– Узнаю наши армейские порядки, – криво усмехнулся Алекс.

Пропуск Горановичу так и не понадобился, Ясен он покинул так же незаметно, как и пришел. После чего он посчитал свою миссию полностью выполненной и вернулся за капитаном.

– Ты-то как, выздоровел?

– Нормально. До Ясена дойду.

– Зачем идти, когда можно доехать?!

У османийцев контрабандист увел не какую-то обозную клячу, а великолепную строевую лошадь вместе с седлом. Рассмотрев трофей поближе, офицер загорелся желанием заполучить его себе.

– Продай лошадь.

И тут Горанович проявил неожиданную щедрость, махнул рукой.

– Так бери.

Впрочем, эта щедрость объяснилась достаточно просто.

– Мне она ни к чему, Добрыну тоже. Сеном ее не прокормишь, ей овес нужен, а он дорог. Из наших ее тоже никто не купит, а если османийцы с ней поймают – голову отрубят. На ней их клеймо стоит. Забирай.

– Ну, спасибо!

Выдержав излияния капитанской благодарности, Горанович добавил:

– Его Аскер зовут.

Так капитан Магу заполучил себе лошадь под седло взамен убитой на перевале. Кличку жеребца Алекс решил не менять, вполне подходящее имя для строевой лошади. На таком коне и на императорском смотре не стыдно показаться.

Уходить решили на следующее утро. На прощание Добрын подарил Алексу шапку из каракуля, какие носили местные пастухи. В этот раз переход через горы прошел без каких-либо неприятностей. Ни ветра сильного, ни снега. В полдень третьего дня, преодолев очередной подъем, капитан увидел небольшую себрийскую деревушку, а возле нее ряды серо-зеленых армейских палаток.

В отличие от Горановича, капитан Магу секретом невидимости для руоссийских постов не обладал. А потому едущий на османийской лошади и в неуставной шапке офицер был немедленно задержан. В подвал, правда, его не сажали и морду не били, но револьвер и саблю изъяли. После чего он был препровожден сразу же к командиру полка. Полковник проверил документы капитана, выслушал, сочувственно покачал головой, после чего распорядился напоить капитана чаем, вернуть саблю и помочь привести форму одежды в соответствующий уставу вид. Он был даже настолько любезен, что немедленно отправил Алекса в штаб армии с сопровождением, больше напоминавшим конвой.

– Я так и знал, что мы с вами еще непременно увидимся!

В штабе армии капитан Магу предстал перед сиявшим новенькими погонами Вязодубовским.

– Здравия желаю, господин штаб-ротмистр. Надеюсь, теперь мою личность можно считать окончательно установленной?

– Можно, – расплылся в благожелательной улыбке жандарм. – И его можете забрать.

Алекс взял со стола свой «гранд», прицепил ремешок и спрятал револьвер в кобуру.

– Присаживайтесь, господин капитан, и рассказывайте. Я просто горю нетерпением, услышать про ваши приключения в османийском тылу.

Поскольку изливать душу в жандармский мундир капитан Магу не планировал, то ограничился весьма краткой версией обстоятельств, приведших его в этот кабинет, уложившись в четверть часа. Вязодубовский слушал внимательно, не перебивал, уточняющих вопросов не задавал, по ходу рассказа сделал несколько отметок в своем блокноте.

– Ну что же, – подвел итог штаб-ротмистр, – мне все ясно. Рассказ ваш, само собой, разумеется, будет проверен. С полковником Гупским я завтра же побеседую. А где ваш проводник?

И в самом деле, где? Воспользовавшись суматохой с офицером, Горанович в очередной раз бесследно исчез, будто в воздухе растворился.

– Ничего страшного, – не стал заострять вопрос жандарм, – никуда он от нас не денется, все равно к вам же за деньгами и придет. А вы уж будьте любезны, обеспечьте его доставку ко мне, тем более что это в ваших же интересах.

– Не извольте беспокоиться, господин штаб-ротмистр, будет доставлен.

– Вот и ладненько. А что мне с вами дальше делать прикажете? Не в камеру же вас сажать!

Алекс только плечами пожал – что хотите, то и делайте. Жандарм за пару секунд нашел решение, устраивающее обоих.

– А отправлю-ка я вас в армейский госпиталь. Пусть вас там медики посмотрят, может, какую-нибудь микстурку от контузии пропишут. А лошадку вашу временно в штабную конюшню поместим, там за ней присмотрят.

В армейском госпитале прибывшему капитану не обрадовались, после боев за Лочев он был переполнен солдатами и офицерами с куда более серьезными ранениями. Тем не менее осмотрели его весьма внимательно и в конце осмотра поставили диагноз:

– Никакой необходимости в госпитализации нет. Если какая простуда у вас и была, то прошла без последствий. Что же касается контузии…

Пожилой лекарь протер обширную лысину не совсем свежим платком и продолжил:

– Тут современная медицина бессильна. Могу рекомендовать покой, сон и хорошее питание. Да, и никаких нервных переживаний. Алкоголь и дамы категорически запрещены!

– Может, мне, господин лекарь, сразу в монастырь уйти?

Медик чувства юмора оказался лишен напрочь.

– В монастырь не рекомендовал бы, там кормят неважно. Да и не отпустит вас никто. А, это вы так шутите! Это хорошо, значит, находитесь на пути к выздоровлению. Ступайте, господин капитан, через месяц явитесь ко мне на прием.

Поскольку в госпиталь попасть не удалось, следующие два часа Алекс шлялся по Ясену в поисках квартиры. Заодно отбил телеграмму отцу с просьбой выслать денег на приобретение новой амуниции. С квартирой все никак не везло, уж больно много штабов разместилось в маленьком городке. Хорошо хоть лошадь была пристроена, она скотина бессловесная.

– Капитан Магу?!

Перед Алексом стоял капитан гвардейских гренадеров, с которым он познакомился в ночь перед штурмом Лочева. Выглядел гвардеец куда менее авантажно, чем при их первой встрече – шинель потрепана, сапоги потеряли блеск и измазаны грязью, левая рука висит на перевязи.

– Так точно. А вы – капитан…

– Вышеострожский, – напомнил гвардеец. – Я тут на излечении в госпитале. А вас как сюда занесло?

Ему-то, третий раз за день, Алекс рассказал свою историю.

– Вы знаете, неделю назад я находился в вашем положении. Из госпиталя выписали долечиваться, в полк не отпустили, еле удалось снять комнатушку в городе. Кровать, правда, только одна, но есть большой сундук. Вы вполне могли бы расположиться на нем, пока не снимите себе отдельное жилье.

Похоже, этот офицер просто страдал от одиночества и нуждался хоть в каком-то собеседнике. И собутыльнике. Со вторым гвардейца пришлось разочаровать.

– Вам с ранением в руку хорошо – пить можно невозбранно, а мне с моей контузией медики алкоголь запретили категорически и на неопределенный срок.

– Жаль, очень жаль, – искренне расстроился Вышеострожский, но решения своего не изменил. – Пойдемте, я комнату тут неподалеку снял, буквально за углом.

Час спустя основательно подогретый вином гвардеец рассказывал Алексу подробности штурма Лочева и своего героического участия в нем.

– Пули свищут, шрапнель над головами рвется, а мы в полный рост идем. Страшно, аж жуть, но даже головы пригнуть нельзя, гвардейский гонор не позволяет. До вала шагов двести осталось, тут по нам картечью ка-ак ахнут! Народу полегло – жуть! Кругом кровь, крики. Я не сразу поверил, что жив остался. От ужаса чуть назад не подались.

– Это вам не церемониальный марш на плац-параде, – усмехнулся Алекс.

– Не то слово, – согласился с ним гвардеец. – Когда сюда ехали, все по-другому представлялось. Мечталось о подвигах и орденах, а теперь вот радуюсь, что живым остался и вшей не подцепил.

– Вши – это запросто, но и орден за Лочев, с учетом ранения, вам наверняка полагается.

– Уже представлен, – смутился Вышеострожский, – к Владиславу с мечами, такому же, как у вас.

– Месяца через два-три получите, вас гвардейцев с этим делом не обижают. А мне на этой войне не везет – уже ранение с контузией имею, а случая отличиться так и не представилось. Да еще и роту полностью потерял. Так что там после картечного залпа было?