— Какие еще законы? Нет никаких законов, все там остались! — парень поднялся на ноги и со злобой смотрел на Стопаря. — Это ты хочешь опять сесть остальным на шею, со своими законами! А я жить хочу, свободно жить! И кто ты такой, чтобы лишать нас этого права?

Я поднял руку, призывая собравшихся к тишине.

— Все так думают? Что ж, раз встал вопрос о моих правах, пусть между нами не останется никаких неясностей. Каждый пришел сюда по своей воле, никто никого не принуждал. Каждый вложил свой труд в строительство и каждый имеет право теперь жить здесь, либо уйти, если у него будет желание. Но такое же право имею и я. Я не просил, чтобы вы назначали меня старшим. Так получилось само собой, и только потому, что мы первыми пришли сюда. Именно мы — я, Ната и Элина. Я давно ожидал, что вопрос, кому быть главным, когда-нибудь, вновь возникнет в форте. Правда, не думал, что он появиться именно в такой момент. Но, раз теперь пришло время выбирать — давайте это делать немедленно. Форт — не поселок. И без старшего ему не выжить — иначе мы все превратимся в стадо. Среди нас должен быть только один, имеющий право отдавать приказы всем остальным.

— А зачем? — Блуд уже более уверенно и нагло смотрел на меня. — Что, мы не можем прожить без вождя? Вон, в том же поселке, живут и ничего. Каждый сам себе хозяин! Чего ради, хомут на шею вешать? И Сова твой, тоже так думает…

Я кивнул.

— Да. Сова предпочитает жить один. Он — сам себе вождь. Но мы — живем вместе. Если каждый будет тянуть в свою сторону, ничего хорошего из этого не выйдет. А пример тому вы все уже видели. Сыча и его свору, с легкостью прошедших все прерии, от предгорий и до болот. Но я не собираюсь никого уговаривать… Сами решайте, нужен ли нам старший, или нет.

Поднялся нестройный говор. Забыв на время о Блуде и Пленнике, люди переговаривались между собой, и по обрывкам фраз, я слышал, что его предложение не встретило поддержки. Те, кто сюда пришел, были довольны своей участью и не хотели возврата к тому, от чего бежали. Стопарь, совладавший с собой, убрал с плеч руки сына и Волоса и перекрыл своим басом общий гул:

— Хватит! Что там, в поселке — это их дело! А у нас свои порядки, а кто не хочет — скатертью дорога! Бардака устраивать не дадим! Дар — наш вождь. Это решено давно и всеми. Форт наш, мы его поставили и никому не отдадим. Что до остального… — Стопарь встал подле меня и протянул свою ладонь. Потом он резко взмахнул ножом — и на мозолистой руке появился длинный, резаный шрам. — Если нужна клятва… Говорить я не мастер, как Сова не сумею. Но, кое-что, от его замашек, перенять не против. Если уж слов мало — вот моя клятва. На крови! Немало ее было пролито раньше, пока мы бок о бок, банду гробили — но эта той стоит! Ею присягаю, и ею клянусь. Дар — мой вождь! Он с этим делом справлялся раньше, он им и останется! А другого мне не надо! Вот такое мое слово.

Рядом встал обычно немногословный Череп:

— Дар — вождь. Я все сказал! — он резко взмахнул ножом и на землю, возле капель крови Стопаря, упала и его кровь. Встал и Черноног, держа за руку Шейлу.

— Мы вместе — за Дара. Вместе дрались, вместе и жить.

Подходили остальные, мужчины и женщины. Говорили все, по-разному, длинно и коротко. Но сошлись все в одном — форт должен иметь вождя и им, по-прежнему, считают меня. Я подождал, пока выскажется последний, и посмотрел на Нату. Она поняла меня без слов.

— Теперь я скажу. Мой муж… Он стал первым человеком, встретившимся мне, после того, как земля перевернулась. Я уже почти умирала, когда он меня нашел. Он вернул меня к жизни, и не только… Он спас не только мое тело, но и душу. Да, это коробит многих — то, как мы живем. Но ни я, ни Элина, ни разу не слышали от него ни единого грубого слова, а о том, чтобы он поднял на кого ни будь из нас руку, я не могу и помыслить. Что плохого в таком муже и чем плоха такая семья? Мы умеем находить нужные слова, умеем обходиться вообще, без них… И я не ошибусь, если скажу, что многие женщины о таком только мечтали. Или мечтают. Но в разговорах о вожде и о том, нужен ли он нам, — она резко развернулась и указала на Блуда. — Легко забыть о том, ради чего мы все собрались. Найди меня он, или похожий на него — меня бы уже не было в живых. Я хорошо знаю таких, как Блуд, к сожалению. Нет для мужчины чести бить женщину, а тем более, делать то, о чем рассказал вам Пленник. Если на то пошло, он виноват даже меньше, чем этот моральный урод, даже не желающий сознавать всю низость того, что совершил. Но мы избрали человека, который будет определять, как поступить и с ним, и с Пленником. Это — наш вождь. И теперь — ему решать.

Все притихли. Блуд замер, настороженно наблюдая за мной. Даже Пленник приподнял голову, с тревогой ожидая моих слов.

— В нашей общине… В нашем форте никто и никогда больше не ударит женщину. Единственная надежда на будущее — это они. Наши молодые, наши прекрасные женщины и девушки, чудом выжившие в том кошмаре, которое нам всем уготовила судьба. Самая главная ценность, которая дороже и важнее любой добычи, самой бесценной находки — потому, что только они могут вернуть жизнь на землю, если, когда-нибудь, понесут ее в себе. Да, пока этого не случилось, и мы не знаем, почему. Что-то произошло, что мешает им зачать детей, наполнить детскими голосами наше жилище. Но я верю, что чудо случится, иначе — само наше существование теряет всякий смысл! И потому, мы обязаны беречь и защищать каждую девушку, каждую женщину, способную стать, когда-нибудь, матерью. И никто! Нигде! Никогда! Не посмеет тронуть наших женщин! Женщин из форта!

Все женщины дружно захлопали, выражая мне свое одобрение, а я, не теряя времени, громко скомандовал:

— Бугай! Череп!

Они молча изготовились выполнить мой приказ. Я мотнул головой в сторону Блуда.

— Взять!

Блуд попытался было отпрыгнуть в сторону, но круг, как по команде сомкнулся, он везде встретил решительно настроенные лица, не оставляющие надежду на бегство. Бугай без особых усилий заломил ему одну руку за спину и принудил встать на колени.

— Я не хочу, чтобы в этих стенах произошло убийство… В другое время — ты уже был бы распят на земле и твое тело грызли свинорылы. Но мы не убиваем своих… — Череп! Возьми хороший хлыст и напомни ему о том, что когда бьют — больно! Бей, пока не закроет глаза!

— Да… — Череп спокойно засучил руку и взмахнул ремнем. К чести Блуда, он старался не кричать, но при каждом ударе гримаса перекашивала его лицо. После примерно тридцатого удара, Блуд уронил голову — спина мужчины была превращена в окровавленные лохмотья…

— Захочешь ли ты остаться, или решить уйти — твое дело. Я не стану удерживать. Более того — скорее предпочту, чтобы ты покинул форт. Но Анна… — я чуть задумался, и решительно кивнул, — Анна к тебе не вернется. Я вождь! И теперь — это мне решать!

После экзекуции Бугай оттащил бесчувственное тело к порогу дома и оставил там лежать возле входа.

— Теперь Пленник.

Тот сам склонился под рукой, изготовившегося бить, Черепа. После каждого взмаха, он вздрагивал всем телом и в итоге упал без чувств, прямо в золу и гарь потухшего очага. Я не останавливал Черепа, хотя и видел, что хлестать своего соседа ему не доставляет удовольствия… Его остановила Ната, удержавшая руку охотника при очередном взмахе. После того, как он отошел, я склонился над еле сохраняющим сознание, парнем, и внятно произнес, чтобы все слышали:

— Всего наказания ты бы не вынес. Но этого слишком мало, за то, что случилось. Ты знаешь, что могло ожидать вас двоих, не будь ты одним из нас…

— Да… — он еле сумел ответить, закусывая губы от боли.

— Но этого хватит, чтобы запомнить! Так вот, ты забудешь, где растут эти грибы. И это зелье — забудешь раз и навсегда! Если я еще раз узнаю, что ты этим занимаешься — лучшее, что тебя ожидает, это просто смерть. А если ты научишь этому еще, кого-нибудь, тебя закопают в землю. Живым. Ни наркотиков, ни наркоманов у нас не будет. Запомни мои слова. Это первое. А второе… Перед Анной встанешь на колени, и я не знаю, сможешь ли ты вымолить прощение. К сожалению, я не могу повернуть время вспять… лучше бы я уступил Сове. Мне противно смотреть на тебя. Разве ты мужчина? Тебя самого… опустили в тюрьме, как же ты мог так поступить с ней?