Девочки минут пятнадцать перебирают все мои костюмы, заставляя меня перемерять всё, что есть в шкафу. Потом долго спорят по поводу рубашек.

Итогом мозгового штурма становятся отложенные в сторону белый и бежевый летние костюмы, пара рубашек, и две пары туфель.

— Саш, это Вове дашь надеть на один раз? — спрашивает Асель, указывая на белый костюм.

— Да без проблем, если надо.

— Надо, мы у него были дома… в общем, ему нечего надеть на такой ужин… — явно стесняется Асель.

— Ух ты… Надо ему тогда, если не побрезгует, отдать вообще половину моих вещей: я ещё расту. И выросту. А он, судя по всему, уже вряд ли.

— Он уже точно расти не будет, — говоритАсель и, повернувшись к моему шкафу, командует, — Лена, пусть Саша всё померяет? Давай сразу отберём то, из чего он вот-вот вырастет? Вдвоём?

— Не лень? — скептически косится Лена на лежащую груду одежды.

— А нам то что? Переодеваться то ему, — удивляется Асель.

И они устраиваются, лёжа на диване, заставляя меня последовательно надевать и сортировать одежду на 2 кучки. В итоге, кучка для Вовика оказывается раза в три больше моей.

— Мне, конечно, не жалко, но как-то неожиданно, — чешу ха ухом.

— Мелкий, не жмись, — говорит Лена с дивана. — Аська права, тебе это уже надевать если и не нельзя, то, как минимум, крайне рискованно: то рукава коротковаты на грани и за ней, то брюки. К моим в этом точно идти нельзя. Хотя-я, Пола Фредрика и мне б было жалко отдавать. Кстати, а почему у тебя в основном только он из одежды?

— Мне его не жалко отдавать. Это мать шлёт. Я бы купил другое, не это.

Потом их энтузиазм по части моды откуда-то берет второе дыхание и начинается ревизия всех моих курток, пальто, плащей и пуховиков.

В итоге, оказывается, что вопрос одежды, начиная с осени, для меня всё же актуален.

— А ведь таки надо бы в Дубай, — задумчиво тянет Лена, глядя на гору вещей, которые мне откровенно малы.

— Сейчас не по деньгам, — отрезает Асель.

— Это я так, гипотетически… — Бормочет Лена, на самом деле явно что-то напряженно обдумывая.

Потом мы ещё полчаса пьём чай на кухне, где Аселю неожиданно заинтересовывает моя карьера на мойке. Наконец, мы с Леной собираемся спать.

— Мать, может, ты тоже завязывай с телевизором и ночными посиделками? — спрашивает Лена на выходе из кухни. — Завтра на смену, как никак?

— Да чего-то одной некомфортно в спальню топать, — отвечает Асель.

Мы с Леной понимающе переглядываемся и одновременно хлопаем Аселю по плечам с двух сторон.

На утро, когда я выбегаю на пробежку, а девочки собираются на смену, Вова только приходит с работы. В отличие от меня, ему достаётся ещё более тяжёлая задача: перемерять всё плюс в каждой вещи сделать своё селфи и отправить в групповой чат из нас четверых.

На пробежку выкатываюсь из подъезда, душимый смехом.

Когда прибегаю с пробежки, Вовик всё ещё занят задачей по производству нескольких десятков селфи с разных ракурсов и расстояний.

Искренне потешаясь, бегу в НОВУЮ КЛИНИКУ.

Открываю кабинет самостоятельно. Сегодня Шаматов, видимо, опаздывает. Первой прибывает пациентка, но уже не с тем сроком, что были раньше, а последнего триместра.

— Али Шафетович скоро должен подойти, — говорю, облачаясь в белый халат. — У нас есть чай, кофе и вода. Как я понимаю, вам воды?

— Спасибо, да, если можно. — смущённо говорит круглая, как колобок, блондинка, не знающая, куда деть свободные руки и от этого постоянно теребящая свою сумочку..

Чтоб ей не было скучно, включаю ей комп и предлагаю смотреть всё, что хочет. Сам тактично удаляюсь к себе, захлопнув дверь.

Сквозь стекло вижу, что, оставшись одна, она расслабляется и перестаёт нервничать.

С недавних пор, я различаю злость, радость, любопытство, расслабленное спокойствие, напряжённое ожидание и ещё некоторые яркие состояния психики собеседника. Даже если он хорошо владеет мимикой.

Присматриваюсь к ней, используя имеющиеся время и возможность, когда входит Али Шафетович. Он начинает с ней работать, и я вижу то, чего не заметил сразу.

Дожидаюсь окончания работы Шаматова и звоню ему по внутреннему телефону.

— Али Шафетович, у неё бронхит начинается. Какая-то неприятная инфекция. Пока в зачаточном состоянии, но я бы «прошёлся».

Шаматов, не тормозя ни секунды и не вешая трубки, спрашивает её:

— Вас случайно горло не беспокоит?

— Да, второй день, — отвечает «колобок». — А как вы это определили?

Шаматов отшучивается насчёт колоссального опыта и громко кричит, чтоб было слышно сквозь дверь:

— Саша, зайди!

Захожу к ним.

— Саш, глянь на девушку, пожалуйста.

Прошу открыть рот, придерживаю язык, прошу десять секунд не шевелиться.

Концентрация, скан, импульс.

Постоянно тренируюсь всё это время не только в зале бокса. Санация открытых слизистых, которые вижу, для меня теперь вообще не проблема.

— Готово, — медленно опускаю веки, повернувшись к Шаматову. После чего поворачиваюсь к девушке. — Вот наши номера, возьмите визитку. Я вижу, что уже к вечеру у вас всё пройдёт, это просто легкое недомогание. Если же, не дай бог, будет иначе — пожалуйста, позвоните нам и скажите. Тогда будем думать, что дальше. Вероятно, направим к другому врачу. Но, повторюсь, я чётко вижу, что у вас с горлом всё в порядке.

«Только из клеток шлак пусть выведется» — добавляю мысленно.

В своём компе переписываю у Шаматова её данные, ставлю дату, своё видение диагноза и тип санации.

Помимо эмоций, я уже различаю виды микрофлоры — по индивидуальным частотам, потому моё воздействие уже тоже ранжируется на типы импульсов.

Обновлённый файл с первой записью через локальную сеть кладу в оговоренное место на компе Котлинского.

Через пять минут в мессенджере от него приходит большой палец.

У Шаматова ничего интересного для меня больше не происходит. Внимательно наблюдаю за всеми посетительницами и вынужден согласиться, что Али Шафетович оказывает на всех без исключения пациенток колоссальное психологическое влияние. Далеко не все были радостны изначально. Поначалу, войдя к нему, некоторые испытывают тревогу, уныние, и далее по списку. Но выходят от него все в ресурсном положительном состоянии.

Делаю вывод, что корректировать эмоциональный фон своего собеседника через свои возможности я всё же могу. Если даже у Шаматова, богатого тестостероном, это на уровне гормонов вон как шикарно получается. Надо будет потренироваться.

Ближе к концу, ко мне на рабочий комп по мессенджеру приходит сообщение от Котлинского: «У вас сегодня больше ничего интересного у Шаматова, я посмотрел запись. Поднимайся ко мне».

У Витальевича, кроме него самого, сидят Сергей Владимирович и тот самый пациент, у которого сустав сбоил из-за позвоночника.

— Саня, глянь, кое-что должно было измениться. — Едва не приплясывает вокруг от нетерпения Котлинский.

Для экономии времени, укладываем пациента прямо на диван.

Концентрация. Скан.

— А ведь позвонок таки на место встал, — констатирую удивлённо. — на нерв не давит.

— Ну ничего себе «встал»! — Начинают синхронно возмущаться Котлинский и мужчина.

— Я его знаешь сколько на гиперэкстензии тянул?! — продолжает возмущаться Котлинский.

— Думал, рожу, — добавляет пациент. — Кстати, в суставе полегче.

Сергей Владимирович тихо хихикает на стуле.

— Плазмолифтинг ему начали вкатывать, кстати; изменения, по его личным ощущениям, уже есть, — продолжает Котлинский. — Но хочу попробовать… А вдруг получится…

— Да не получится эта твоя псевдонаучная галиматья! — Ни с того ни с сего, перебивая, начинает горячиться Стеклов, который Сергей Владимирович. — Игорь, ну не восстановился ещё ни один сустав, б… Чуть не выругался из-за тебя!

— Вот. Он меня мало того, что врачом не считает, так ещё и при пациенте так корректно себя ведёт, — ехидно замечает Котлинский, зачем-то тестируя сустав на подвижность.