выявленных недостатков. Унтеры проверяли солдат, офицеры нижних чинов, ротные командиры вверенные им подразделения, ротным доставалось от комбата.

- У вас воротник мундира на солнце выгорел.

- Господин штаб-капитан, - взмолился Николосов, - я же до завтра никак не успею мундир перешить!

- Знать ничего не желаю, - проявил самодурство комбат, - сегодня у вас ворот выгоревший, а завтра будет морда красная, когда Его Величество замечание сделает. Перешить!

- Есть перешить, - обреченно согласился командир третьей роты.

Самому комбату такого рода проблемы не грозили. Шить новый мундир он посчитал излишним, старый же прислуга привела в идеальное состояние. И если за собственную форму он не волновался, то от всего другого его слегка потряхивало. Все таки впервые ему предстояло не только самому предстать перед императором, но и представить в лучшем свете целый пехотный батальон. От того, какое впечатление произведет батальон на Величество, зависела не только его дальнейшая карьера, но и судьба служивших в батальоне офицеров.

В назначенный день Алекс прибыл в батальон к пяти часам утра. В расположении уже никто не спал, устранялись последние недостатки. Вслед за комбатом, то и дело потирая шею под новым воротником, приехал штаб-капитан Николосов. Ротный сходу поделился новой проблемой.

- Я вот все думаю, может, нижних чинов сегодня завтраком не кормить? Точно ведь кто-нибудь обляпается, все старания насмарку.

- Нет, - отверг идею Алекс, - если солдат голодными оставить, у них в животах урчать будет. Его Величество услышит, позору не оберемся. Лучше мы их перед завтраком во второй срок переоденем, а после обратно в первый. Как раз к смотру должны успеть.

Уже начало светать, когда Алекс вспомнил о трибуне. За прошедшее время краска должна была высохнуть, но командир батальона решил убедиться в этом лично. Не дай бог, кто-нибудь из свитских генеральский мундир в краске вымажет.

Осматривая свежнокрашенную трибуну для высоких гостей, штаб-капитан далеко не сразу понял, что именно насторожило его. Он трижды обошел вокруг сооружения прежде, чем нашел настороживший его момент - в одном из углов в тыльной части помоста поблескивали шляпки гвоздей. Трибуну сначала сколотили, затем целиком красили, потому, все гвозди оказались под слоем краски. Здесь же, гвозди заколачивали явно после окраски. Приглядевшись к углу внимательнее, он нашел следы от какого-то инструмента. Что-то вроде гвоздодера или небольшого ломика. И орудовали им никак не ранее, чем в прошедшие сутки. В душе Алекса шевельнулись нехорошие предчувствия. Внезапно осипшим голосом он потребовал у присутствовавшего здесь же Сташчака.

- Гвоздодер сюда, быстро!

Глянув на озабоченное лицо командира батальона, адъютант решил лишних вопросов не задавать, а лично отправиться за затребованным инструментом, не доверяя столь ответственного дела нижним чинам. Пока капитан отсутствовал, штаб-капитан накручивал круги вокруг трибуны, пытаясь выискать другие отметины от стороннего вмешательства, но таковых более не обнаружилось.

- Извольте получить, господин штаб-капитан!

Молча приняв гвоздодер из рук адъютанта, Алекс примерил лапку инструмента к оставшимся отметинам. Подошло идеально. Не исключено, что злоумышленник использовал не просто аналогичный гвоздодер, а этот самый. Подцепленные лапкой доски отошли неожиданно легко, открыв черную щель. Непосредственно за отогнутой доской ничего подозрительного не обнаружилось. Дальнейшее пространство под трибуной терялось в полной темноте.

- Фонарь! Принесите фонарь!

В этот раз за осветительным прибором мухой улетел один из солдат. Опять потянулись томительные минуты ожидания, еще больше нервируя штаб-капитана. Наконец, солдат притащил керосиновую лампу.

- Дай сюда!

Забрав лампу у рядового, штаб-капитан осторожно опустился на колени и тусклый, желтоватый свет выхватил из темноты тесное пространство под трибуной. Посреди засыпанного опилками и стружкой пространства, стоял пузатый кожаный саквояж, в каких средней руки чиновники носили служебные документе вкупе с собранным заботливой женой обедом. Вот только Алекс почему-то сильно сомневался, что внутри он обнаружит столь безобидное содержимое.

- Ты, - палец штаб-капитана ткнул в принесшего фонарь солдата, - лезь под трибуну и доставай саквояж! Только аккуратно!

Невезучий солдат замялся. Он был в мундире первого срока, тщательно почищенном и отутюженном. После путешествия под трибуну все его труды пойдут прахом, а времени вновь привести форму в порядок уже не останется. Заминка вызвала взрыв командирского раздражения.

- Живей, чтоб тебя!

Под трибуну рядовой забрался довольно шустро, а вот обратно...

- Тащите его за ноги!

Опасаясь угодить комбату под горячую руку, солдаты спешно выдернули бедолагу из-под трибуны, протащив его животом по скопившемуся под ней мусору. Едва только саквояж оказался перед штаб-капитаном, Алекс грозно рявкнул.

- А теперь, все прочь!

И так немногочисленные зеваки резво шарахнулись в разные стороны. До них уже начала доходить вся серьезность происходящего, каким бы комичным это не выглядело со стороны. Слегка потертый, толстой коричневой кожи саквояж. Алексу показалось, он его уже где-то видел. Но это было только смутное подозрение - сотни и тысячи таких саквояжей перемещались по столичным улицам каждый день, то и дело попадаясь на глаза прохожим.

Прежде, чем открывать саквояж комбат настороженно прислушался. Вроде не тикает. Осторожно нажав на язычок замка, офицер приоткрыл створки саквояжа. В свете восходящего солнца внутри блеснули металл и стекло. Убедившись в отсутствии каких-либо ловушек, он открыл саквояж полностью. Внутри обнаружился почти полный аналог адской машинки конструкции студента-недоучки Пилипкина. Курок взведен, стрелка будильника была установлена на четверть одиннадцатого, в аккурат к середине парада подгадывали.