— Почему так? Мы же с тобой взрослые. Я удивлена и недоумеваю.

— Нравственные нормы плюс мой личный опыт.

— И что он говорит, этот твой опыт?! Я тебе что, не нравлюсь? — она втягивает воздух ноздрями и отвечает на собственный вопрос. — Нравлюсь. В том смысле, о котором речь, точно да.

— Если женщина находится в печали или в сильной радости (как бы ещё передать в стресс и эйфорию?), её мозги могут очень пожалеть о том, что сделало её же тело. Например, на утро после бурного вечера.

— Понима-аю. Но сейчас такая осторожность беспочвенна, — орчанка задумывается. — Я же лучше знаю, чего хочу!

— … А путешествовать нам с тобой ещё достаточно долго. И, может быть, не только путешествовать. — Бог его знает, вокруг всё-таки война. — Не хочу ни с чем торопиться.

— Умно, — подумав, соглашается она. — Но ты мне нравишься. Говорю, чтобы ты знал наверняка. Если вдруг решишь принять предложение Хе, вспомни этот наш с тобой разговор. Обещаю, со мной будет не хуже.

После её достаточно откровенного предложения человек хотя и не сбился с шага, споткнувшись, но заблагоухал ещё сильнее (хотя, казалось, больше некуда).

В первую секунду она даже испугалась за братика — как бы не уронил, при таких-то эмоциях. И чувствах, хи-хи.

К её огромному сожалению, такой умный в науках хуман был абсолютно дремуч во всём, что касается женской души.

Ну, по крайней мере, в отношении женщин именно её народа он точно ориентировался не лучшим образом. Вадим с чего-то взял, что с ней надо обращаться, как с расписной вазой.

Не объяснять же ему вслух, что старые и замшелые устои лично ей вообще никогда не нравились! А сейчас, когда мужчин-орков осталось здорово меньше половины, проблемы и роль морали (и приличий!) вообще отошли даже не на второй, а на десятый план.

Ладно. Она оценила его подчеркнутую щепетильность во всём, что касалось отношений мужчины и женщины. Пусть эта деликатность сейчас и была не совсем уместна в отношении конкретной орчанки.

Похоже, дочь хана перемудрила в воспитании своего человека: понятное дело, что самой Асем гораздо удобнее под рукой тот телохранитель, у которого одно место завязано на узелок. Который о ней как о женщине, даже и не помышляет, выполняя только задачу охранника.

Самой же Акмарал подобный перебор на ниве нравственности казался сейчас ханжеством: оба не против! Пусть бы ещё пах человек послабее, можно было бы предположить, что как женщину её не воспринимает.

Ладно. Если Вадим всё же соберётся окучивать тёмную полукровку, она об этом точно узнает — одной юртой кочуют. Авось, найдется способ намекнуть и со своей стороны человеку: далеко не все правила говорят при других вслух затем, чтобы потом их соблюдать наедине.

Всего, что она могла потерять с точки зрения традиционной нравственности, она лишилась абсолютно добровольно, причём ещё до попадания в рабство, когда тем летом кочевали вместе с соседним родом.

Другое дело, что о таком не рассказывают, да. Ни сестре, ни подруге, ни родне.

Эх, ну почему он такой дремучий?! И ведь не шутит: на самом деле думает о ней, как о поделке из хрупкого хрусталя.

— И от излишней заботливости бывают неприятности, — пробормотала орчанка вслух, ни к кому не обращаясь.

— Всем привет. Я рад, что мы снова вместе. — Вадим слегка поклонился Асем, Хе и Жулдыз.

Братик на его руках даже не шелохнулся.

Сестра тут же подскочила к нему, принимая ребёнка.

— Вот, — полукровка тут же протянула человеку чересседельный мешок. — Мы собрали всё с того гнома, как ты и просил.

— Спасибо, — мгновенно озадачился товарищ и полез разбирать трофеи.

— Давай на ходу? — миролюбиво предложила хозяйка табуна, поскольку хуман не обратил внимания на то, что кони были оседланы.

— Упс. Затупил, — Вадим легко согласился со своей хозяйкой.

Интересно, как ей удалось привлечь его на свою сторону в момент их знакомства, о котором она рассказывала? Между ними ведь правда ничего такого не было, о чём можно было бы подумать.

— Хорошо, конечно. Но вначале одно маленькое дело. Где и как там наш раненый?

— Пока жив, — равнодушно пожала плечами Хе, указывая на небольшой тент чуть в стороне. — Вон, спит. Только-только храпеть перестал.

Вадим решительно направился туда и убрал полог, выдернув из песка колышки:

— Дружище, ты едешь к своим.

Ошарашенный коротышка, едва проснувшись, смешно захлопал глазами. Затем ответил, тоже на всеобщем:

— Когда? Как?

Человек налепил ему на плечо какую-то бляху, после чего быстро хлопнул по ней два раза:

— Вот портал к твоим, они передали.

Гном словно провалился в странный квадратный проём вместе со шкурой, на которой лежал.

— Добрый, — многозначительно заметила Жулдыз, играя интонациями так, что поняли только чистокровные орчанки.

— Дура ты, — не задержалась с ответом Акмарал. — Замолчи по-хорошему.

Подумала, не ограничилась словами; подошла и влепила сестре короткий подзатыльник:

— Тебя там не было, когда он меня с Ериком выручал.

Та задумчиво потерла затылок и удивлённо свела брови:

— …?

Но не успела сказать ни слова.

— Заткнись, — шипеть на сестру, словно кобра, конечно, нехорошо.

Но иногда очень хочется. Когда нужно.

— Дорогие дамы, у меня для вас есть несколько объявлений, — продолжил человек через четверть часа, неловко качаясь в седле. — Но начну с вопроса, поскольку раньше времени не было. Как вышло, что мы все проморгали появление гномов?

Орчанки стыдливо потупились. Метиска вздохнула.

— Ладно, с человеческим фактором всё понятно, — вслед за полукровкой вздохнул и хуман. — Я по сравнению с вами глухой, слепой и вообще не имею обоняния. Ладно, вы — здесь тоже были бурные эмоции, обсуждения. В общем, отвлеклись. Наверное.

— Не наверное, а именно так! — оправдываясь, поторопилась выпалить Жулдыз. — У тебя что, никогда так не бывало? С кем-то настолько увлекся, что всё вокруг как будто перестаёт существовать.

— Бывало, но сразу от всех четверых не ожидал. Если считать себя, то и вовсе от пятерых… А ваши хваленые кони? Почему они не подали сигнал?

— Неудобное место, — нехотя пробормотала хозяйка табуна.

Остальные девушки слегка отодвинулись от неё, разъезжаясь в стороны.

— Тогда будет ещё один неприятный вопрос. По какому принципу ты, дорогая, выбирала это самое место? Почему оно в итоге оказалось неудобным?

— Не ожидала, — с явным усилием елим призналась Асем. — Там же распадок типа оврага, а ветер с другой стороны дул. Они как бы снизу вышли, даже кони их не учуяли.

— Мне кажется, они охотятся именно на орков, — пробормотала тихо сестра. — Эти гномы. Знаешь, как специально готовились.

— Почему ты так думаешь? — человек не насмехался и не шутил.

Вместо этого он был собран и серьёзен.

— Я троих обнюхала. Как собака. — Дальше Жулдыз бросила поводья на шею жеребца и чуть сжала его бока коленями для усидчивости. Потом развела в стороны руки. — Что чувствуете? — спросила она сразу у двух соплеменниц.

Асем подъехала поближе, наклоняясь к рукаву гномьей рубахи (одежду сняли с одного из убитых и именно в ней сейчас щеголяла Жулдыз).

— Не пахнет вообще ничем! — добросовестно удивилась хозяйка табуна.

— Да, — коротко удивилась вслед за ней и сама Акмарал, понюхав уже правый рукав сестры. — Вернее, пахнет. Но травой. Я бы просто не отличила от запаха степи.

— Интересно, как такое может быть? — метиска ничего нюхать не стала, что было как раз понятно; но первой озвучила общий вопрос.

— Обработка специальным составом? — предположил человек под мерный перестук копыт. — Дамы, я полный профан в науке, но скажите как женщины. Есть какие-либо способы — ну а вдруг? — по которым вы могли бы попытаться определить?

— Что определить? — переспросила Асем.

У всех четверых вертелось что-то на языке, но никто пока не мог сформулировать точно.