— Спасибо, — расплылся Шон в ответной улыбке.

Не удержавшись, я добавил:

— Правда, относится ли это к тебе, я без понятия.

Он начал было в очередной раз отводить взгляд, но не успел, так как я продолжил:

— Однако, настоящий моряк всегда стремится к своей цели. Поставишь цель разбудить внутреннего льва — разбудишь. Но это позже. Лично сейчас я поставил перед собой цель перекусить и не в одиночестве. Ну? Идём в столовку?

Хлопнув ресницами за стёклами круглых очков, парень робко кивнул.

Первые два месяца обучения курсантам нельзя покидать территорию Академии. А вот потом уже, при хорошей успеваемости и примерном поведении можно будет ходить в увольнительные. Но обязательно возвращаясь в общежитие до начала комендантского часа.

— Нда уж, сынок, как говорится, отжёг ты по полной, — усмехнувшись, изрёк мой приёмный отец Александр Лаграндж.

Использовать личные артефакты на территории Академии, а значит, и связываться с их помощью с роднёй тоже было запрещено. Однако один раз в неделю можно было встретиться с любым человеком. Места для «свиданий» на территории были оборудованы со всеми удобствами — с Лагранджем, например, мы сидели в красивой беседке и пили чай с пирожными.

— Не понимаю, о чём ты, отец, — я изобразил удивление.

— Не понимает он… — покачал головой Лаграндж. — Весь город только и говорит о твоей победе на дуэли. И о том, что ты использовал одну из высших техник очень сложного стиля. Эх, я лишь один раз поддался на твои уговоры и показал её. А ты запомнил и скопировал! Поразительно!

— Поразительная память у поразительного меня, — с важным видом кивнул я.

— И поразительные способности, — покачал головой Лаграндж. В его взгляде и движениях одновременно читались восхищение и неодобрение.

— А что, обо мне действительно много говорят?

— О! — тут же вскинулся Лаграндж, но взял себя в руки и спокойнее продолжил: — Говорят. Многие. И многие хотят с тобой увидеться. Даже госпожа губернатор!

Ну тут ничего нового — матушка Марселлы и восемнадцать лет назад хотела со мной увидеться…

— Не переживай, отец, я не собираюсь отбивать у тебя леди дель Ромберг.

— Эй! — возмутился Лаграндж. — Ты на что это тут намекаешь⁈

— Да так, — хмыкнул я. — Ну а кроме неё? Кто ещё мной интересуется?

— Говорю же, мно-ги-е, — по слогам произнёс он, посмурнел и подвинулся ближе. — Сынок… Я хочу, чтобы ты жил своей жизнью и добивался своих целей. Но… мир бывает жесток. Ты умный, и ты должен это понимать. Мне неприятно это говорить, но…

— Я в курсе, что для многих я диковинка. Забавная зверюшка, как сказал Эндрю.

— Что? — брови Лагранджа взлетели на лоб. — Он это тебе сказал? Вот ведь засранец!

— Кстати, как он там поживает? — хмыкнул я.

— Ну… — замялся Лаграндж. — Злится, что ты выделяешься и привлекаешь к себе внимание. Я понимаю, что он волнуется за тебя. Но мне нужно будет провести с ним воспитательную беседу о том, что нужно тщательнее выбирать слова!

— Он просто завидует, что ты меня сразу усыновил. В отличие от него, — отмахнулся я и отвернулся от Лагранджа. В соседнюю беседку зашли две девушки. Обе были в красных камзолах, но на одной была форма курсанта Академии, а на другой форма офицера викторианского флота. Курсантка показалась мне знакомой…

Заметив мой взгляд, младшая очень быстро отвернулась, смутившись, и принялась что-то шептать старшей. Та с важным видом повернула голову. Волнистые тёмные волосы, красивая форма груди, очерченная жёсткой тканью камзола…

Старшая с полуулыбкой послала мне воздушный поцелуй.

И я вспомнил младшую. Ну точно! Эта та девчонка, которая говорила подруге, что вместе с сестрой ходили оценить мою кулеврину, когда я ещё был главным экспонатом в отцовском музее.

Я сделал вид, что поймал её невидимый летящий поцелуй левой рукой.

А затем отпустил эту руку под стол.

Девушка насупилась, не сводя с меня взгляд.

Я же развёл руками, улыбаясь. Ну в самом деле, не к сердцу же мне её поцелуи прислонять, если она во мне лишь кулеврину оценила?

Хмыкнув, офицерша отвернулась. Я же снова посветил всё своё внимание приёмному отцу.

И был очень удивлён, поняв, что тот до сих пор пребывает в глубокой задумчивости.

— Ау! Эй там, на барже! — я тронул его за плечо.

— А? — встрепенулся Лаграндж. — Да, прости. Просто… Как-то я не думал о ситуации в таком ключе.

— А чего о ней думать? — пожал я плечами. — Ты подобрал его семнадцать лет назад, на улице, принял в свой дом. Дал достойное образование, артефактное оружие, дорогую одежду. Работу, в конце концов. Ну и… какое-никакое, но отеческое тепло. А затем подобрал меня и сразу назвал сыном. Ситуации-то, в общем-то, похожие. Да вот итог разный.

— Да нет…- пробормотал Лаграндж. — Просто… С тобой сынок, я сразу почувствовал, что могу стать тебе отцом. А с ним такого не было. Он мой драгоценный воспитанник, главный помощник, член семьи… Как племянник? В общем, очень близок, но не сын. Может быть, найди я его сейчас, эмоции были бы другими. Но семнадцать лет назад я был ещё тем… оторвой, — усмехнулся он весело. — Отцовских инстинктов во мне тогда не было от слова совсем. Ладно, побеседую с Эндрю ещё раз. Как и ты, он мне очень дорог. А ещё он старше тебя и должен лучше понимать… всё вокруг.

— А по-моему, он просто бука-социопат. Правда, предан тебе, — пожал я плечами. — Он пытается заботиться об окружающих его людях, и получается у него с переменным успехом. Не ругай его сильно отец. Не за что.

Несколько секунд Лаграндж удивлённо смотрел на меня, а затем расплылся в улыбке.

— И кто из вас двоих в самом деле старший? — воскликнул он.

Оглянуться я не успел, как прошёл первый месяц в Академии. За это время жизнь курсантов более-менее устаканилась — прошло несколько дуэлей, парочка драк, и каждый, в общем-то, определился со своим местом в курсантской иерархии.

Меня никто не трогал. Несколько перепалок с титосийцами не в счёт — Мистер Чайка и Мистер Пёсик не позволяли себе лишнего в общении со мной. Пара уколов там, пренебрежительный взгляд здесь… Я отвечал тем же, временами демонстрируя свой могучий средний палец.

Кроме них, хватало и других курсантов, шушукающихся по углам или бросавших на меня косые взгляды.

Но, справедливости ради, были и те, с кем у меня сложились нормальные отношения. С кем-то просто поздороваться, с кем-то перекинуться парой фраз. С Лёшей Савельевым и его другом Серёгой я так и вовсе частенько языками сцеплялся. Ну а в моей группе…

Можно сказать, что подружился с Шоном. Перерывы между занятиями мы часто проводили вместе. Да я даже стал к нему в комнату в общежитии заходить по вечерам, когда выдавалось свободное время. Пару недель назад парень рассказал мне свою занимательную историю. Будучи третьим сыном в семье де Липшек, он никогда и не думал о поступлении в морскую Академию. Для этого есть второй сын. Но брат Шона по уши втрескался в акробатку из бродячего цирка и сбежал вместе со своей избранницей и её цирком. Парень всю жизнь готовил тело к суровой морской жизни, и теперь на потеху публике подбрасывает в воздух свою акробатку и ловит на одну руку. Творческая профессия, якорь ему в спину. Вот и пришлось скромняшке Шону примерить на себя красный камзол курсанта. В итоге второй и третий сын семьи де Липшек, по сути, поменялись местами.

С другими одногруппниками я тоже общался, главным образом по учёбе. Меня то и дело просили что-нибудь объяснить в изучаемом материале. Слава лучшего ученика курса буквально с первых дней стала моей спутницей. Конечно, это нравилось далеко не всем. Но как-то плевать мне на то, что и кому не нравится.

— Фух… Наконец-то у нас начнутся занятия по практической артефакторике! — восторженно произнесла Марселла дель Ромберг, отрывая руками ножку жареной курицы.

— Вы так ждёте начала этого предмета? — осторожно поинтересовался Шон, ковыряясь ложкой в тарелке с борщом.