Она встала в полный рот, и оказалась прямо передо мной. В нос ударил тяжелый запах, чуть ли не гниения — и я невольно потянул носом. Заметив мою реакцию, она поджала губу и сделала шаг назад.

— Ты хотеть говорить с Салли. О чем?

— Ты, когда в последний раз мылась, Салли? — у меня вырвалось непроизвольно…

Она посмотрела на меня с какой-то странной мольбой…

— Я вовсе не хотел тебя обидеть, Салли. Не плачь, прошу тебя!

— Я не плакать… Я — смеяться! — она действительно, криво улыбалась. — Мы сейчас есть самый грязный люди в поселок. Но здесь все ходить так — и никто не смотреть, как ходить другой люди! И… так нужно, Дар! Вы мало, двое — Сова и ты, приходить поселок совсем иначе — чистый и не пахнуть так дурно… Мы тоже так быть — недавно. Я не есть замарашка! Я не хотеть быть чисто, перед синий куртка! Это — иметь опыт… Ты понимать? — она вздыхала и утирала грязные разводы. — Но я… Я просто совсем-совсем не знать, как жить дальше… И Бен не знать. Мы здесь чужой, совсем чужой! Что делать? Я не хотеть больше это вынести…

— Погоди, Салли… — я пожалел о том, что сказал вначале. — Я пришел вовсе не за этим. Мне нужно другое… Ты можешь говорить спокойно, или, мне подождать, пока придешь в себя? Ведь это ты сказала, что обрадовалась моему появлению!

— Я рассказать Дар, что он хочет…

На всхлипывания женщины появилась лоснящаяся черная спина, а затем, и сам негр. Он был почти голый, если не считать какой-то набедренной повязки. Он вытащил с собой оружие — увесистую дубинку, и теперь уставился на меня с подозрением.

— Оставь палку в покое, — я спокойно убрал в сторону его руку. — Я не враг. Я — друг. Салли уже знает меня, и могла бы рассказать. Наверное — не успела. Ты Бен?

Он кивнул. Салли, справившись со слезами и шмыгнув носом, произнесла:

— Я успеть. Говорить Бен о тебе. Бен — это есть Дар. Он есть друг Сова. Он хороший человек. Он жить в город, потом уйти, жить возле большой вода. Правильно?

— Почти. Наш дом находится возле Синей реки, у скалы. Это далеко. — Я ее поправил.

Салли утерла лицо куском грязной ткани и продолжила:

— Дар сказать, нам надо умываться… Я стать такой неряха, что забыть об этом много дней. Но так на Салли не смотреть чужой люди…

— Салли, расскажи мне о них!

Она кивнула:

— Они прийти вчера под утром. Вначале ходить везде — смотреть, кто есть, где жить и что иметь. Потом искать ночлег, мы видеть, как они идти все вместе к хижине Белый голова.

— Белоголовый? Они ночевали там?

— Я не знать, точно. Мы все спать.

— Сколько их пришло в поселок?

Салли задумалась и что-то спросила у негра. Тот, кивнув, и глядя в мою сторону уже более дружелюбно, спокойно ответил. Салли перевела:

— Вечером прийти восемь. Утром стать меньше — кто-то, уйти Черный лес. Быть больше, так говорить те, кто их видеть в прерии. Они ко всем подходить, кто есть в поселок, вечером. Мне говорить… — она взглянула смущенно, на переминающегося с ноги на ногу, Бена. — Что я идти с ними. Тогда мне будет очень хорошо и не надо больше голод. Но я должен за это платить.

— Чем?

— Ты не спрашивать больше, Дар…

Я понял. Намерения пришлых, стали более чем ясны. Если верно то, что высмотрела Ульдэ, в их отряде не нашлось ни одной женщины. Участь той, которая по своей воле, вернее, по чужой, пошла с ними, будет плачевна… Нравы и обычаи этих ублюдков, насколько я знал, не оставляли бедняге никаких шансов. Салли, по-видимому, это тоже понимала, раз говорила об угрозах столь нервно, да еще приняв меры, на свой лад — испачкав лицо вонючей тиной!

— Ты отказалась?

— Да. Они сказать, что прийти еще раз. Тогда Салли измазать себя грязь…

Я усмехнулся — нет, она вовсе не так проста, как мне показалось!

— А они видели Бена?

— Нет. Он сидеть землянка — чинить удочка.

— Ну ладно… Спасибо за информацию.

— За… есть что?

Я вынул из мешка шкуру и отдал ее молчавшему Бену.

— За просто так. Берите — обменяете на рыбу, или мясо. Если хотите, оставьте себе.

У Салли загорелись глаза, она благодарно кивнула. В землянке у иностранцев, насколько я успел заметить, хоть шаром покати…

— А он у тебя не умеет разговаривать?

— Он все понимать, но сам плохо говорить. Со временем, быть может лучше…

Я осмотрелся.

— А где ваш мальчик? Я слышал, вы привели с собой ребенка?

— Он сидеть пристань, на речка. Смотреть, как ловят взрослые люди.

— Глядите… В вашем озере водятся такие рыбки — сами могут его проглотить! Не оставляла бы ты его одного.

— О, нет! Он есть очень верткий!

— Как к вам здесь относятся?

Салли пожала плечами:

— По-разному. Нас не трогать…

Этот ответ многое пояснял. Они, действительно, для всех являлись чужими. И, если сама Салли еще могла привлечь чье-то внимание — если бы привела себя в порядок! — то негр изначально воспринимался как лишний. Они и были здесь лишними, такими же, каким стал Сова. Но, если индеец считался таковым из-за своих убеждений, то Салли с Беном просто граждане иной страны, может быть, даже более далекие от людей, чем появившиеся, невесть откуда, уголовники. У меня начала вырисовываться смутная идея…

— Они позовут тебя снова… Салли, если вдруг я тебе понадоблюсь — приходите. А если станет совсем плохо — приходите совсем.

— Спасибо, Дар! — Салли удивлено вскинула глаза и поблагодарила: — Мы, как-нибудь, навестить ваше жилище!

— Ты неплохо говоришь на нашем языке. — Похвалил я женщину.

Больше делать в поселке было нечего. Покинув землянку, я направился к выходу. Возле зарослей кустарника, опоясывающего селение как естественное заграждение, что-то шумно обсуждали несколько человек. При моем приближении, разговоры умолкли. Святоша, только что, решительно что-то доказывающий, угрюмо насупился и быстро отошел в сторону. Он не хотел со мной общаться, а вот я, напротив, собирался поговорить с ним очень серьезно! Но передо мной внезапно встали остальные…

— Даже так? Интересно… И, что это все значит?

Мужчины, преградившие мне дорогу, предпочли отмолчаться. Пузырь, подкатившись откуда-то, сбоку, разрешил ситуацию, пояснив:

— Да все тоже… Он говорил, что это очень плохо — спать сразу с двумя несовершеннолетними. Грешно…

— Грешно? Несовершеннолетняя только одна, да и та может дать фору своим умом многим умудренным! И, кто сейчас может решать — кого считать совершеннолетним? Две? А сколько, лично, перепортил сам монах? Хоть он и «Святоша» …

— Дар, тебе лучше уйти…

Я повернулся к нему всем корпусом:

— Почему?

— Дело не в девках, к этому все привыкли и не считают чем-то, особенным. Люди боятся, и Святоша играет на этом.

— Бояться кого?

— Ты не понимаешь? Ты, при всех, их оскорбил… Опустил, как они выражаются.

Я криво усмехнулся, улавливая недружелюбные взгляды.

— Вот оно что… Быстро ты их языку научился.

Пузырь вздохнул:

— А я не вчера родился. Что это за типы — все понимают. Только твои новые знакомые — негр с этой бабой, может, не совсем. Святоша уверил всех, что они придут в большом количестве. И кому-то придется отвечать за твою выходку на площади. Мог бы и не обнажать свой меч…

— Я — не единственный мужчина в прерии. Кажется, и вы тоже — или… кто? Умеете только рыбу ловить? Помниться мне, здесь были скоры за расправу с чужаками! Или, «синих» не считают ворами? Но, что-то это не вяжется с тем, что я о них успел услышать. И с гибелью людей, на холмах — тоже. А это были ваши люди, Пузырь, отсюда, из поселка!

Пузырь принизил голос, уводя меня от площади…

— Ты взрослый человек, Дар. Пойми же… Толпа хороша, когда ее много против одного. А против другой толпы — она и есть, толпа. С синяками, не хотят ссориться. Кого интересует Карга? Ее и так половина людей в упор не замечала. А охотник — он в поселке всего месяц, к нему и привыкнуть не успели… Кроме того — это твои слова, не более. Никто не видел их трупов, никто не видел, что это сделали именно пришлые…