— У Ульдэ нет своего типи, как у Совы. Шкуру, на которой она спит, легко перенести в любое место — и на нее так же легко пригласить любого, кто носит штаны. Но есть дом в форте у скал. Он прочен и его трудно передвинуть на иное место. В нем будет ночевать лишь тот, кто достоин назваться мужчиной.

— Понятно. Такого еще не нашлось. Дом ждет тебя, но ты появляешься, когда тебе вздумается…

— Ульдэ вернется в форт, вместе с тобой… Пусть женщины Дара не ревнуют!

— Они и не ревновали, по-моему.

— Ульдэ знает. Она не хочет быть лишней, там, где все мужчины имеют подруг.

— Ты не лишняя у нас. И не была ею… С чего, вдруг, девушка с севера решила, что она стала чужой? Ее кто-то гнал?

— Нет. Ульдэ может позаботиться о пропитании для самой себя, и для людей форта. Она… — девушка запнулась.

Я решил облегчить ей задачу:

— Ульдэ устала от одиночества? Мы постараемся стать ей друзьями, если она захочет принять их в свое сердце!

— Ульдэ попробует… Ее сердце застыло.

— Я вижу. Даже смерть скво Белой Совы, не смогла выдавить из него ни слезинки…

— Но женщины — Ульдэ — не плачут!

Я погладил ее по щеке. Девушка недоуменно вскинула на меня глаза и резко отстранилась.

— Не делай так больше!

Она повернулась и отошла прочь. Я понял, что совершил что-то не так, как надо. Видимо, что-то очень глупое по отношению в ней — но что? Возможно, этот жест и ласка в ее племени расценивался как-то иначе?

Плачущую Зорьку отвели от холма, где догорал костер. Ее усадили в траву. Возле девушки, все время, кто ни будь, находился. Старе — жене старого шамана и вождя — помощи не требовалось. Она спокойно восседала на шкуре и безучастно смотрела на огонь, шепча что-то обветренными губами…

— Старуха видела много смертей, — раздалось у меня за спиной. — Она может вынести и не такое.

Я узнал голос Черепа. Мы встречались очень редко — охотник был столь же нелюдим и бесприютен, как и Ульдэ. Они даже чем-то походили друг на друга — оба скитальцы, не имеющие ни одного близкого человека. И оба — неутомимые исследователи и бродяги прерий…

— Ты давно здесь?

— Я все видел, — он был лаконичен.

— И не подошел проститься?

Он пожал плечами:

— Зачем? Смерть этой женщины — не первая… и не последняя из смертей. В долине каждый день, кто ни будь, умирает. Кто-то погибает в лапах зверей, а кто-то проваливается в трещины или тонет на болотах. Или, их убивают. Оплакивать всех ни у кого не хватит слез.

— Но ведь Сова был твоим другом!

— Он им и остался, — спокойно ответил Череп. — Но он сам учил всех сдерживать свои чувства. Ты зря смотришь на меня так, в моем сердце не меньше горечи, чем у твоих плачущих жен… Просто глаза Черепа разучились плакать — их выжгло, когда вся его семья сгорела на его глазах!

— Прости меня.

Он махнул рукой в сторону:

— Прошлое… У тебя, насколько я знаю, тоже все погибли? Или, не так?

Я проглотил комок, внезапно поднявшийся к горлу:

— Я не знаю. Они далеко, за тысячи километров отсюда. Теперь это так много, что понадобиться несколько жизней, чтобы туда дойти… Да мне и не выйти отсюда — мы все зажаты на этом клочке земли, в большой долине!

— Ты уверен?

Я с вопросом посмотрел на охотника. Он невозмутимо сорвал травинку и принялся ее жевать.

— Ты хотел что-то сказать?

— Дар сам знает ответ. Откуда могли появиться уголовники? Этот сброд в синих куртках? Их так много, почти столько же, сколько людей в озерном поселке. И они не такие, как мы. У многих еще относительно сохранилась одежда, обувь, а лица не так обожжены новым солнцем. Знаешь ли ты, что это означает?

— Только то, что они имели возможность, где-то переждать зиму и весну.

— И все?

— А что еще?

— А то, что они откуда-то должны были прийти!

Я отрицательно мотнул головой:

— Нет, Череп. Они не из-за хребта или реки. Сова пытался найти проход. Он говорил мне, что напрасно исходил множество ущелий в горах — прохода нет!

— Сова ходил там давно. А толчки происходят постоянно. Откуда тогда появляются новые животные в долине и предгорьях? И банда, она что, перелетела по воздуху? Если так, то за хребтом живут иначе… Но Череп не слышал гула вертолетов — стало быть, эти твари пришли пешком. И у большей части землистые и бледные лица, словно они полжизни провели в могилах! Знаешь, о чем это говорит? Зэки находились в убежище…

Череп прекратил жевать и выплюнул травинку на землю:

— Добавлю, что они вряд ли смогли пройти через болота. Такой отряд невозможно не заметить. И Синюю переплыть — тоже. Остаются горы. А теперь сложи два и два… Лица серые, одежка рваная, но с кучей заплаток. Из оружия — металлические штыри, ножи, самострелы. В долине таких не делают. Их много. Все говорит только об одном.

— Где-то в горах есть Зона?

— Скорее всего. Скажем точнее — была. Этим — повезло выжить. Надо полагать, что охране так не подфартило… Правда, про уран или тому подобное мне слышать не доводилось. А держать такую прорву зэков просто так… Туннель?

— По слухам, бандиты не говорят никому, откуда пришли. А если и обсуждают меж собой — то шепотом.

— Может быть, следует попросить сказать погромче?

Я усмехнулся, внезапно догадавшись, почему Череп решил вдруг заговорить со мной. Он прямо намекал, что мы могли бы узнать все, что нас интересует, расспросив кого ни будь, из пришлых…

— А ты сам — пытался?

— Нет. Зэки не видели меня. Но Череп наслышан о том, что творится в поселках — кровь и крики людей видны и слышны издалека!

Он произнес это без эмоций, как о чем-то, само собой, разумеющемся.

— А что решил для себя Череп? Он не сталкивался с уголовниками? Сыч приходил и к нам, он знает об этом?

— Да. Сова рассказал мне. Сыч будет мстить, это плохо кончится для твоего форта.

— У нас есть оружие, Череп. И мы владеем им не хуже уголовников!

— И не лучше. В итоге — вас всех перебьют. Их много, — он равнодушно посмотрел на меня.

— Тогда, зачем все это? Ты хотел поговорить со мной — о чем?

Он криво улыбнулся — обожженное лицо перекосилось ужасной маской, и я невольно отшатнулся…

— Вот почему… Ульдэ, я слышал, собирается переселиться к тебе в форт, это так? Возможно, что и я последую ее примеру… Люди Сыча могут гоняться за мной годами, но в горах и прерии много места, им не выследить одинокого охотника, даже если они будут прочесывать леса всю жизнь. А смерти я не боюсь. Если ты не против — то, выражаясь языком Совы! — Череп может составить компанию Дару на тропе войны! Но, не оттого, что его трогают чьи-то несчастья. Будь люди в поселках смелее — они давно бы сами прогнали синих. Мне… Почти все равно, что с ними станется…

— Тогда, зачем?

Он опустил голову и глухо произнес:

— Я не дикий пес, бредущий, куда глаза глядят… Я — человек, хоть и превратившийся в пугало. Мне можно не доставать оружие — от одного моего лица любой впадает в ступор. И ты — не исключение… Но я не могу так больше. Я помогу вам, а ты — поможешь мне вернуться к людям!

— Ты ведь и сам можешь это сделать, причем тут я?

Он выпрямился и сверкнул покрасневшими глазами — без ресниц и бровей они являли собой ужасное зрелище…

— Потому что я не хочу жить среди трусов! Вы — единственные, кто встал на дороге у бандитов. Сейчас нет законов, нет судов и нет исполнителей. Любой, мог бы подкараулить уголовника и снять с него скальп! Так, как это сделал Сова! И никто не осудит! Но все, почему-то, выжидают. Чего ждут? Пока Сыч скрутит их совсем? Мне они не сделали ничего плохого — у Черепа нет друзей и нет ничего, кроме его рук. Я мог бы даже предложить свои услуги Сычу, в обмен на спокойствие. Но мне этого не нужно, Дар. Я, может быть, и жесток, но не совсем бессердечен. И я — не предатель.

— Что ты предлагаешь?

— Захватить, любого из их числа и расспросить его обо всем. Я мог бы это сделать и сам — ты спрашивал! — Но предпочитаю с тобой. И, вот что… Пока ты рассчитываешь на время — Сыч может передумать. И, вместо ожидаемого восстания, вы получите сотню боевиков под стенами собственного поселка. Потом уже станет поздно что-то думать.