Народ одобрительно загудел, предчувствуя, что вскоре стройка последних месяцев наконец-то завершится. Сколько урона городу нанесло то вероломное нападение… даже поддержки всех меценатов и самой дель Ромберг не хватило, чтобы всё отстроить заново.

Но они многое сделали, это видно.

Сейчас же дель Ромберг благодарно кивала.

А вот моя мама так и стоит, сжимая в руках компас и не поднимая глаз.

— Госпожа Джонсон, — под гул толпы, я коснулся её плеча.

— Я, пожалуй, пойду… — устало проговорила она.

— Я провожу вас.

— Не стоит.

— Провожу, — с нажимом повторил я.

Из «оцепления» на пристани нам помогли выбраться стражники и гвардейцы, выполнявшие приказ губернатора. Александр Лаграндж любезно предложил воспользоваться его самоходной каретой. Он знал, что у меня (его приёмного сына Теодора) сложились тёплые отношения с Терезой Джонсон и напрашиваться с нами не стал, уехал с дель Ромбергами. Правда, предварительно мы договорились пообедать вчетвером.

Урсула и её алти пока носу не казали с Лудестии.

И вот мы с матушкой едем в самоходной карете. Вся эта ситуация выбила её из колеи настолько, что она даже не стала отказываться от предложенных удобств, как она обычно делает.

Ехали молча, пока не добрались до небольшого домика на отшибе с крохотной лужайкой, огороженной покосившимся забором.

В этом доме мы жили, когда я был маленьким. На этой лужайке отец обучал меня рукопашному бою и фехтованию в стиле «Рвущий кроншнеп». Несмотря на то, что в богатые времена я приобрёл в Торвиле особняк, в котором и жила матушка, отчий дом мы сохранили.

А теперь у матушки, кроме него, ничего и не осталось.

И когда я переродился и впервые побывал здесь, ужаснулся от того, как тут всё… грустно. Начал помогать по мелочи — что-то убрал, что-то починил, что-то подарил. Благо от меня матушка, хоть и с боем, но принимала подарки.

Например, кресла в гостиной, на которых мы расположились, когда мама подала чай и печенье, я подарил ей уже будучи Теодором Лагранджем.

— Вкусно, — сказал я, откусив любимое печенье с корицей. — Свежее…

— Захотелось испечь сегодня утром, — проговорила она со странной интонацией, вглядываясь мне в лицо. — Считай морские ветра и Дева под Килем нашептали, что это будет хорошим решением. Давно не пекла… а тут…

Она покачала головой.

Я же грустно улыбнулся. Раньше не раз бывало так, что в день, когда я возвращался из плавания, матушка с утра готовила какое-нибудь не повседневное блюдо. Мне нравилось это забавное совпадение…

— Как всё это возможно, скажи мне? — поставив полупустую чашку, спросила она. В её голосе звучала надежда.

Я сжал зубы, борясь самим с собой. Я не знал, как будет правильно поступить. Чёртов Бари! Ты уже умер, но твои действия до сих пор доставляют мне неудобства!

Я прикрыл глаза. Когда не знаешь, как будет правильно, когда мозг не может выбрать нужный вариант. Пошли его куда подальше и доверься сердцу.

— Мир велик, — произнёс я, тепло улыбаясь. — Ты никогда не знаешь заранее, что ждёт тебя на следующем острове. Какое новое растение ты найдёшь. Какое животное… С какой новой загадкой ты столкнёшься.

Из глаз матушки потекли крупные слёзы. Она прикрыла рот ладошкой и прошептала:

— Ты ведь всегда так говорил! Почему… почему ты не сказал мне раньше?

— Не хотел тебя пугать… Не хотел, чтобы, если бы со мной что-нибудь случилось, ты бы вновь… Хотел просто остаться для тебя мальчиком, напоминающим сына.

— Дурачок… — она вскочила с кресла, и я встал. Мама крепко обняла меня и разрыдалась. — Я думала, схожу с ума! Думала всё — сбрендила Тереза Джонсон, как все эти годы судачили разные клуши! Но… но… Леон, думаешь, мать не узнает своего сына⁈ Пусть ты стал выглядеть иначе… Внутри ты остался тем же!

Она заглянула мне в лицо.

— Да… иначе! Но также… Это сводит меня с ума!

— Мама… Если хочешь… Я покажу тебе. Себя прежнего.

— Что?

Моё тело начало уменьшаться, зрение и слух ухудшаться. Мама замерла, забыв, как дышать.

Я же уже не сомневался, что поступаю так, как нужно. Если ей станет плохо… Я помогу ей — артефактов у меня много. Она справится. Она сильная. И то, что она увидит, даст ей сил жить дальше ещё много лет.

— Леон… — тихо прошептала она, коснувшись моей небритой щеки.

— Да, мама, это я.

Пожалуй, я рад тому, что не рассказал матушке о себе раньше. Ведь тогда я не умел превращаться в Леона Джона. Сейчас же, учитывая все предыдущие события, эффект от моего признания был настолько мощным, как одновременный водяной удар десятков морских драконов.

Мои слова, внешность, разговор по душам, в самом деле наполнили матушку небывалой энергией. Я ничуть не преувеличу, если скажу, что во время нашего разговора мама на глазах скинула лет пятнадцать!

Правда, предварительно она почти час плакала от радости, потом ещё минут сорок приводила себя в порядок. Затем заваривала новый чай, доставала из заначки варенье…

В общем, только после этого мы смогли относительно спокойно поговорить по душам.

— Ох… вот ведь я дура… Вот дура-то! — сокрушалась она, когда я повторил историю предательства Бари. — Я ведь относилась к нему, считай, как к любимому племяннику!

— Не кори себя, мам. Этот гад много кого смог обвести вокруг пальца. И даже меня.

— Но ты наказал его! — сверкнула она глазами. — Расскажи мне, как это было! Как проходило сражение? Расскажи всё!

Ну я и рассказал.

— Что? Значит, этот тварёныш хотел собственными руками прикончить Марселлу? Свою родную кровь⁈ — ещё сильнее опешила она. — Может, он… не знал?

— Знал он всё.

— Тоже думаю, что знал… Мерзавец! Жалкий трупный червяк! Так ему и надо, Леон! Не снимай его с реи! Пусть болтается!

— Пусть. Мам, насчёт Марси.

— Ни слова больше, Леон! Я всё понимаю и сделаю как должно.

— Точно? — улыбнулся я.

— Ты сомневаешься в словах матери? Думаешь, за эти годы я изменилась, и…

— Не сомневаюсь. Спасибо.

— То-то же! Ну? Что было дальше? Забрав Лудестию, вы сразу вернулись сюда?

— Не совсем…

Ну я и рассказал ей о наших приключениях на острове Непреступном. Взгляд матушки сменился. Под конец она смотрела на меня как-то… ехидно?

— Что? — не выдержал я.

— Ничего, — усмехнулась она.

— Мама! Что не так?

— Просто радуюсь, что ты наконец-то нашёл себе даму по сердцу.

— Мам, ну хватит, — хмыкнул я. — У меня на корабле и так хватает шутников на эту тему. Всё её зовут госпожой, мол она моя невеста.

— Даже так, — ещё шире улыбнулась она. — Мне прям не терпится познакомиться с этой Уллой-Урсулой.

— Ма-ам.

— Не мамкай! Сколько я слышала от тебя про разных дам, а?

— Полагаю, что много.

— Вот именно. Но ни об одной из них ты не рассказывал так одухотворённо. Так что, когда уладите все дела, приводи её в гости. В противном случае я сама заявлюсь на Лудестию. Ведь пока ещё это мой корабль — я ведь передавала его Бари не в дар, а в бессрочную аренду!

Ух, какая она боевая-то стала. Ещё совсем недавно была лишь тенью самой себя, поддерживаемая лишь собственной гордостью прошлыми подвигами сына. Сейчас ей силу даёт ещё и гордость за нынешние подвиги сына. И надежда на счастливое будущее.

В общем, с матушкой я провёл несколько часов. Пришлось даже отправлять кучера в особняк Лагранджа, чтобы передал мои извинения и попросил сдвинуть время обеда с дель Ромбергами.

И всё равно я чуть не опоздал!

Хорошо хоть это небольшое мероприятие проходило в доме Лагранджа, так что, когда я помылся и переоделся, мне не пришлось никуда бежать. Я только спуститься в столовую.

— Тео, отлично выглядишь! Мне кажется, ты стал ещё более мужественным! Наверное, в порту уже тяжко отбиваться от горячих вдовушек, разведёнок и прочих бестий? — кокетливо проворковала Мэри Кэролайн.