Она равнодушно кивнула, вцепившись обеими ручонками в кусок лепешки. Я насыпал перед ней на широкий лист горсть пеммикана и положил рядом фляжку.
— Ешь.
Я с жалостью смотрел на худенькое тельце: выпирающие ребра, впалый живот… похоже, Кремень не особо баловал своих сородичей. Она была столь же худа, как иногда встречающиеся нам шакалы, у которых, казалось, шкура прилипала к костям.
— У вас мало еды?
— Мало! — она отвечала просто. — Кремень не любит ходить на охоту. А после того, как волки разорвали двоих мужчин, совсем перестал. Мы копаем клубни и меняемся. Этого не хватает на всех.
Насытившись, мы прикрыли отверстие моим плащом — в дупле сразу стало несколько теплее и уютнее. Зоя заметила мой угрюмый взгляд и прислонилась поближе.
— Прохладно…
— Ты замерзла?
— Нет, но… — она недвусмысленно склонилась вниз.
— Ты что?
— Наши девушки говорили… Если кто-то обязан мужчине, то нужно платить. А я обязана. Ты меня отвязал? Отвязал. Накормил? Накормил… Увел от Трясуна. И сейчас спас… Вот я и…
— Что?!
— Но… разве не так?
На какое-то мгновение, мне захотелось впиться, кое-кому, в глотку… Она, совершенно спокойно, намеревалась делать то, что я мог представить себе только с Натой или Элиной. Но ей было всего девять, может, десять лет! До какой же степени Кремень запугал и подчинил своей похоти все становище, что даже маленький ребенок начал считать это естественным…
— Нет. Не так.
Она прекратила развязывать тесемки на моих штанах и подняла голову:
— Я не так это делаю?
— А… — Слова куда-то исчезли. Давно я не ощущал такой растерянности. Зоя, молча, ждала. Я приподнял ее головку:
— Тебе часто… так приходилось?
Она сухо кивнула. Я сглотнул, ощущая в горле предательский комок…
— С Трясуном?
Она поморщилась.
— Не-а… В стойбище. А он хотел, чтобы я его грела. У него изо рта так воняет…
Окажись тот, поблизости — и участь выродка, была бы предрешена… Я выдохнул, стараясь придать своему голосу мягкость, что, после откровений девочки, оказалось нелегко:
— Говоришь, в вашем селении… тоже?
— Ну да. У нас все девушки ночуют в землянке Кремня, или других охотников — и все говорили, что, когда я вырасту, тоже буду там спать. Ты думаешь, я не знаю, зачем? — она совершенно спокойно добавила, видя, как я не нахожусь с ответом. — Мне не понравилось… Он грязный такой, противный. И эта штука у него вонючая… Меня вырвало. Наши перед этим моются… А он меня побил. Потом мы шли к большому поселку, но заходить не стали. Он сказал, что за меня дадут хорошую цену в ущелье, только надо подождать, пока придут его друзья.
— Ты их видела?
— Не-а… — она уже удобно устроилась на моем плече, уткнувшись носом, чуть ли не под мышку. — Мы их два дня ждали. Аптекарь разозлился и связал меня, велев не дергаться. А сам отправился за ними. Потом ты пришел.
Я прижал ее к себе. Девочка доверчиво легла мне на грудь, и вскоре затихла, укрывшись моей рукой, как одеялом. А я, очень даже явственно представил, как этой же рукой сворачиваю подонку шею… В который раз Сова оказывался дальновиднее, предлагая покончить с Трясоголовым еще тогда, когда он нам рассказал про все свои приготовления к всеобщему ужасу — и в который раз я отказывался проливать кровь, не видя в том особой надобности… или, просто жалея запутавшегося в прошлом и настоящем, человека. Но сейчас приговор был вынесен — и его исполнение стало лишь делом времени. Правда, перед этим я задам Трясуну пару вопросов — что за покупатели на малолетних девочек находятся в каком-то ущелье? И не соратники ли, Змея-весельчака, решают, таким образом, свои половые проблемы? Если так…
Утром мы свернули в лес. Нести Зою на плечах я больше не пытался — здесь следовало вести себя осторожно. Не только двуногие хищники — но, что гораздо более вероятно, обычные, вроде собак или волков, вполне могли оказаться на нашей дороге. И, случись встретиться, я должен был полностью готов.
Мы миновали несколько залитых солнцем лужаек, прошли вдоль ручья с очень холодной водой, по пути подбирая в изобилии росшие вдоль тропинки грибы — Док давно определили съедобные из них, и мы, под руководством Тучи, насолили с десяток глиняных бочек. Некоторые можно было есть даже сырыми — что и делала девочка, стараясь не отставать от меня ни на шаг. Несмотря на босые ноги, она довольно свободно наступала на землю, избегая острых камней и веток. Я остановился — в мешке имелись запасные мокасины, но мой размер вряд ли подошел этой крохе…
— Сделаем тебе обмотки.
Она уставилась на меня. Я присмотрел подходящее дерево и смахнул ножом часть коры. Это не было деревом, в настоящем понимании этого слова — скорее, очередной гигантский переросток какого-либо растения, в прошлом едва ли достигавший размеров обычного лопуха. Сейчас оно напоминало собой подобие пальмы, с довольно мягкой и даже мохнатой корой, из которой я и собирался изготовить временную обувь.
— Примерь.
Я протянул ей неказистые сандалии, скрепленные вместо ремней довольно прочными стеблями, применяемыми нами для изготовления веревок. Она одела и довольно показала большой палец:
— Хорошо! А мне кожаные дадут?
— Когда придем — дадут. Я скажу. Стопарь сошьет. Или женщины…
— Значит, ты взаправду главный. А у вас женщин бьют?
— Нет. Почему ты так решила?
— Все мужчины бьют девушек. Я слышала.
Она болтала ногами, довольная передышкой. Идти по лесным взгоркам, ежеминутно, то спускаясь, то поднимаясь, было утомительно — а она, прожив столько времени на относительно ровных просторах восточных прерий, не привыкла столько ходить по столь неудобной местности.
— У нас — не бьют. Никого.
Я запнулся, вспомнив про Джен и пощечину… Что ждало меня в селении? Тот внезапный всплеск, едва не расколовший форт — закончился ли он с нападением «рясоносцев»? Что сейчас происходит в форте? И, как могло так случиться, что укоры Джен стали призывом для остальных… Неужели, ее слова настолько верны?
Я отмахнулся от своих мыслей. Нет… Все-таки, девушкой управляло оскорбление, полученное при всех — но доля правды, тем не менее, имелась…
Зоя заметила мою задумчивость и скромно подсела поближе:
— Далеко еще?
— Нет. Еще одну ночь — и к обеду мы дома. Только, делая скидку на твою выносливость — скорее, к вечеру. Выдержишь?
Она кивнула. Глядя на крепкие ноги ребенка, я поверил — выдержит… Если не будет никакого форс-мажора.
Словно в подтверждение, я ощутил знакомое чувство — и скинул Зою в мох, одновременно бросаясь сам под защиту травы. Надо сказать, она не стала визжать, как могла бы поступить обычная девчонка в такой ситуации — сказалось непростое искусство выживания, полученное в жутких уроках жизни в прерии.
— Тихо…
Зоя моргнула. Я осторожно приподнял голову. На первый взгляд, все оставалось спокойно… если не считать внезапно умолкнувших птиц. И того ощущения опасности, которое меня никогда раньше не подводило.
Вскоре послышались голоса. Я прислушался — разговаривали трое, или четверо.
— Брат знает дорогу к дому? Мы плутаем здесь уже два дня — а жилище Бороды так и не открылось нашим глазам.
— Времени много прошло. Следы строений могло поглотить растительностью… Вон, как все опутало — пройти нельзя, без удара мачете.
— Нельзя нам долго здесь находиться. Док в поселке сидит в землянке без дела — я обещал, что найду сумку убитого и принесу ему. Ты сам знаешь, медлить опасно. Пятна смерти появились на половине нашего Братства. Если так продолжится и дальше — скоро все окажутся на краю могилы.
— Преподобный… Патриарх, не гневайся! Какие могилы? Мы даже предать земле умерших не можем — проклятые свинорылы все равно испоганят любую могилу. Нужно как эти… отступники.
— Молчи! Пусть лучше тела мертвых останутся лежать непогребенными, чем станут гореть в дьявольском костре еретиков. Но не о том речь. Лучше смотри внимательнее — развалины дома Бородача были, по-моему, намного южнее. И мы зря здесь бродим, ища неизвестно что…