Включив логику, понимаю, что вариантов немного.

— Вижу два варианта. — Включаюсь в размышления Саматова. — Это либо тот в вертикали власти, кому терять нечего. При этом, держим в уме, что одного отчаянного желания такому человеку мало. Надо иметь права и полномочия для принятия и, главное, реализации такого решения. — Видя интерес Саматова и Араба, поясняю свою логику. Чуть приоткрывая даже не карты, а ощущения на уровне эмоций. Чего Арабу, как профессиональному психиатру, будет более чем достаточно, чтоб расшифровать мой посыл…, — Мне приходилось сталкиваться с ситуациями, да и вам наверняка тоже, когда сверху отдаётся очень правильная и разумная команда. Нужная почти на всех уровнях вертикали и горизонтали. НО. — Поднимаю палец. — Конкретные исполнители, исходя исключительно из своих личных резонов, тормозят, саботируют, либо недорабатывают и далее по списку. Вот в случае с этим приказом, — повторно киваю на экран компа, — мало одного отчаянного желания этот самый приказ отдать. Нужно ещё, чтоб исполнитель отработал на все сто. А мы ведь понимаем, что в австрийской тюрьме, — отгибаю по очереди пальцы от кулака, — Э Т О, в таком виде… В общем, с моей точки зрения, исполнители рисковали ничуть не меньше, чем сам объект, царство ему небесное. А если предположить, что на такую разовую акцию серьёзными кадрами главный босс Сыр-Бора рисковать бы не захотел… если всё, что о нём пишут, правда… То, скорее всего, это вообще делали через дублирующие сети. Не знаю, как это называется в реале, — спокойно смотрю в посерьёзневшие глаза Араба и Саматова. — Значит, что? Значит, работал дублер, второй сорт по определению. Выложился по полной, раз рисковал всем, и таки самоубийственную задачу решил успешно. Ещё и в сытой стране, где у него и так все было… зачем ему так рисковать, спрашивается… Вот я думаю, как спортсмен: чтоб заставить второразрядника победить ВСЕХ мастеров спорта в матче, причём как своих, так и австрийских, его должен мотивировать кто-то повыше, чем обычный начальник, от которого, на худой конец, можно тупо уволиться. Чтоб жизнью не рисковать.

Вопросительно перевожу взгляд с Араба на Саматова.

— Это первое, — с интересом отвечает Саматов. — А какое было второе соображение? Я, кстати, пока полностью согласен.

— Либо забываем первый пункт вообще. Но получаем то же самое, хоть и с другой стороны. Источник приказа — Самый Верх. Кто-то, чья власть вечна и абсолютна. Если по логике. Ему не нужно бояться ответственности ни в каком виде. Потому что если ему придётся отвечать конкретно за этот приказ, это будет означать, что Его Абсолютная Власть кончилась. И это будет самой мелкой из его проблем.

— Да. — Коротко кивает Саматов. — Теперь вопрос: и много у нас таких людей в стране?

— Лично мне на ум приходит один. — Снова перевожу взгляд с Саматова на Араба. — У нас только один человек в государстве, которому нечего опасаться, пока он жив. И который стар уж настолько, что своей жизнью ему дорожить не приходится. В отличие от власти, которую можно попытаться передать по наследству. Ничего что мы тут так откровенно?, — указываю глазами на камеру в углу.

— Один человек и есть, — задумчиво пару раз качает головой, как китайский болванчик, Араб. — Всё верно. Насчёт откровенностей — не опасайся. ТУТ ведём наблюдение только мы. У нас свои сложившиеся ритуалы, и мы далеко не всегда любим тех, кого охраняем. Тут гораздо похлеще высказывают… Особенно в адрес внуков-наркоманов, которых приходится…

— СТОП, — Саматов кладет ладонь на руку увлёкшемуся Арабу, затем поворачивается ко мне. — Пока всё точно. Так что не парься. Во-первых, ты явно не тот уровень. Чтобы именно тобой, зелёным новичком, которого годы доводить и доводить, занимался тот человек, которому на кладбище уже прогулы пишут…

Араб смотрит на Саматова, пытается сдержаться, но потом фыркает и начинает ржать. Саматов присоединяется. Я тоже.

— Во вторых, и именно потому, что ему жить-то осталось всего-ничего… Пока, чисто теоретически, лично ты наберёшь форму, конкретно ЕГО вакансия однозначно и освободится, и заново заместится, — Продолжает дальше уже Араб. — А на этой должности, ни о какой преемственности курсов речь не идёт. По крайней мере, в нашей стране и у соседей. Каждый следующий Лидер объявляет предыдущие результаты нерелевантными, равняет всё с землёй, и начинает заново. — Араб весело смотрит на меня.

На него неодобрительно смотрит Саматов, но кивает, подтверждая его слова.

— А что, врачи все циники, — уклоняется Араб от подзатыльника Саматова.

— Ну и детали, — продолжает уже Саматов. — Чтоб попасть конкретно к нам, нужно выдержать конкурс более сотни человек на одно место. Хотя это и не афишируется. Так что насильно, поверь, таких как ты, в обойму уже давно никто не тягает: невыгодно. Мы сильны СИСТЕМОЙ. Как футбольная сборная Германии. А не яркостью одиночек типа Пеле и Марадоны. А ты, в силу именно что склада психики, в СИСТЕМЕ бы выполнял только роль алмазной пыли. Это я тебе как… как мелкий начальник говорю, — недоговаривает что-то Саматов, но вижу, что это не принципиально.

— Подтверждаю как штатный психиатр, — кивает Араб. — От вас, гениев, только геморрой. Не обидься на правду…

— А если рассматривать меня в этом вопросе как агента?, — хочу выяснит всё до конца, чтоб к теме больше не возвращаться.

— Пф-ф, вообще незаконно. — Выпускает воздух сквозь плотно сжатые губы Араб. — Тебе только шестнадцать лет. Тем более, мы всегда просчитываем ситуацию наперёд, — Араб поднимает вверх указательный палец. — Конкретно тебе, с конкретно таким другом, как Бахтин, в ближайшую пятилетку нарушений конституции в твой лично адрес точно можно не опасаться.

— А вербовка агентуры, не достигшей восемнадцатилетнего возраста, однозначное нарушение законодательства. — Кивает Саматов. — Читай сам на досуге… «Бизнес — не дойная корова, а священная»; «Мы не втягиваем наших детей в задачи, к которым не имеем права их привлекать», и так далее. Чьи слова?

— Понятно, — киваю в ответ.

— Сом, давай тогда сразу начинать с вашего последнего аргумента. Как нам сделать так, чтоб моя помощь вам носила исключительно частный характер? Если это ваша личная инициатива; и над вами не висят ни сроки по задаче, ни ответственность, — смотрю на каждого по очереди, вижу лишь сдержанное любопытство, — то лично с вами я готов напрячься, чтоб мы все вместе поняли, стоит ли вообще чего-то бояться и, если да, то чего именно.

— А чего тут бояться?, — удивляется Саматов. — Нам ты, как сотрудник, с этим навыком нужен, как пятое колесо телеге. А обмен информацией с прочими службами носит исключительно формальный характер. Если откровенно: при желании, установить конкретно тебя наше начальство сможет. Однозначно. Но использовать по этому профилю, — Саматов кивает на экран, — однозначно не наш профиль. А те, кому это по профилю, с нами, как бы это помягче…

— Пребывают в состоянии здоровой конкуренции. — Охотно подсказывает Араб. — И ни мы им, ни они нам особо облегчать жизнь не стремимся. Такая жизнь. Мы, кстати со своей стороны, тебя засекретим… по категории «эксперт». Наложим лапу, так сказать.

— Если не секрет. О какой конкуренции между структурами сейчас речь?, — даже не понимаю, о чём он.

— За близость «к телу», разумеется, — удивлённо поднимает брови Араб, глядя на меня, как на диковину. — Что непонятного? В автократических режимах всегда так. Взять хоть и географических Соседей: их предыдущего президента и его начальника охраны… который к Президенту самого Начальника безопасности порой не допускал.

Я не в курсе того, что сейчас имеет в виду Араб, но делаю зарубку на будущее.

В принципе, уже практически согласился. И дело не в моей чрезмерной наивности: я не переоцениваю ни личный вес простого капитана, пусть и в не самой открытой службе. Ни приверженности власть предержащих к соблюдению законности и норм общества.