Бахтин стоит перед открытым окном и полминуты открытыми ладонями трёт по очереди глаза, когда звонит его телефон. Он смотрит на экран, чему-то удивляется и быстро отвечает:
— Слушаю внимательно.
— Добрый вечер. Олег Николаевич, наш пенсионер Новиков пытается собирать информацию по вашему Александру Стесеву через нас. Настоящий звонок прошу считать моим официальным контактом по теме, чтоб впоследствии не возникло недоразумений на случай любых проверок. Если нужно — могу обратиться письменно по сетке.
— Как приятно, Игорь Трофимович, когда нас уважают… — бормочет в трубку Бахтин. — Новиков — это ваш бывший начальник управления по области?
— Он. Помню интерес вашей организации к данному гражданину, я про Стесева, скажите, что делаем дальше.
— А я только обрадовался, — разочарованно выдыхает Бахтин. — Интерес был к соблюдению законности, Игорь Трофимович, а не к гражданину… Впрочем, спасибо и за это! Какова природа его интереса? Он как-то объяснил?
— По его легенде, его дочь встречается с вашим Стесевым, переехала к нему, у них бытовая ссора — не может дозвониться до дочери.
— Упс. Похоже, что не легенда, Игорь Трофимович… Спасибо. Займусь. Вопрос, пользуясь случаем: Ваши на Кузнеца переслали выписку в кадры?
— В новое Бюро?
— Да.
— И переслали, и подтверждение получили.
— Это официальную выписку или второй пакет, с деталями?
— Туда — только первое. Закона о статусе новой организации ещё нет, внутренних инструкций у меня тоже нет, у нас ноль данных по их допускам. Потому — только титульный лист. Всё по правилам.
— Хорошо, этого хватит. Спасибо оба раза.
Лена уже десять минут слушает музыку и послушно лежит, замерев без движения. Я, кажется, нашёл место, с которого хочу начать эксперимент.
В этот момент звонит мой телефон. Как не вовремя. Бросаю взгляд на экран: это Бахтин, у меня сохранился его номер ещё со дня чистки его машины. С удивлением слезаю с Лениной спины и поднимаю трубку:
— Ало?
— Саша, привет. Бахтин.
— Узнал, Олег Николаевич. Что-то случилось?
— Да нет, один вопрос. Отца твоей Лены зовут случайно не Новиковым?
— У Лены фамилия Новикова, отца звать Робертом Сергеевичем. Полноватый, за пятьдесят, с залысинами, рост около метра семидесяти. Сейчас спрошу у Лены фамилию отца, если хотите, она рядом.
— Да не надо, он это… Спасибо… Саш, не хочу лезть не в своё и в личное, задам вопрос, если можешь — ответь. Мне почти что по работе надо, но тебя тоже касается. Лично.
— Без проблем. Спрашивайте.
— Лена ссорилась с отцом?
— Скажем, в данный момент не общаются…
— Всё! Вопросов нет! Спасибо! Зайдёшь завтра к Марине, когда в клинике будешь?
— Конечно, я каждый день захожу. Вы не волнуйтесь! У неё всё в порядке и по моей части, и по другой. Плюс Ваша охрана ни разу не спала, когда я захожу. В принципе.
— Приятно… спасибо… Пока!
Интересно, что это было.
Впрочем, уже через минуту я выкидываю из головы и этот звонок, и Лениного отца, поскольку начинаю вводить по очереди три иглы из аселиной коробки: первая — в ягодицу; вторая — под коленку, третья — в район поясницы. Точка на пояснице — вообще рядом с позвоночником. Практически, вплотную. Интересно, как китайцы не боятся спинной мозг задеть? Они же не «видят», в отличие от меня?
Иглы установил. Лена не шевелится: вижу, что всё чувствует, но характерных частот болевых ощущений нет. Скан. Десять процентов сигнала… смотрим…
Дом Лениных родителей.
Роберт Сергеевич по прежнему на балконе, в кресле-качалке, качается вперёд-назад, уперев ребро экрана телефона в лоб.
Его телефон звонит. Он отвечает, не глядя на экран:
— Ало.
— Роберт, ты? Это Бахтин.
— Слушаю тебя, Олег. — Искренне удивляется Ленин отец. — Чем обязан военной прокуратуре?
— Это я тебя слушаю, Роберт. И ты на пенсии отстал от жизни. Я уже не в гарнизоне. Начальник службы специальных прокуроров, Генпрокуратура. У меня — заявления Зам. Нач. ДВБ Комаровских. О твоей попытке получить информацию для служебного пользования в обход действующих регламентов. Вот теперь я тебя слушаю: что лично тебе надо от Александра Стесева? И чем вызвана твоя попытка подстрекательства бывших коллег к нарушению закона о гостайне?
Вот — осевой меридиан. Кажется, у китайцев называется как-то похоже. Что бы выбрать? Пусть будут ногти на ноге. Усиливаю амплитуду сигнала. Примерно в тех местах, где в теле стоят иголки, вижу каскадное усиление амплитуды. А если немного изменить частоту? Частота у Лены послушно отклоняется.
Снимаю с лениной головы наушники и спрашиваю:
— Сейчас что чувствуешь?
— Лёгкий зуд по всей длине ноги и ощущение резонанса в нервах. Так и должно быть?
— Да всё в норме. Болезненности нет?
— Не-а. Ну-у, я, конечно, чувствую иглы — но это не болезненность. Верни наушники!
Играюсь с частотами и местами ввода игл ещё около часа. Внимательно наблюдаю результаты изменений в частотах. Интересно, а откуда китайцы саму методику знают? Либо — как они её придумали?
Прихожу к выводу, что акупунктура — это система «подключения» к управлению частотами в теле пациента со стороны людей, которые «не видят». Но знают, что сигнал есть, и что программами в клетках управляет именно он.
Видимо, сама система акупунктуры должна быть более чем обширной. Чтоб предусмотреть массу вариантов, которые я могу просто «увидеть».
Мне это представляется так: слепой, управляя настройкой антенны телевизора, пытается добиться чёткой картинки на экране, не видя сам экран. При этом звук у телевизора выключен и на чёткость звука при настройке антенны тоже ориентироваться нельзя.
Интересно. Заслуживает уважения. Титанический труд, помноженный на опыт веков и высочайшую точность действий.[11]
Но пока абсолютно не понятно, как это можно применить лично мне. Разве что, камуфлировать своё вмешательство под иглотерапию: ввожу пару игл для отвода глаз, далее даю свой сигнал. Изменения в организме объясняем иглами.
Извлекаю все иглы из Лены и стаскиваю с неё наушники:
— Я закончил. Спасибо большое.
— Мелкий, верни музыку на голову обратно. — Бормочет Лена. — Я что-то измордовалась сегодня. И разморило, может быть, от твоих процедур. Дай посплю час.
— Спи. У тебя ногти на правой ноге ближайшую неделю будут быстрее расти.
— Хорошо. Пусть растут. — Бормочет Лена, не открывая глаз.
Возвращаю на её голову наушники и на цыпочках прикрываю за собой дверь, уходя на кухню: от всех манипуляций, проснулся зверский аппетит.
Дом родителей Лены.
Роберт Сергеевич на балконе опёрся спиной о перила и говорит по телефону:
— Бахтин, ну с чего я это должен с тобой обсуждать? Ты не подумай, что я иду на конфликт, — сдаёт немного назад отец Лены, — просто я решаю личную семейную проблему. А тут ни с того ни с сего звонишь ты и что-то мне приказываешь. Что бы ты ответил на моём месте?
— Я бы ради своих семейных проблем, Роберт, не провоцировал бывших коллег нарушать закон. В тот период, когда это им может очень дорого стоить. Роберт, ты можешь со мной вообще ничего не обсуждать! Но тогда и ты на меня не обижайся.
— Вы сговорились, что ли…
— Просто ты не в теме. И отстал от жизни. Ты ж на пенсии уже сколько лет? Роберт, вольница кончилась! Закон для всех один, и его есть смысл уважать! И — лично от меня — забудь о Стесеве! Если решаешь свои семейные проблемы — не впутывай других людей! Стесева — в частности. Решай свои проблемы со своей дочерью! Или с дочерьми, если у тебя их две.
— Вторая — приёмная, — бормочет отец Лены.