— Кем ты был в прошлом?

— Все мы — деяние создателя нашего. Кто — прихожане, а кто — служители.

— Ясно. Само собой, что ты из вторых. А, все же? Образование? Должность? Или, все сие тайна есть, мраком покрытая?

Светлый чуть улыбнулся — оценил мой сленг, скопированный с его собственного…

— Не тайна. В университете работал, библиотекарем.

— Профессия накладывает, это точно… Как я сам не догадался?

— Так заметно?

— Ну, не совсем… — я разглядывал собеседника, пытаясь понять, на чем его можно зацепить. Крепок, внешне здоров — никаких особых повреждений на теле не видно. Впрочем, они могли быть скрыты этой хламидой из шкур… Оружия тоже не заметно — многие переняли привычку Черепа носить ножи ближе к колену — у него никаких ножен не имелось. Посох… Да, в умелых руках — довольно смертоносная вещь! Но, лук и меч надежнее… А, арбалет под рясой не скроешь — громоздок! Однако, бродить по прериям без оружия — это верный способ попасть на столь почитаемое небо раньше положенного природой срока! Стало быть — в поселок «монахи» приходят, предварительно спрятав свое снаряжение? Нет, Святоша, твое миролюбие меня не усыпит…

— Боксом занимался, — он предвосхитил мой вопрос. — Спорт люблю.

— Вот как? А что ж… в религию?

— Одно другому не мешает. Секция при храме была. С малых лет ходил. Где — выступал. А где — и в хоре пел.

— Даже так? — я искренне удивился. — Стало быть, лучше, чем Святоша ваш, в делах небесных разбираешься? Почему тогда, с ним — а не сам по себе? Ведь понятно, что пастырь этот, новоявленный, самозванец…

— Не мне судить, — он поджал губы. — И не тебе. После всего — людям вера нужна. Кто ее несет — не важно. Будет хоть искорка надежды — станет луч. Пастыри приходят и уходят — а бог — остается.

— Ну-ну… — Стопарь, не сдержавшись, подошел поближе. — То есть, Святоша может и дальше, нам по ушам ездить?

— Остынь! — я оборвал кузнеца. — Человек выбрал свой путь — имеет право. Ну а наше право — жить, по законам человеческим. Кому как… Что ж, спасибо. Лекарства пригодятся. Обещание я сдержу — никто на вас косо смотреть не станет.

— На все его воля. — Светлый, сложив предварительно руки на груди, сделал некоторое подобие поклона. Я только вздохнул — еще несколько лет, и, при таком раскладе, в прерии, в полной серьезности, возникнет настоящий монастырь… или орден. Сове, похоже, явно не светит — его духи земли и вод проиграют сладким речам пастыря и его помощников!

— На все — воля людей.

…Док обрадовался несказанно — его потуги в деле излечения Бена претерпевали практически полный крах, и, вовремя доставленные ампулы могли исправить положение. Но что мы будем делать потом, когда их не останется даже у Святоши? Думать об этом не хотелось…

На следующий день после возвращения, я, проводив группу разведчиков в травы, с тревогой стал посматривать на небо — прошло несколько часов после их ухода, и яркая синева стала сменяться быстро нарастающей чернотой…

— Что это? — Ната тоже подняла голову. Она просилась вместе с охотниками, но я поручил девушке помогать Доку — он не вечен… а исполнять роль врачевателя, кроме как ей, в его отсутствие, больше некому. Пусть учится — пока есть у кого!

— Не знаю. Не помню похожего. Песчаная буря начиналась иначе. Если ливень — так тоже, признаки немного иные… Но, не нравится мне это.

— Может, послать за разведчиками? Пусть вернут охотников назад, в форт?

— Нет. Поздно. Их ведет Ульдэ — а северянка, наверняка, взяла такой темп, что они уже километрах в двадцати, от реки. Если не больше! И где — только ей и известно. Я не посылал, куда-то, конкретно — на ее усмотрение. Так что, искать их — это половину форта отрядить придется…

Небо темнело все сильнее — скоро видимость снизилась почти до нескольких десятков метров. В форте уже многие задирали головы и с тревогой обращали свои взоры ко мне — что делать? Но я тоже не знал, чего ожидать от непредсказуемой погоды. По всем расчетам Дока, мы переживали зимние месяцы, а по тому, что нас окружало — в этих широтах о настоящей зиме и не слышали никогда! И все, что нам было ранее известно о погоде и сменах года, уже просто не годилось для этого времени…

— Смотрите!

Джен указывала на скалы, где находились наблюдатели. Их верхушки вдруг покрылись яркими, синими огнями.

— Огни святого Эльма! — Док, выскочив наружу, быстро сориентировавшись, обернулся ко мне:

— Вели им спускаться! Будет гроза! А там, наверху — все молнии наши! Если в кого угодит — никакие мази не помогут! Только пепел останется!

Но я уже и сам понял — сидевших на вершине, нужно снимать и немедля. Элина бросилась на скалу — передать приказание спускаться. Мужчины спешно закрывали все окна в домах — хоть и просто прорези в бревнах, но и их следовало защитить сколоченными щитами. Туча и Джен закидывали очаг — пламя тоже следовало погасить, чтобы искры не перелетели на деревянные постройки. Пережить еще один пожар, по собственной неосторожности, да еще после стольких трудов — ну, уж нет! Салли побежала к реке — там находились девушки, еще спозаранку ушедшие проверить ловчие корзины.

Я оглянулся на травы — все, что росло поблизости и было доступно взгляду, словно замерло, в ожидании… Но, что могло свалиться на наши головы, из того, что люди еще не испытали?

Вскоре ответ был получен. Элина, спускаясь последней, вдруг крикнула:

— Вороны! Трое!

Я подхватил лук — падальщики не брезговали и живой добычей, а сейчас, в общей суматохе, им проще всего напасть на мечущихся людей. Но птицам было явно не до людей! Там, наверху, в отличие от затишья здесь, у поверхности, происходило что-то странное… Птиц словно несло! Они отчаянно махали крыльями — а я-то, знал, какую силу могут развить эти черные гиганты! Но, все их потуги вырваться их стремительно набиравшего силу ветра, закончились ничем. Вскоре одна из птиц, устав бороться, сложила крылья и устремилась к земле. Я предостерегающе закричал:

— Осторожно! Прижмитесь к домам!

Ворон спикировал прямо к очагу, едва не угодив крылом в еще тлеющие угольки. Джен, взвизгнув, отскочила назад — лапа монстра чуть не сорвала с нее скальп! В отместку, я спустил тетиву — стрела ударила в грудь птицы, что, впрочем, почти не причинило ей вреда. Похоже, я промазал, и стрела пошла вскользь…

Ворон упал на одну сторону, быстро поднялся и вновь упал — нет, я попал! Стрела вошла куда-то под оперение и вышла окровавленным острием наружу! Она мешала птице вновь взлететь, но не лишила жизни и подвижности. Громко каркнув, ворон упрямо рванулся вверх — снова упал, на этот раз, рванув огромными когтями за стол, за которым мы сидели во время обеда. Тот опрокинулся, вся наша самодельная посуда с грохотом упала на землю и разбилась — мало, кто имел железные чашки, а глина не выдержала такого кощунства…

— Ах ты, зараза! — Туча, отступившая, как и Джен, с гневом замахнулась поварешкой — Да я тебя сейчас!

— Осади! — Стопарь едва успел ухватить жену за рукав. — Сдурела? Он тебе одной лапой руки оборвет!

Ворон рванулся в их сторону — и Стопарь, отбросив жену, как пушинку, схватился с монстром в обнимку… Я, выхватывая нож, кинулся на помощь — с другой стороны уже бежал, опрокидывая все на пути, Бугай! Но, помощь не понадобилась — мощные руки кузнеца перехватили шею птицы и сдавили так, что из оперенного горла вырвался лишь единственный вскрик-карканье, закончившееся жутким бульканьем! Стопарь сломал позвонки падальщику — а тот, в отместку, успел разодрать на нем штаны в клочья, что, к нашему облегчению, оказалось последним, что мог натворить этот крылатый гигант.

— Цел?

— Вроде… — Стопарь и сам был удивлен не меньше нас. — Не успел зацепить, зверюга…

— Ну, у тебя и папаша! — Джен, подойдя поближе, с опаской тронула дохлого ворона ногой. — Это ж, какую силищу надо иметь? Да у него шея, что моя рука — ее и обхватить нереально!

— А то! — Бугай подбоченился. — Отец мой не ворона — волка голыми руками душил!