Я уже видел как с корабля спускают шлюпки. Интересно, что они задумали? Пока люди на корабле не показывали враждебности по отношению к нам. Более того, я видел на мачте развивающийся по ветру флаг Великого княжества и еще один, чуть ниже — Ростовского.

— Господин Гущин, мне нужно кое-что вам сказать, — я повернулся и увидел у себя за спиной нашего прорицателя. Единственного одаренного с этим атрибутом, который выжил во время штурма.

— Удивите меня, Коробов.

— С нами связался прорицатель, находящийся на корабле. Они пришли сюда с Анапы, чтобы помочь нам.

— Подкрепление?

— Не совсем, это рыбацкая лодка. Они хотят забрать раненых и женщин с детьми.

— А где уверенность, что это не работорговцы? — я уставился на Коробова, но тот даже не мигнул.

— В этих людях можете не сомневаться. За штурвалом известный в этих водах капитан Егор Щетина. Уверен, даже турецкие каперы и контрабандисты не смогут справиться с ними. Шесть пушек на борту и четыре десятка команды.

— Погодите, он точно рыбак?

— Конечно! Но чтобы рыбачить в здешних водах, нужно иметь зубы, похлеще, чем у акулы. В общем, ребята узнали о нашей беде и решили помочь. Вот только неизвестно как мы сможем переправить людей, учитывая, что мы окружены.

— У нас есть лебедка, — тут же нашелся я. — Сделайте удобный плот, чтобы можно было переправить даже лежачих. Учитывая, что трос выдерживал три тонны колокола, мы сможем спускать сразу по несколько человек.

Через полчаса плот был готов. Он представлял из себя деревянный помост, закрепленный к лебедке цепями. На нем спокойно могли уместиться шесть человек. Больше решили не размещать, чтобы выдержали доски. Лебедку опускали вниз, где их встречали матросы на шлюпках и помогали перебраться.

— Проследите, чтобы бойцы не проявляли малодушие. Покинуть крепость могут только женщины, дети, старики, если такие есть, обслуживающий персонал и раненые, которые не могут стать в строй.

— Обижаете, Михаил Игоревич, — отозвался Иваныч. Из наших ребят никто не позволит себе опуститься до такого. Уж лучше сгинуть в честном бою, чем жить потом с позором.

Я довольно кивнул и собрался вернуться к наблюдению за передвижением османской армии, когда внимание привлек необычный диалог.

— Не поеду! Слышишь? Останусь тут до конца, сколько бы не осталось нам вдвоем, — это говорила та самая девушка-библиотекарь, которая обычно сидела хмурая.

Она спорила с одним из гренадеров, тщетно пытавшимся отправить ее на корабле в безопасное место.

— Настёна, брось! Здесь будет опасно, мы можем и не выжить вовсе, так что не дури.

— Вот поэтому и останусь. Папа погиб всего месяц назад в дозоре, я не хочу теперь потерять и тебя! Сколько раз говорила, давай оставим все и уедем куда-нибудь, где не нужно воевать.

— А кто же, если не я? — смутился солдат. — Думаешь, всем хочется сражаться и умирать? Хорошо, если выберусь отсюда, переведусь куда-нибудь в спокойное место. А теперь полезай быстренько на плот. Встретимся в Анапе!

Вот оно что! Выходит, наша библиотекарь переживала из-за гибели отца и хотела, чтобы ее возлюбленный оставил службу. Нужно запомнить, возможно мне это пригодится.

Девушка хмыкнула носом, вытерла слезы с глаз, поцеловала своего возлюбленного в щеку и поспешила к лебедке. Она как раз успела попасть в последнюю партию беженцев. Трижды шлюпки уплывали к кораблю и возвращались обратно за новыми пассажирами. Наконец, когда все оказались в корабле, они снялись с якоря, подняли паруса и поспешили прочь.

Вообще ребята шли на большой риск, ведь при большом желании их могли достать пушки турков. К счастью, османы решили не заморачиваться этой помехой и позволили кораблю спокойно простоять пару часов возле крепости и свободно покинуть бухту.

Да и вообще нам повезло, что турки затихли. Варианта два — либо готовят нам какую-то подлянку, либо все-таки решили обойти нас и оставить в глубоком тылу. Так сказать, дожать потом, когда судьба войны будет решена.

Я добрался до участка стены, которая выходила на город, и принял подзорную трубу из рук Иваныча. За несколько дней, проведенных в крепости, я уже привык к тому, что старый вояка постоянно следует за мной.

Когда запыхавшийся посыльный поднялся по лестнице, у меня были самые дурные предчувствия.

— Господин комендант, там это… пормалентер!

— Кто? — я с тревогой подошел к краю стены и присмотрелся вперед. Не хватало нам еще каких-то неожиданностей.

— Ну, этот… Переговорщик в смысле, — тут же поправился боец и смутился.

Вот оно что! Османы решили обойтись без боя. Занятно, посмотрим. В нашу сторону действительно двигались два человека. Один из них держал в руках белый флаг и размахивал им, а второй спокойно шел рядом. При этом я отметил, что именно второй участник переговоров носил инкрустированные золотом доспехи и выглядел впечатляюще.

— Что же, раз хотят разговаривать, можем и поговорить.

Зараза! Как назло, ни одной лошади не осталось. Торопилов не вернулся и скорее всего, уже и не вернется, а последнюю лошадь забрал гонец, который отправился с новостью в Ростов. Впрочем, я уверен, что Васильев и так уже в курсе о происходящем. Если они там не идиоты, то дали задание прорицателям следить за ситуацией здесь и имеют пусть и поверхностное, но хоть какое-то представление обо всем происходящем на юге княжества. Конечно, у нас была одна лошадка, но заставлять своего сопровождающего идти пешком было бесчестно, а вдвоем мы бы выглядели смешно.

— Ладно, пойдем пешком, — отозвался я и шагнул вперед.

— Позвольте я с вами! — тут же вызвался один из бойцов. На вид ему было лет двадцать. В нем был дар, я это чувствовал, но ступень слишком низкая, чтобы сыграть хоть какую-то значимую роль. Скорее всего, вторая или третья.

— Не стоит рисковать, боец. Там слишком опасно, а тебе еще жить, — ответил я. — Так уж и быть, пойду один.

— Одному не годится, — отозвался Иваныч. — Раз уж кому идти, так мне! Я свое уже отжил, мне и помереть не страшно в случае чего, а турецкого брата я знаю — если попадется честолюбец, он и пальцем переговорщиков не тронет.

— Пойдем, Иваныч! Видимо, сама судьба нам велела стоять нам плечом к плечу.

Честно говоря, было искушение взять с собой кого-нибудь из уцелевших твердынь. Например, того же Моржова, но я решил оставить их в гарнизоне. Если что-то пойдет не так, конница турков все равно настигнет нас быстрее, чем мы успеем вернуться, а терять бойцов гарнизону никак нельзя. И так способных вести бой осталось не больше сотни.

А вот наши собеседники двигались верхом, что ставило нас в неловкое положение. Они подъехали на максимальное расстояние выстрела с ружья и дожидались нас на месте переговоров. Мы с Иванычем шли минут десять, пока не добрались до места встречи.

— Склонись перед волей Великого, чей лик затмевает само Солнце! — произнес всадник. С виду он явно был не султаном, и даже не пашой. Не тот чин, чтобы так себя вести.

— Перед тобой что ли? Ты всего лишь пешка, дай посмотреть на главную фигуру на этой доске, — спокойно произнес я, отвернувшись от него.

Турок незамедлительно вскинул вверх руку, сжимавшую кнут. Ну-ну, попробуй только ударить. Я уже приготовился выпустить вихрь, который защитит меня от удара и собьет всадника с коня, а потом одним точным ударом втопчу его в песок. Учитывая, что он одаренный слабой ступени, я это ощущал своим чутьем, последствия для него будут жесткие. Придет в себя он точно не сразу.

— Девлет, успокойся. Дай мне поговорить.

Ко мне подъехал другой всадник, тот самый в покрытых золотом доспехах.

— Встань на колени, — небрежно бросил воин, но я отметил, что тот не сводил с меня глаз.

— На оба колена я могу стать только перед матерью и Создателем всего сущего, но моя мать мертва, а ты — явно не тот, кто создал этот мир.

Я даже сам удивился как легко и спокойно произнес эти слова. Неужели это тело наконец полностью подчиняется мне, и больше не будет этих всплесков эмоций?