Андре

Эти дни были кромешным безумием. Я то метался в бреду, то вдруг возвращался в реальность — ровно для того, чтобы выхватить какую-то часть происходящего и снова ухнуть куда-то. Чаще всего — в пустоту. Сама Пустота не показывалась, но я знал, что она рядом. Кожей ощущал ее присутствие. Она была неизменна. А вот в комнате в ненавистном мне доме все менялось. Хотелось одного — очутиться как можно дальше от семейства Вейранов, но пока что я не мог даже подняться с кровати и чувствовал себя настолько жалким, что хотелось умереть. Не дали.

Светлый магистр приходил трижды в день. Сначала усиливал исцеляющий полог, затем — проверял, как заживают раны. Мне хотелось послать его к демонам, но вместо голоса раздавался только сии. А Анри Вейран с деловитым видом отдавал указания прислуге — какие приготовить лекарства, как давать. Затем уходил, и в комнату тянулись все кому не лень. Начинало казаться, что это не гостевая спальня, а проходной двор. Каждый час заглядывал Филипп. Брат казался неизменно бледным, взъерошенным и утомленным. Пытался сказать ему, что не стоит волноваться, но в эти дни я даже воду глотал с трудом. Видно, поработал проклятый Денни хорошо, раз уж при уровне целительской магии светлого магистра я все еще валяюсь кулем в постели.

В то время, когда братьев не было поблизости, рядом с постелью постоянно кто-то дежурил. По утрам это чаще всего была Полина Вейран. Я мечтал о том, чтобы эта девушка не уходила, потому что она сидела тихо-тихо, чаще всего читала или вышивала, лишь время от времени проверяя мое состояние и помогая выпить лекарство. Но у Полины были дети, и когда она уходила к ним, в дверях появлялась другая женщина, и начиналась пытка.

Анжела Вейран. Я раньше видел ее всего раза три или четыре всегда рядом с отцом, кроме того случая, когда мы случайно встретились в городе. Она казалась величественной и гордой. И ожидать того, что богиня снизойдет до нас, смертных, не приходилось. Но когда мадам Вейран садилась у моей постели, она не молчала в отличие от невестки. Нет, она говорила со мной, и становилось тошно. Потому что не было возможности заткнуть уши, укрыться с головой одеялом, сбежать.

— Ничего, детка, — повторяла она, гладя по голове или по ладони, — все пройдет. Надо бороться. Надо быть сильным. Раз уж мы тебя вытащили с того света, борись!

А мне хотелось провалиться сквозь землю — от собственной беспомощности. От того, что даже до уборной не мог дойти сам и приходилось звать прислугу. От того, что эта женщина с улыбкой богини жалела меня. Слушать ее было больно, потому что больше всего хотелось довериться, поддаться, позволить себе побыть слабым хоть немного, но я знал, чем это всегда заканчивается. А заканчивалось плохо…

Но мадам Анжела не сдавалась. Она приходила снова и снова. И даже гоняла сыновей, чтобы не утомляли меня своими визитами. Фил возмущался, Анри улыбался, но оба слушались и оставляли меня в покое. Они — но не она.

В этот вечер Анжела снова сидела у моей постели.

— Надо поужинать, — убеждала она. — Если ты будешь пить одни лекарства, то знаешь, как долго придется выздоравливать?

— Я не хочу, — ответил полушепотом, потому что ко мне наконец-то вернулся голос.

— Ну что ты как маленький? — улыбнулась мадам Вейран. — Уговаривать съесть по ложке за каждого члена семьи? Так семья у нас большая, каши не хватит.

— Вы бы еще с ложки покормили, честное слово.

— Надо будет — и покормлю. Поэтому не упрямься и ешь.

Я попытался сесть. Тело сразу пронзило болью.

— Осторожнее, — перехватила меня Анжела. — Куда так дергаться? Садись аккуратно.

И тарелка замаячила перед носом, а я почувствовал себя еще хуже, потому что хотелось взвыть и биться головой об стену. Каша была пресной на вкус. К счастью, правая рука пострадала меньше, и ложку я держать мог, иначе вообще бы не помнил себя от позора. Проглотил ложку — аппетит не появился.

— Мне начинать? — с шутливой угрозой спросила Анжела. — Что ж, уговорил. Ложку за Фила…

— Не надо! — тут же перебил я и попытался проглотить как можно больше и как можно быстрее.

— Вот так бы сразу, — обрадовалась мадам Вейран и позвала служанку, чтобы та убрала посуду. — Теперь пей отвар — и спать.

Не хочется. — Я взял стакан. Варево отличалось приятным вкусом, вот только я не понимал, приправлено ли оно магией, потому что из всех трех стихий ко мне частично вернулась одна пустота. Ни света, ни тьмы. То ли я был слишком слаб, то ли зелье Денни до сих пор действовало.

— Тогда давай поговорим.

Надо было соглашаться на сон. Но уже поздно, потому что я начал понимать, как эта женщина тайно командует мужем и двумя сыновьями. Она просто не знает слова «нет»!

— Андре, дорогой, тебе плохо? — встревожилась она моим долгим молчанием.

— Нет, все в порядке. — Я лег, потому что долго сидеть пока было тяжело.

— Послушай…

— Мадам Вейран, не травите душу! Пожалуйста. Как только мне станет лучше, я вернусь в башню, и на этом все закончится. А сейчас просто забудьте обо мне, прошу.

— Вот упрямый мальчик. — Анжела покачала головой. — Во-первых, не мадам Вейран, а Анжела. Во-вторых, это и твой дом тоже, а в башню мы тебя одного не отпустим, это сейчас опасно. Того типа, который напал на тебя, так и не нашли. Фил рвет и мечет. Два магистрата шерстят город.

— Думаете, он хочет, чтобы его нашли? Нет, мадам Анжела, теперь Денни будет осторожен. А вы бы лучше присмотрели за детьми. Все, что он хотел знать, — кто установил оставшиеся печати. А догадаться ведь нетрудно.

— Тогда тебе тем более нужно остаться здесь. Он ведь снова придет к вратам, ты понимаешь?

— Вполне. Но на этот раз я буду готов.

— Вот когда будешь готов, тогда и поговорим. А пока отдыхай, выздоравливай и набирайся сил. Спокойной ночи, дитя.

Анжела легонько коснулась губами лба, уменьшила огонь в светильнике и вышла из комнаты. Хотя бы ночью я мог остаться наедине со своими мыслями, и мысли эти были серыми и безрадостными. Потому что они тянулись к Надин. Я хотел забыть ее. Больше всего на свете! Но не мог. Снова и снова прокручивал в памяти ночь, которая едва не стоила мне жизни. Вот Надин целует этот урод в зеркальном отражении, вот она стоит передо мной жалкая, растерянная. Я причинил ей боль. Нет, не жалел, потому что мне тоже было больно, но где-то в глубине сердца будто сидела заноза. И от нее не спасет светлая магия Анри Вейрана. А еще по ночам приходили тени. Это было, как подозревал, последствием примененного Анри заклинания — привязки к роду. Я слышал о таком, когда учился в «Черной звезде», но его мало кто использовал. Слишком много требовалось сил, и болезнь, которую исцеляли таким способом, никуда не девалась, а делилась на тех троих, кто брал на себя ответственность. Ладно Фил, но отец-то зачем согласился? Ему уж точно все равно, умру я или останусь жить.

Тени появлялись под утро: мужчины и женщины разных возрастов. Они спорили, что-то обсуждали, чуть ли не разглядывали меня под лупой. При этом мужская часть рода Вейранов утверждала, что не стоило и пытаться вытаскивать меня, а женская, наоборот, встала на мою сторону. Или это я потихоньку сходил с ума? Мне были знакомы шаги подступающего безумия. Тот год, который провел перед зеркалом с отражением отца, я чувствовал, как оно подходит близко-близко, и с каждым днем становилось все хуже. Пустота облегчила мою боль, но была не в силах забрать целиком.

К рассвету тени исчезали, и я засыпал — ненадолго, чтобы проснуться в обществе Полины или Анжелы. Когда утром приходил магистр света, я в последние дни чаще всего не слышал. А дни шли, похожие друг на друга, словно близнецы. Пока меня выпускали из виду, я старался сползти с постели и хотя бы пройтись по комнате. Сначала получалось с трудом, затем — немного лучше, но умом понимал, что дальше порога дома все равно не уйду, не хватит сил. А чтобы уйти через зеркало, надо сначала его настроить.