Жена задумчиво смотрит в окно, наморщив лоб.

— Я перезвонил кое-кому из Секретариата — так, поболтать. Уже не открытым текстом. Всё подтвердилось. Кузнецова и правда вышвырнули. И правда, за злоупотребления. Комар чуть не лично участвовал. По телефону вообще ничего говорить нельзя — поэтому Комар и разозлился. Надо будет поехать извиниться… И Бахтин теперь в фаворе. Есть какие-то проекты — с самого верха — где и он лично, и вся Генералка задействованы, они сейчас на коне. У них картбланш на любое пресечение всего, что они сочтут незаконным. Вон на таможне в их центральном аппарате — тридцать пять душ «приняли» за неделю…В МинСельхозе в ветеринарном комитете — в этом же духе. В территориальных управлениях веткомитета — как в центральном аппарате таможни.

— И что делать? — задумчиво говорит, будто ни к кому не обращаясь, жена.

— Я не знаю. Я исчерпал свои возможности. Я не могу «бодаться» с действующим заместителем Генерального Прокурора, пусть и не первым, когда я уже на пенсии и на его поле. Я не знаю, как быстро найти этого Александра. У меня просто отрезали все концы. Именно сейчас. За какое-то время, конечно, я всё восстановлю, но не вдруг. И не по щучьему велению.

— Ты Ленке звонил?

— Да, она не берёт трубу. Когда я звоню.

— Может, Аселе позвонить? Они же вместе, может, Аселька что подскажет? Как оно вообще всё так закрутилось?

— Зоя, ну вот чего ты мне мозги всё сверлишь и сверлишь?! Ну возьми и позвони! У тебя что, руки в жопу втянуло? Поотсыхало трубку взять и номер набрать?! Если такая «битва за порядок», надо срочно положение о залоговых гарантиях переделывать в банке — раз! Срочно делать ревизию всех кредитов родственников тех, кто в в госаппарате — два! Кабминовцев — точно всех перетряхивать! Если по половине управления в день садят! Ликвидность залогов — тоже аудит надо делать, три! Ну вот что ты ко мне привязалась, а?! Ну возьми и позвони!

Жена широко открытыми глазами удивлённо смотрит на Роберта Сергеевича. Он поднимается из-за стола, направляется к выходу, продолжая говорить как будто сам с собой:

— Бахтин, б-дь, лучше меня в курсе, с-сука! Говорит, успокойся, Роберт, Ленка за этим деятелем — как за каменной стеной! И — с намёком так, обозначает, что это — его человек: «Кузнецова только на той неделе приняли из-за того же!» Намекает: Кузнецов — действующий сотрудник был, и то… А уж пенсионера-то… ЗВОНИ САМА АСЕЛЕ! НЕ ДО ТОГО МНЕ! ВСЁ В ПОРЯДКЕ У НИХ!

Сижу на кухне, читаю Аселины заметки. Как-то незаметно засосало настолько, что даже забыл собраться на мойку.

Асель появляется из их комнаты, одетая в прозрачную футболку и с телефоном у уха.

— Да? Да, могу, конечно!

Поднимаюсь, беру из ванной длинный махровый халат, возвращаюсь на кухню и накидываю его на Аселю, показывая рукой на некоторые детали её тела, отсвечивающие сквозь многочисленные разрезы футболки. Она кивает в знак благодарности, запахивается в халат, приводя себя в более-менее пристойный вид, и шепчет, заблокировав микрофон на телефоне:

— Мама! Тсс! — показывая зачем-то указательным пальцем на экран. Потом разблокирует микрофон и говорит в трубку, — Нет, нам же завтра на работу.

— …

— Да не лезла я ни в какие в контры! Ну что за инсинуации! Зоя Андреевна, я очень Вас люблю, просто куда Ленка — туда и я! Мне же с ней хорошо и по возрасту, и по другим причинам. Или что, надо как-то иначе было?

— …

— Зоя Андреевна, вовсе нет, не волнуйтесь. Тут огромная квартира, для четверых, во всяком случае! Ой…

— …

— Да, у меня тоже есть парень. Я тоже встречаюсь, — обречённо кивает головой Аселя.

— …

— Может быть, давайте не так? Давайте из всей семьи хоть двое будут не темпераментными, а умными? — чему-то улыбается Асель.

— …

— А вы скажите, что именно вас тревожит? По пунктам?

Асель свободной рукой забирает у меня свой ноут, поворачивает к себе и одной рукой начинает что-то быстро набирать в ворде.

— Так. Так. Есть. Зоя Андреевна, если суммировать, — у вас с Робертом Сергеевичем просто эмоции. Когда просто хочется. Но дети же уже выросли? Вы согласны?

— …

— Зоя Андреевна, ну ладно, Роберт Сергеевич — он вечно боится, что к его капиталам какой-то аферист через нас с Леной подбирается. Тут я молчу, ему виднее. Но текущая ситуация вообще за то, что кроме него самого его капиталы вообще никому не интересны, вы согласны? Вы же не хотите, чтоб мы вчетвером свалились вам на голову? И вчетвером жили во флигеле?! Кроме нас с Ленкой, ещё с двумя парнями?

— …

— Вот и я о том же! Ну вы себя ведёте, как инфантильные незрелые тинейджеры, правда! Вот я вопросы записала; Ленке передам, она сейчас спит — нам на смену завтра. Нет, у неё своя комната, я в дверную щель вижу… А теперь мои вопросы! Первый: вы хотите, чтоб мы с вами до пенсии жили, не замужем, без детей? Если нет — второе: а как вы себе видите нашу личную жизнь? С родителями вместе в парке за ручку? И третье: а какие сейчас реальные претензии — из материальных — если Ленка даже машину оставила? И нам завтра на работу в автобусах ехать?

— …

— Зоя Адреевна, ну я не Ленка! Я никогда не спорю, если не права! Но сейчас я искренне не понимаю. Давай так: она проснётся — я с ней поговорю — и попробуем пересечься вместе.

— …

— Ничего не обещаю. Это Лене решать. Но — со мной вы договорились. Я ни против чего не возражаю.

Асель вешает трубку и поворачивается ко мне, снова запахивая распахнувшийся халат:

— Всё слышал?

— Не всё. Только то, что говорила ты — а вот маму не слышал.

— В общем, родители предлагают помириться. И начать заново… Общаться… Предлагают совместный ужин, совмещённый со знакомством с вами с Вовиком. Как с нашими кавалерами.

— Вовик тоже спит?

— Ага. Саш, ты что думаешь об этом? — Аселя встаёт, включает чайник и начинает возиться с завариванием чая.

— Ась, у меня два мнения одновременно.

— Рассказывай.

— Первое: а зачем это мне нужно? Но это инфантильно и безответственно… Я сейчас местами жалею, что допустил до такого. Хотя там иначе и нельзя было.

— Молодец, ты умный… Второе?

— Ну, как бы ни было, они — родные родители. И вас любят. Мне есть с чем сравнить — поскольку я без своих живу достаточно давно. И не сказать, что обо мне кто-то сильно беспокоится. Я Лену тоже люблю. И мозгами понимаю, что нельзя ограничивать любимого человека от того, кто его искренне и бескорыстно любит. Кем бы тот ни был. И какие бы ни были личные контры и неприязни.

— Да. Другими словами, чем сказала бы я, но да.

Асель заканчивает заваривать чай, разливает его по чашкам, достаёт из холодильника плитку шоколада, сыр, рыбу, лаваш; и через минуту питьё чая превращается в почти что полноценный ужин.

— То есть, лично ты не возражаешь? — отправляя в рот странный бутерброд из шоколада, куска солёной горбуши, сыра и колбасы спрашивает Асель.

— Нет. С единственным условием. Мы все ведём себя уважительно друг к другу. Хотя, два условия. Второе условие: нейтральная территория. Не у вас дома.

— Уф-ф, хоть с тобой нет проблем… Спасибо. Теперь бы ещё Ленку уболтать.

— Такое впечатление, что у тебя — мозги, а у неё — темперамент, — смеюсь. — В части отношений с родителями.

— Ну так и есть. Она — родная. Я же там — типа приёмной. Они ко мне очень хорошо относятся, практически нас не различают — но я очень стараюсь не обострять и не напрягать там, где она даже не думает, что напрягает. Жақсы болсаң жаның көп.

— Это что? — широко открываю глаза.

— Аналог «Ласковый теленок двух коров сосет» по-нашему. — Улыбается Асель. — Ну и материально… Мне неудобно им на шею свешиваться. Если честно. Хотя, они бы и слова не сказали.

— Понял… Спасибо. Было вкусно. Я понёсся.

— Далёко? — подымает брови Асель. — Может, поможешь уболтать Ленку? Насчёт родителей.