Капитан Кондратьев, пока возвращался, думал, с чего начать разговор, но потомки и сами догадались. Лейтенант встретил его вопросом в лоб:

— Арестовать нас приказано?

— Приказ генерала Зарубаева: разоружить и изолировать от общения с солдатами.

— Боится, что спросят, почему бунтовщики все еще на свободе и при оружии? Шкуру свою спасает ваш генерал. А если откажемся?

— Приказано применить силу.

— А дальше что?

— Других указаний не было.

— Ладно, — Сергей обернулся к танкистам. — Лично я в предков стрелять не буду. Сразу не повесят, мы для них источники ценной информации, а дальше видно будет.

— У меня отец где-то здесь, — высказался механик-водитель, — я с ним точно воевать не буду. А ты, лейтенант, еще зеленый и не навоевался, поэтому народ не баламуть.

Это он заткнул рот не в меру возбудившемуся Мирошкину. Последним высказался сержант Вощило.

— Вы под броней, может, и прорветесь, а нам точно хана. Их тут сотни три, задавят.

— Не хочешь умирать, сержант?

— Не хочу. Был бы хоть какой-то шанс, а так…

— Ну вот и решили, — подвел итог Сергей. — Капитан, где сложить оружие?

К такому быстрому исходу Кондратьев оказался не готов.

— Тогда оставим внутри одного из танков, — предложил Сергей. — Танки закроем, ключи передадим вам. Согласны?

— Да, это будет наилучшее решение. Только надо будет потом номера переписать.

— Надо будет — перепишем.

Решение отцов-командиров некоторые встретили без восторга. Больше всех возмутился стрелок-радист командирского танка Малышев, но Ерофеев просто дал ему по шее, а рука у механика была тяжелая:

— А ну цыц!

Винтовки, автоматы, «Дегтярев» пехотинцев, ТТ и наганы танкистов. Свой пистолет Сергей отдал вместе с кобурой. С оружием расставались тяжело, привыкли к нему и даже сроднились, но так уж сложились обстоятельства. Иванов сам проверил, чтобы все люки были закрыты изнутри, запер башенные и передал ключи Кондратьеву.

— Здесь все. И что дальше?

— Не знаю, инструкций никаких не было, но, думаю, скоро последуют.

— Хорошо, подождем.

Саперы и казаки из конвойной сотни расслабились, винтовки опустили, но поглядывали настороженно. Сергей отвел Ерофеева в сторону:

— Иваныч, твой ключ при тебе?

— Обижаешь, командир, в надежном месте, но достать можно быстро.

— Вот и хорошо, посмотрим, как дальше дела пойдут.

Генерал Линевич был только что назначен главнокомандующим русской армией, мукденского позора Куропаткину все-таки не простили. Приходилось не только принимать дела, но и одновременно организовывать сдерживание японских частей в районе Телина, размещать отходящие и вновь прибывающие войска на Сыпингайских позициях, приводить в порядок вырвавшиеся из-под Мукдена части. Некоторые из них проскочили аж за Гунчжулин, другие остались далеко позади. Уцелевшие полковые обозы, полевые госпитали и артиллерийские парки оказались в чужих корпусных районах. Приходившие на назначенные им стоянки части требовали очищения захваченных квартир. Происходили бесконечные пререкания между начальниками, которые приходилось разбирать.

Конверт с донесением от командира 4-го Сибирского корпуса был доставлен в ставку и вскрыт только поздним вечером. Прочитав содержимое конверта, генерал Линевич был просто изумлен. Ранее за Зарубаевым ничего подобного не числилось, а тут… Прочитав донесение еще раз, но так ничего и не поняв, Линевич, человек по-малороссийски основательный и здравомыслящий, решил с выводами не торопиться. Тем более что хватало других забот.

Черт бы побрал этих потомков вместе с их железяками! Ничего, кроме лишней головной боли, они генералу Зарубаеву не доставили. В ответ на первое донесение только поинтересовались состоянием душевного здоровья его превосходительства и не нуждается ли он в отпуске для поправки оного, вызванного длительным переутомлением. Пришлось писать второе, в более осторожных выражениях, и подкреплять его той же книгой, оружием и документами перебежчика. Со своей стороны генерал мог сказать, что совесть его чиста, он сделал все, что в его силах, людей подозрительных разоружил и арестовал, машины их в тыл вывез. Дальнейшую судьбу машин и людей предстояло определить верховному командованию, а оно не торопилось.

Импровизированные платформы с танками загнали в тупик маленькой станции Годзядань. Здесь же в пакгаузе и разместили танкистов с десантниками под охраной все тех же саперов. В результате целая саперная рота, вместо того чтобы строить укрепления, по сути, бездельничала, а заменить ее другим подразделением было опасно, слухи о будущей революции и судьбе царствующей династии уже могли расползтись среди саперов. На следующий день примчался приставленный к потомкам капитан Кондратьев, требовал решить проблемы с питанием и обмундированием. У них там конец августа был, а здесь середина марта, по ночам заморозки бывают, и эти, как их называл капитан, танкисты вынуждены были, трясясь от холода, развести костры и спасаться возле них.

После обсуждения юридических закорючек Зарубаев приказал поставить всех на полное довольствие в роте Петрова как нижних чинов, так как оформлять в качестве арестантов было намного сложнее, а один и так уже сидит. Под конец Кондратьев осмелился попенять генералу на обращение с потомками:

— Ваше превосходительство, может, можно было офицерам личное оружие оставить? А то им совсем бесчестье получается.

— Кому оставить? — встали дыбом генеральские усы. — А известно ли вам, капитан, что они там у себя в будущем революцию устроили? А что они с семьей императора сотворили?!

— Известно, Ваше превосходительство. Однако никто из них к данным событиям непосредственного отношения не имеет, следовательно, ответственности за них не несет. А ситуация тогда в Телине была критическая. Был момент, что могло и до стрельбы дойти, только благоразумие их командира спасло положение, а могло все закончиться большой кровью. Да и сейчас среди них брожение идет.

— Вам бы, капитан, вместо господина Кони в судах выступать. А что касается брожения, то это ваша задача вовремя беспорядки пресечь, даже силой оружия. Вам все понятно?

— Так точно, Ваше превосходительство!

— Сам жду не дождусь, когда начальство разберется и груз этот с плеч наших снимет. А пока идите, капитан, и смотрите, чтобы никто из них не сбежал и солдат не агитировал.

В первую ночь никто не спал. Температура упала ниже нуля. Возле разведенного танкистами костра состоялся тяжелый разговор. Начал не согласный с решением командира Мирошкин.

— Вот скажите, товарищ лейтенант, почему оружие отдали? По сути, в плен сдались!

— И кому? Царским сатрапам, — влез еще один несогласный, радист Малышев.

С другой стороны костра донеслось одобрительное гудение еще нескольких голосов. Сергей не стал отвечать сразу, выждал паузу, пока все стихнет, кроме треска огня. Пошевелил дрова, отсветы огня заиграли на его начавшем обрастать щетиной лице.

— Ответь мне, Мирошкин, а что такое оружие?

— Как это — что? — удивился младший лейтенант. — Пистолеты, автоматы, танки…

— Ты еще линкоры в этот список добавь. Оружие — это средство для убийства. Средство! А цель у нас какая?

О цели, похоже, раньше никто не задумывался. Несколько секунд все молчали. Наконец тот же Мирошкин выдал:

— Светлое будущее для всех!

— Хорошо, — констатировал Сергей, — пусть будет светлое будущее. Как я понимаю, необходимой предпосылкой для него является социалистическая революция. Правильно?

— Ну, правильно. Только к чему вы это, товарищ лейтенант?

— А к тому, что даже на войне не все задачи решаются с помощью оружия, а здесь дело политическое. Поэтому оружие нам потребуется только на этапе вооруженного выступления, и никак не раньше. А в текущем одна тысяча девятьсот пятом году социалистическая революция победить не смогла, еще товарищ Ленин об этом писал…