Звякнули кружки, огненная жидкость скатилась в желудок. Сергей не уловил связи между должностью командира роты и возможностью выбора супруги. Мирошкина заинтересовал другой момент:

— А что, до двадцати восьми жениться нельзя?

— Можно, только реверс нужен.

— Какой реверс? — удивился Сергей.

— Реверс — это годовой доход. Для женитьбы должен быть не менее двухсот пятидесяти рублей.

Взгляды сидевших за столом устремились к двери. Появление капитана Леруа прошло незамеченным. За ним маячила фигура Кондратьева. Внезапное появление обоих штабистов Сергея насторожило, даже повеяло холодом, но лейтенант решил, что это просто сквозняк от открытой двери. Дав пояснение реверсу, контрразведчик подошел к столу:

— Поздравляю с штабс-капитаном.

Прилично принявший Петров полез обниматься, Леруа стоически вытерпел лобзания подвыпившего штабс-капитана. Та же история повторилась с Кондратьевым.

— Прошу к столу, господа!

Леруа от приглашения отказался.

— Прошу прощения — служба. А Анатолий вполне может к вам присоединиться. Да, мне еще господин младший лейтенант нужен для приватного разговора.

— Я? — Мирошкин выпил меньше остальных, но много ли парню надо.

— Да, да, вы. Пойдемте.

В дверь Мирошкин попал с первого раза, но косяк зацепил плечом, его повело в сторону, Леруа успел поддержать танкиста. Дождавшись, когда дверь за ними закроется, офицеры накинулись на Кондратьева, а тот выглядел очень озабоченным. Капитан отцепил шашку, сел к столу, ему налили штрафную. Капитан осушил кружку, закусил и выдал:

— Девица Селиванова беременна.

Реакция присутствовавших офицеров была разной.

— Что? Как?

— Не может быть!

— Твою мать!

И когда только успел, тихушник хренов! Хмель моментально слетел. Нет, это даже хорошо, что Мирошкин пьяный. Толку от него сейчас никакого, серьезный разговор раньше завтрашнего утра не состоится, а за ночь можно что-нибудь придумать. Хотя думай-не думай — живот у барышни сам по себе не рассосется. Парень попал на надежный крючок.

Между тем новое звание Петрова было отодвинуто на задний план, оба офицера выпытывали у Кондратьева деликатные подробности и делились собственными впечатлениями. Можно не сомневаться, что завтра эта новость не позднее полудня доберется до самого последнего солдатика в Годзядане. Барышни были видные, запомнили их хорошо, и косточки перемыть случая не упустят. В некоторых случаях военные хуже базарных баб, особенно когда маются без большой нагрузки в захудалом тыловом гарнизоне.

— Повезло сопляку, такая краля! Да еще и папаша при деньгах и должности, — рассуждал поддатый Петров. — Я бы от такой тоже не отказался.

Сергей с трудом удержался и не предложил штабс-капитану немедленно забрать приглянувшуюся особу себе вместе со всем «приданым», в том числе с папашей и его должностью. Мирошкин заявился минут через двадцать. Один и на своих ногах, видимо, известие и из него хмель вышибло.

— Ну что?

Младший лейтенант проигнорировал обращенные к нему вопросы. Молча подошел к столу, набухал себе полную кружку и залпом, как воду в знойный день, осушил ее. Сергей хотел перехватить руку, но передумал. Пусть пьет, а то всю ночь спать не будет.

— Прошу прощения, това… Извините, нам пора.

Иванов подхватил Мирошкина и спешно вытащил его за дверь.

— Что сказал Леруа?

Тот только рукой махнул.

— А-а…

Плохо дело: парень в себе замкнулся, мозги набекрень себе может свернуть и глупостей наделать.

— Ладно, не хочешь, не говори. Пошли.

Пакгауз уже угомонился, свежая новость еще не успела просочиться внутрь. Сергей довел Мирошкина до нар, убедился, что тот благополучно на них завалился.

— Ну, ты как?

В ответ донеслось невнятное бормотание. Подошел Ерофеев:

— Чего это он так набрался?

— Есть повод, — ответил Сергей. — Пошли выйдем.

Облаков не было. Лунный серп заливал землю мертвенным светом, отбрасывавшим длинные, причудливые тени.

— Машинистка, которая с Мирошкиным работала, беременна.

— Это Лизка, что ли?! — изумился механик.

— Да Лизка, Лизка. Иваныч, ты лучше скажи, что дальше делать будем?

Ерофеев присел на валявшийся у пакгауза ящик, достал кисет и свернул самокрутку. Чиркнула спичка, на краткое время осветившая изборожденное ранними морщинами лицо механика.

— Ему теперь либо жениться, либо бежать.

— Либо в омут, — предположил лейтенант.

Иваныч пыхнул вонючим дымом.

— В омут это скорее ей, если Мирошкин сбежит. Мы тут можем гадать сколько угодно, решать все равно ему. Он уже не мальчик.

— Был бы мужиком, мы бы сейчас эту проблему не обсуждали.

— Ну не все же такие железные, как ты, — усмехнулся сержант.

— Да ты понимаешь, что завтра его Леруа на этот крючок поймает, наизнанку вывернет и узнает все, что ему нужно?

— Понимаю, — согласился механик, — я, командир, все понимаю, только сделать ничего не могу. А Мирошкина ты зря недооцениваешь. Это он с виду хлипкий, а стержень в нем есть. Пошли спать, лейтенант, авось обойдется.

Утро встретило головной болью. Вроде и выпил не так много, и водка была казенная, а вот поди ж ты. Мирошкину было намного хуже, он сидел на нарах, обхватив голову руками. И похмелить парня нечем. Как назло, в это же время за ним приперся посыльный от Леруа. Посыльного послали обратно с наказом, что клиент к серьезному разговору не пригоден и лучше отложить его хотя бы до послеобеденного времени.

Подождать Леруа согласился, только до полудня. Младший лейтенант продолжал сидеть в одиночестве, далеко посылая всех, кто пытался с ним поговорить. В конце концов от него отступились, оставили в покое. Между тем стрелки на часах медленно, но неумолимо подбирались к роковому часу. Сергей решил предпринять последнюю попытку. Сел на нары рядом с Мирошкиным, положил руку ему на плечо:

— Да ты так сильно не переживай, Елизавета твоя никуда от тебя теперь не денется…

Мирошкин вскочил, стряхивая руку Сергея:

— Да как ты не понимаешь? Я же люблю ее, люблю!

Младший лейтенант стремительно выскочил из пакгауза, никто и глазом моргнуть не успел. Иванов поднялся на ноги, подошел к Ерофееву:

— И чего он так взбеленился? Я же ничего такого не сказал.

— Да кто же его знает? Влюбленные, они как дети.

Капитан Леруа просто лучился благодушием, эдакий добрый дядюшка, мудрый наставник подрастающего поколения.

— Проходите, лейтенант, присаживайтесь. Как самочувствие? Да не смотрите вы на меня затравленным волком, я же вам добра желаю. Способствовать воссоединению двух любящих сердец, что может быть благороднее? Согласны?

— Согласен, — выдавил из себя лейтенант.

— Ну вот. Как честный и порядочный офицер, вы на Елизавете Андреевне жениться просто обязаны, а как влюбленный молодой человек страстно этого желаете. Не так ли?

— Да, так.

— И она этого желает, и родители ее. Единственное чадо, знаете ли. Ведь если выяснится, что Елизавета Андреевна до брака того-с… Ну вы меня понимаете. Позора не оберешься. Это и в ваше время общественное мнение не одобряет, точнее, одобрять не будет, а сейчас, да в провинциальном городишке…

— Я уже сказал, что согласен жениться.

— Вот и прекрасно, — подхватил Леруа, — а требуются для этого сущие пустяки. Во-первых, креститься. Без этого, как вы понимаете…

— Я — крещен.

— Надо же, — всплеснул руками капитан, — у вас ведь там вроде атеизм?

— У нас церковь отделена от государства. Да и согласия моего в этом деле никто не спрашивал.

— Ну что же, один вопрос, будем считать, решили. Остался маленький пустячок. На какие средства вы молодую жену с ребенком содержать думаете?

В фанзе повисла тягостная пауза. Леруа выждал благопристойное время и, убедившись, что ответа не будет, продолжил.

— Папенька Елизавету Андреевну, естественно, не бросит, но ведь он не вечен, рано или поздно вам эту ношу на себя брать придется.