— Ну.

Я бросился в интерфейс, но меня успокоила Марьям:

«Редактор оболочки «Новые люди» недоступен в твоей версии тела. Компонент в разработке».

— У нас же одинаковые модели синтезанов?

«Интерфейс тела женского типа имеет ограниченную функциональность. В нём можно менять длину и вид волосяного покрова и цветовые акценты лицевой части».

— О, точно, цветовые акценты, — сказала Нейля.

На её лице проступили следы макияжа, губы стали краснее и чётче, а над глазами легли синие тени, скулы заострились от лёгких следов румян.

— Как-то несправедливо, что у мужиков нет такой опции.

«Экспериментальная версия редактора оболочки, работает только на женщинах. Я учту твои пожелания в случае перерождения…»

— Нет, нет, — только не делай меня женщиной ради причёски! Отмена! Забудь!

«Хорошо».

— Кстати, насчёт перерождений, — начала Нейля. — А ведь мы идиоты.

— Говори за себя.

— Если АКОС — это типа «Проектории», и такие станции есть в Омске, то почему мы не переместили свои бинарные массивы сразу в Омск? К чему нам эта беготня по кочкам?

— Марьям? Мне кажется, вопрос — релевантный.

«При выходе из Адам Онлайн я не располагала данными о доступных АКОСах Омска».

— То есть, если бы мы знали адрес, могли бы переродиться сразу там, где нам нужно?

«Нерелевантно. Вы расстреляли аппараты и уничтожили QCP».

— Вот я и говорю — идиоты!

«Идиоты — частично релевантно. Когда алгоритм Общества обнаружило несанкционированное использование компонентов BATS, он заблокировал перерождения ваших бинарных массивов».

— Другими словами, — подытожил я, — если мы убьём кого-то из Общества, он улетит перерождаться на сервер, а если он убьёт нас, то мы отправимся в ад.

— В мои времена, — сказала Нейля, — это называлось «хардкорный режим».

ВИЗУАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ

#

Поросшая травой лесная дорога превратилась в широкий тротуар парка, хотя и заброшенный — в парке было не так уж много гуляющих.

Эко-фонари сменили проект-панно, расставленные вдоль тротуара. При нашем приближении они вспыхивали, пытаясь определить тип гражданина и показать ему нужную рекламу. Так как на нас нет никаких идентификаторов, то они запустили распознавание по образу, что мгновенно пресекла Марьям: проект-панно замигали и перешли в режим уличного освещения и дорожных указателей.

— Уже в мои времена, — сказала Нейля, — ни один житель города или деревни не мог скрыться от слежки. Но теперь нельзя скрыться и в лесу?

— Будем надеяться на защиту Марьям.

«Мои возможности по управлению электроникой ограничены пропускной способностью коннекторов, — сказала она. — А так же сложностью доступа к панели администратора устройств. При высокой плотности устройств, я не успею перехватить их все».

— Нам придётся избегать центральных улиц и пробираться пустырями.

— И куда мы пробираемся? — спросила Нейля.

— На вокзал.

Ещё в МСБ, готовясь к миссии по поиску цифрового бессмертия, я изучил дела по работе наших спецслужбы в КНР. В одном из них упоминалось, что лет семь назад некий бравый агент по имени Геннадий использовал товарные поезда для нелегального пересечения границы КНР и переброски террористов подполья. Точнее не террористов, а борцов за воссоединение Федерации.

Подробностей операции не сообщалось, но я догадался, что спецслужбы Казанской Республики (а точнее их западные кураторы) вычислили хитрого Геннадия. Иначе не объяснить, почему это стало последним подвигом лейтенанта, после которого его посмертно произвели в майоры.

С тех пор все вагоны, курсирующие через границы КНР, оснащались биосенсорами, исключая перевозку людей.

— Но мы неживые, поэтому никакие сенсоры нам не страшны, — закончил я описание своего плана.

— А как же таможня? — спросила Нейля. — А как же досмотр вагонов людьми?

Я махнул рукой:

— Всё автоматизировано. Поезда прибывают на склады, где составы разъединяются и каждый вагон едет к заказчику.

«План — релевантный», — сказала Марьям. — Через рекламные проект-панно я получила доступ к городским информационным сетям. Я подскажу направление к ближайшему вокзалу».

— Отлично, куда нам сейчас? Направо, налево?

«На обочину, — вдруг ответила она. — Метров на десять в лес. Залечь, применить прозрачность».

Мы уже уяснили, что если Марьям что-то просила, то это стоило выполнять без вопросов.

Спринтерским бегом, ломая ветки, помчались в заросли. Упав в холодную траву — исчезли.

Сквозь гул, сопровождавший режим прозрачности, я услышал знакомый звук двигателей. Все проект-панно вдоль аллеи загорались по цепочке, меняя режим освещения обратно на рекламу. Между чёрных стволов деревьев замелькали яркие огни — вернулись те дроны, которые искали нас на пустыре.

Я боялся, что длительности моей прозрачности не хватит, чтобы остаться незаметным. Восстанавливалась она быстро, но хуже, чем у Нейли. Она дольше держала прозрачность и быстрее восстанавливала её.

Поэтому я чаще делался видимым и ждал восстановления прозрачности, рискуя быть обнаруженным.

«Я могу взломать их снова. — предложила Марьям. — Открой свои коннекторы».

— Нет. Это опасно.

— Почему? — спросила Нейля.

С противоположного конца аллеи прилетел третий дрон, четвёртый объявился над верхушками деревьев, заливая их светом прожекторов.

— Вот почему, — показал я на дальний дрон. — Наверняка где-то затаились ещё несколько юнитов. Если Марьям снова отключит тех, кто в поле действия моего фенома, то спрятавшиеся дроны перехватят взлом, обнаружив и нас.

«Релевантно», — согласилась Марьям.

Третий дрон резко поменял направление и спикировал в нашу сторону. Нейля зашевелилась, готовая сбежать, но я схватил её за невидимую руку, удерживая на месте.

Дрон пролетел дальше, озарив траву и наши прозрачные тела красным светом. Потом опустился ещё ниже над зарослями хвойных деревьев и начал лупить по ним липучками.

Через несколько секунд прекратил атаку и взмыл обратно в небо.

Чего бы он там не сделал, но после этого все дроны унеслись прочь, а проект-панно погасли, перейдя в режим ожидания.

Снова стало тихо и почти мирно…

#

Как и в прошлый раз, мы решили немного подождать.

— Как они нас нашли? — шепнула Нейля.

— Марьям выдала.

«Нерелевантно».

— Она отключила проект-панно, которые попытались опознать объекты по образу, — пояснил я. — Обычно на единичный сбой никто бы не обратил внимания — мало ли чей образ не смогли распознать богом забытые рекламные панели в глухом лесу? Но Общество отслеживает все информационные потоки в этом регионе, вот и выслали разведку.

«Релевантно. Но моей целью не было выдать нас».

— Никто тебя не обвиняет, — сказала Нейля. — Ты чего? Если бы ты их не отключила, нас нашли бы ещё раньше.

Я поднялся:

— Это будет для нас уроком. Мы не можем безнаказанно взламывать всё подряд.

— Тогда нам нельзя появляться даже на заброшенных аллеях, — согласилась Нейля.

— Марьям? Куда нам бежать? Вправо, влево, пря…

«Туда».

Поле моего зрения покрылось рябью, подёрнулось какими-то цветовыми пятнами, что сопровождалось резью в глазах. Когда всё вернулось в норму, и я увидел столб света, поднимавшийся из-за чёрных силуэтов деревьев в небо. Прямо как чекпоинт на гоночной трассе в Свифтвилле.

— Его только я вижу?

«Да. Я попробовала модифицировать твой интерфейс, добавив просчитанные мной элементы. Используя геоданные из проект-панно, расположила на местности виртуальную метку примерного направления к вокзалу. По мере продвижения буду уточнять её».

— Чтобы мы без тебя делали?

«У меня нет данных об этом».

Я и Нейля побежали сквозь лес, снова перепрыгивая кочки и поваленные стволы.

Когда промчались мимо хвойных зарослей, я остановился, привлечённый сдавленным хрипом. Раздвинув ветки, обнаружил на земле животное — лошадь или косулю, я не разбирался в них. Морда и ноги опутаны липучкой, поэтому оно не издавало других звуков, кроме хрипа. Кажется, оно вообще задыхалось.