Это уже никого не удивляло — мы привыкли к убийству ради пропитания, и в долине мало кто мог поморщиться при виде крови. Слабые и слишком впечатлительные исчезли — люди сами превратились в охотников, мало в чем уступающие охотникам четвероногим. Но, пока еще, к облегчению Совы, немалые расстояния и немногочисленность населения, позволяли животным чувствовать себя комфортно. Индеец опасался, что жители долины истребят всю новую живность раньше, чем научатся обходиться малым — да вот только где тот предел, за которым убийство ради жизни становилось убийством ради развлечения? Не все его знали, и не все — признавали…

И в самом деле — прерии заросли сочной и быстро отрастающей травой, повсюду встречалась свежая и чистая вода, от самой земли шло тепло, да и время года, уже который сезон подряд, представляло собой бесконечное лето. С одной стороны, это заставляло задуматься — что происходит? С другой — воспринималось как должное, после всего того, что всем нам пришлось пережить. Только Док недовольно хмурился, глядя на звезды — но он, вообще, последнее время редко бывал в настроении. Его отношения с Ладой никаким образом не менялись, хоть он и старался выстроить их на новый уровень — более близкий, чем просто соседство в одном помещении. Увы, но в этом Доку явно не везло. Лада, чаще замкнутая и неприступная, исполняла любую, порученную ей работу, никогда не прячась за чужие спины и не отлынивая даже от самых грязных дел. Но вот в общении с другими… здесь девушка замыкалась в себе. И я тоже не знал, как растопить очерствевшее и израненное сердце. После гибели отца и братьев, страшной смерти сестры, собственного плена и кошмара насилия, который ей пришлось пережить, она, словно постарела, став из милой и улыбающейся девушки — какой я ее впервые увидел! — жесткой и скупой на слова. И я сильно подозревал, что у Дока, несмотря на все его усилия, так и не получится найти с ней общий язык. Постель… что ж, может быть, она и уступит. Но вот доверие и привязанность — вряд ли.

Таких девушек в долине хватало. Несколько месяцев владычества банды сделали свое черное дело — почти не осталось не изнасилованных, почти у всех погибли близкие или друзья, уцелевшие во время страшных дней всеобщего несчастья, но не предполагавших своей смерти от рук не стихии, но таких же людей, как они сами. И они, в одночасье став одинокими, старались теперь жить тихо, порой объединяясь в некоторые стойбища, где более не было места мужчинам…

Вдалеке раздался короткий, яростный рев, потом жалобный, отчаянный вскрик, хрипение — и все стихло. Чер, приподняв голову, уверенно произнес:

— Джейр. И — кошка.

— Как ты определил?

Он пожал плечами:

— Как всегда. Визг джейра не перепутаешь, а так рычать могут только большие звери. Собака либо лает, либо молчит. Волки грызутся… Только большая кошка подкрадывается молча, но, иногда, пугает жертву, чтобы заставить ее сорваться с лежки — и уже после этого нападает. Думаю, сейчас как раз такой случай.

Клешня только поднял вверх здоровую руку, с выставленным вверх большим пальцем:

— Точняк. Сам такое видел, пока в Предгорье жил. Там, правда, больше косуль всяких да оленей — но вечерами, вроде этого, они стараются не мельтешить… а кошки и у нас имеются.

— И медведи… — Стопарь поежился, вспомнив наш рассказ про слишком памятную встречу в ореховом ущелье.

— Ну да! — Клешня кивнул. — Есть такое. Но, не так уж и часто. Кто с медведем встретится — потом, обычно, уже ничего не рассказывает…

— А ты его спроси, — Стопарь указал в мою сторону. — Наш вождь, так два раза столкнулся. И ничего — жив пока.

— На то и вождь, — Клешня отвечал без улыбки. — Кому и крыса страшна, а кому и лев по зубам. Я — так на Бурого с голыми руками переть бы не стал. А он, как говорят, завалил одного, почти, что и без оружия.

— А ты не слушай все байки, что про меня травят, — я усмехнулся. — Сделали героя, что б вас… Тот Бурый сам на штырь напоролся, я лишь глаз ему ножом пробил. Да и тот, случайно. Повезло просто… А, дальнейшее — не спрашивай, смутно помню! — да и Ната уже рассказывала. Так что, с медведем и у меня желания встречаться нет — лучше, как-нибудь, разойтись с тропы…

Чер, заметно нахмурился — упоминание о гибели брата не добавило ему настроения. Я тоже вздохнул — что у Дока с Ладой, что у Чера с Шейлой — один черт… живут вместе, все считают их парой — а, на деле, так ли оно? Я знал (благо, девушки, сообщавшие друг другу все сплетни, посвящали в оные и меня!) что Чер не спит с Шейлой. И вообще — ни с кем не спит. В условиях, когда вокруг много молодых женщин, готовых прийти чуть ли не по первому зову — это нечто… Но парень крепко запал на подругу своего брата и не замечал более никого вокруг. Когда-то, все это должно разрешиться — но как?

А вокруг все успокоилось — где-то вдалеке, утащив в кустарник, хищник поедал свою добычу, снова застрекотали сверчки, над травами заметно посветлело — луна, наконец, поднялась и залила округу ослепительным серебряным сиянием, превратив все в какое-то волшебное видение… На верхушках ближних деревьев заблестели листья — они словно поворачивались вслед этим холодным лучам. Возможно, так оно и было — новые создания нового мира никто не изучал, и все способности растений никому не были известны до конца. Разве только Док старался исследовать все, что появилось в эти годы — но его познаний явно не хватало. Хорошо, хоть он умел отличить действительно полезные растения от ядовитых, да научился изготавливать из них всевозможные настойки, мази и приправы — что уже больше относилось к заготовкам Тучи. У него многое переняла Ната — ее страсть к медицине даже мне была непонятна. Но девочка вполне самостоятельно могла врачевать многие болезни, особенно те, где требовалось хирургическое вмешательство — и здесь Док сам уже просил ее ассистировать. Вспомнив об этом, я поежился… Наркоза у нас не предусматривалось — его просто не было. Сшивать открытые раны, выбирать мелкие кости и накладывать шины — все это приходилось делать вживую. И редко кто мог выдержать подобное вмешательство в свой организм без криков, от которых закладывало уши…

Да, это случалось чаще, чем нам хотелось. Кто-то попадал ногой в предательские ямы и ломал ее при этом, кто-то ввязывался в схватку с волком — и зубы последнего оставляли долго заживающие отметины на руках и теле охотника. А кому-то везло просто споткнуться на ровном месте — и, иной раз, люди расшибались серьезнее, чем при падении с настоящей высоты! И все это приходилось лечить Доку и его добровольным помощникам — Нате и Ладе. Ну а про зубные проблемы и вовсе было страшно вспоминать — единственное лечение последних заключалось в удалении…

Где-то вдалеке заухала степная тезка индейца — полосатая сова. Ее размеры могли внушить уважение любому — птица превосходила известных нам ворон вдвое, да и нападала на них при каждом удобном случае. Но чаще она охотилась на более легкую добычу — типа полевых мышей, или сусликов. Правда, первые в размерах давно не напоминали прежних, безобидных мышек — именно им я скормил Циклопа, отчего не выдержали нервы даже у ко всему привычного, Черепа. На тех, кстати, обожал нападать и наш Угар — так и не вернувшийся обратно!

Вспомнив о псе, я поднялся на ноги. В серебряном свете нелегко увидеть приметную мохнатую спину, да я и не пытался. Если он захочет провести ночь рядом с людьми — придет сам. А звать, кричать — бесполезно… да и ни к чему — лишь привлечем внимание других хищников.

А сова продолжала ухать, наполняя ночную тишину гулом своей мощной глотки.

— Зачем? — Стопарь вопросительно посмотрел на Чера, словно тот знал ответы на все вопросы, связанные с фауной степи.

— Возможно, пугает мышей, как та кошка? — Клешня выдвинул свое предположение. Но Чер лишь усмехнулся:

— Подругу зовет. Привлекает… А мыши, услышав такое, наоборот, попрячутся еще глубже в норки.

— Ааа… — Клешня кивнул. — Тогда да, понятно.

— Я ее видел, — Чер задумчиво потер скулу. — Сову, то есть… Если как раньше — неясыть. Шаман говорит — болотная, или степная сова.