Отец изображает лицом что-то типа «что и требовалось доказать» и снова останавливает мать, пытающуюся что-то возразить.

— Третье. Мы ждём ребёнка, ты правильно заметила. Которого, как и свою половину, я буду защищать. Мама, не нужно делать так, чтоб мне пришлось защищать мою семью ещё и от тебя: тебе не понравится результат.

— Ты сейчас о чём? — чуть хмурится отец. — Это ты в каком смысле сейчас?

— Самый простой способ — это не звать на свадьбу того, кто однозначно будет норовить всё испортить, — пожимаю плечами. — Но крайне хотелось бы до этого не доводить. Потому пытаюсь прямо сейчас договориться. С вами.

— А я не против, — удивляется отец.

— О чём? — едко спрашивает мать.

Демонстрируя, к моему сожалению, что минимум половина моих усилий по наведению мостов не увенчалась успехом.

— О взаимном уважении, — отвечаю серьёзно. — Мама, ты слышишь, что мы сейчас разговариваем на разных языках?

— Есть немного, — чуть сдаёт назад она, опуская взгляд.

— На разных, — подтверждает со своей стороны отец. — Со стороны виднее.

— А почему? — продолжаю смотреть на мать.

— Ты неожиданно повзрослел. И я была абсолютно не в курсе всех этих изменений и достижений. — Она, кажется, пытается найти какое-то логическое обоснование текущему статусу в нашем с ней разговоре. — Я не снимаю с себя никакой ответственности за то, что сама отдалилась от тебя, но…

— СТОП! — поднимаю вверх ладонь. — Вот дальше можно не продолжать. Вернее, будет неконструктивно продолжить дальше, оставив за скобками такой непроработанный барьер. Мама, а давай, как сын и мать, сейчас поподробнее остановимся именно на этой ответственности? Пожалуйста, раскрой тему подробнее? — ловлю себя на том, что говорю штампами бывшей учительницы литературы.

От чего хмыкаю в свой собственный адрес (лично мне эти штампы никогда не нравились).

— С чего это я сейчас буду перед всеми разоблачаться, как в сауне? — искренне удивляется мать, без тени грусти в голосе.

— А перед всеми — это перед кем? — уточняю. — Тут только твой родной сын и муж, он же отец твоего сына и твоя вторая половина. Кто из нас тебе недостаточно близок?

— Дело не в этом, — морщится она. — Все люди делают ошибки, и я в том числе. Но не на всех своих ошибках нужно фокусироваться прилюдно!

— У тебя масса своих комплексов, мама, — говорю через пятнадцать секунд полного молчания, за которые батя успевает опрокинуть ещё полрюмки «РУССКОГО СТАНДАРТА». — Видимо, непроработанных психологически моментов. Которые бы следовало поработать… Из уважения, не буду детализировать. Проблема в том, что ты эти непроработанные моменты проецируешь сейчас на меня.

— Это кто так говорит? — широко открывает глаза мать, как будто чего-то пугаясь. — Чьи это слова?

— Это я так говорю, и это мои слова. А терминология Лены, она всё же врач. Ещё психолог. По второму диплому.

— Ты ещё слишком мал, чтоб меня оценивать, — безапелляционно отсекает мать в ответ.

— Мы сейчас общаемся, как чужие люди, — с сожалением, вынужденно констатирую. — Ладно, давайте с другой стороны… Мама, а что ты знаешь о роли самооценки в выборе поведенческого шаблона?

— Это ты к чему? — мать опять неподдельно удивляется. — Ты об этом, что ли, хотел поговорить?..

— Считай, что это ни к чему. Считай, что я сейчас восполняю все пробелы в нашем общении. Я достаточно долго не видел рядом с собой матери, вот давай считать, что я просто хочу поболтать ни о чём. Так что ты знаешь о самооценке?

— Много чего, — хмурится в ответ мать. — Долго рассказывать… — Она явно не собирается поддерживать тему.

— Ну тогда скажи своему сыну, каким образом заниженная самооценка может влиять на точность решений? — просто гляжу на мать и улыбаюсь.

Отец на секунду замирает (с кусочком сыра на вилке), расфокусировано смотрит вверх, говорит что-то типа «Ну-у, так, или так, или вот так…», затем откусывает кусочек сыра и начинает смеяться.

Мать бросает на него очередной красноречивый взгляд, затем отвечает мне:

— У Лены нахватался? Не знаю я. Ну и как?

— Во-первых, человек с заниженной самооценкой склонен очень остро и негативно относиться к любой критике в свой адрес, — продолжаю улыбаться. — Иногда, в особо тяжёлых случаях, до потери рациональности. Ну, пример: когда покритиковали твою научную статью, а ты это принял в штыки, тут ещё может быть рациональное зерно. Ну мало ли: вдруг за твоей научной позицией стоит что-то, чего другие просто не поняли и не оценили.

— Пока понятно, — продолжает смеяться отец. — Продолжай.

— А когда тебе говорят: «Не иди на красный свет, идиот!», а ты вступаешь в спор по принципу «Да как вы ко мне обращаетесь?!», это уже вряд ли будет конструктивным, — смеюсь. — Особенно если продолжить отстаивать своё право на индивидуальность. И продолжить топать на этот самый красный сигнал.

Отец заливается чистым неподдельным хохотом, видимо, впечатлившись образностью примера.

— Ты из меня идиотку не делай, — хмуро отвечает мать. — Где тут красный светофор и индивидуальность?

После её вопроса, отец начинает ржать ещё больше. Отчасти, заражая позитивом и меня.

— Мам, ну смотри, — пытаюсь звучать как можно мягче. — Я открытым текстом говорю. Три тезиса. Первый: я уже взрослый. Потому-то и потому-то. Второй тезис: с Леной у нас совместное осознанное решение, которое мы, по целому ряду личностных и интимных моментов, ни с кем не будем обсуждать. Ни с её родителями не обсуждали, ни с вами не будем. Третье: то, что ты принимаешь за диалог, в котором у тебя есть право голоса…

Батя в этом месте начинает веселиться ещё больше, давится кусочком сыра, краснеет. При этом, он машет руками, чтоб я не обращал на него внимания и продолжал.

В конце концов, с сыром он справляется, заслуживая ещё один убийственный взгляд от матери. А я продолжаю:

— Так вот. То. Что ты принимаешь за диалог, в котором у тебя есть право голоса, на самом деле является моим вежливым уведомлением. О том, что мы приглашаем вас по такому-то и такому-то поводу. ВСЁ. ЭТО НЕ ДИАЛОГ, МАМА! И твоё мнение — это чисто твоё мнение, которое лично я тебя прошу прилюдно не демонстрировать. Поскольку оно ни на что не влияет. Как говорится, заранее спасибо за понимание. Сегодня, здесь, ожидалось, что родители между собой обсудят списки гостей, место, меню и прочие технические подробности. Родители Лены считали, что они с вами мыслят сходными категориями, и ожидали обсуждения именно в этом направлении.

— А-а-аа-га-га-га-га, — отец, победив сыр, продолжает неподдельно веселиться. — А вместо этого… — он не заканчивает фразы, поскольку в порыве эмоций смахивает со стола то ли нож, то ли вилку. За которыми он наклоняется под стол, и дальше раскаты его хохота звучат уже оттуда.

— Завершай свою мысль, — безэмоционально опускает веки мать, не обращая внимания на отца.

— А вместо этого, ты напомнила мне, что все свои проблемы и задачи у меня лучше получается решать в одиночку, — нейтрально пожимаю плечами. — Мам, не сочти за наезд… Но я сейчас потратил несколько часов времени. Напрасно. Вместо того, чтоб поспать. И в итоге, вместо своей задачи, где-кто-сколько, решаю совсем другую задачу: как не дать моей матери испортить настроение родителям Лены. Вот скажи, мне это зачем?

— Мы с тобой общаемся совсем как чужие люди, — мать делает крайне парадоксальный и неожиданный для меня вывод из моих слов.

— Категорически не согласен, — качаю головой. — С чужими людьми я бы столько времени не тратил. Просто попросил бы меня больше не беспокоить, и вычеркнул бы из списка. Приглашённых. А с тобой вот вожусь, больше, чем с грудничками…

— Что за груднички? — весело раздаётся со стороны отца, который успешно извлёк из-под стола всё утерянное и теперь примеривается к блюду с рыбой.

— Да на работе, в КЛИНИКЕ, не важно, — отмахиваюсь. — Мам, знаешь какая у нас с тобой сейчас основная проблема?

Поскольку она вопросительно смотрит на меня и ничего не говорит, продолжаю: