— Мы видели кабана…

Я вскинул глаза — кабан, это серьезно… Чага на мой немой вопрос скупо бросил:

— Не здесь.

— Где?

— Бродили с братком, у южной оконечности скалистого озера, там, среди камней и повстречали. Не то, что лоб в лоб — тогда мы б здесь не сидели! — а издали. Не соврать, шагах в тридцати, за укрытием. Там много скал и больших валунов, кустарник опять же, есть где спрятаться.

— Стадо?

— Парочка всего. Секач и матка. Поросят не заметили. Может, стадо, где и было, но мы не стали рисковать — дальше степи, а на открытом пространстве от этого зверя шансов нет. И так, довольны остались, что не они нас первыми заметили…

Чер кивнул, подтверждая рассказ брата:

— Секач размерами с быка… Клыки — по полметра, а то и более! Щетина до земли, глаза кровью налиты, морда страшенная. Матка чуть поменьше, но тоже, будь здоров! Мы потом подошли поближе, следы посмотреть — копыта, у этих ребят, вообще несоразмерные!

— Это у всех так, — вмешалась Элина. — Все животные, которые переродились, имеют какие-то слишком большие лапы, или копыта.

— Кстати, Чер… — я обернулся к младшему. — Ты, как Сова говорит, один из лучших следопытов… Поясни убогим, почему так? Зачем, той же крысе-трупоеду, такие ступни-блюдца?

— Для песка. Но, скорее — для снега.

Ответ парня мне не понравился — хоть я и ожидал нечто подобное. Я старался отогнать от себя мысли о предстоящей зиме, возможных морозах и лютых метелях с лавинами снега. Но, всякий раз завидев отпечатки любого животного, либо, находясь возле своей или чужой добычи, невольно смотрел на размеры копыт — и понимал, что природа, изменившая облик и даже повадки прежних зверей, не стала бы просто придавать им эти формы.

— Пустыни здесь вроде нет…

— Разве? — Чага скептически обернулся к Шейле, вмешавшейся в беседу своим замечанием. — А стеклянные земли к востоку от мертвого города? Помнится, ты, Дар, сам про них рассказывал… Барханы возле Каньона смерти? Там, до пропасти, день топать, если не больше!

— Думаю, все же не песок. — Чер спокойно остановил брата. — Наверное, именно, снег! С такими «лыжами», им любые сугробы нипочем. Иначе — зачем?

— Значит, зима?

Мы все сразу умолкли — говорить о том, какой может она оказаться, никто не хотел…

— Если лето… Если то, что мы считаем за Лето — уже столько месяцев, то, сколько продлится другой сезон?

Чага, став серьезным, привлек к себе Шейлу.

— Много… Но, может и не будет ее. Совсем. Док болтал — мы типа как всем материком дрейф сделали, к югу. На пару тысяч километров, или, что-то вроде того. Так что, где зима, а где и лето, без перерывов! Я вот на моря ездил, по турпутевке — вот где жизнь! Они о снеге лишь по ящику знают, и сезонов только два! Первый — лето от мая и по ноябрь, а второй — осень, дожди и ветер, не больше того. Ни курток зимних, ни шуб, ни дубаря, от которого скулы сводит! Эх, вот где я обзавидовался…

— Что не остался?

— Ну… — Чага изменился в лице. — Дома ждали. Было, кому…

— Прости…

Возле костра вновь воцарилась тишина. Я подумал о тех, ради кого приехал в этот город… Ната, возможно, вспомнила своих. А на ресницах Элины появилась слезинка. Я привлек ее к себе, девушка грустно улыбнулась, принимая ласку…

— Хватит о прошлом. Мало тем для беседы? Быть может, ваши спутницы что поведают? Или, у вас молчаливые девушки?

Младший закусил губу, а Чага улыбнулся.

— Ну… Это пока только к Шейле относится. Вот мой братец, все никак своею не обзаведется! Хотя девки за ним даже в прерии уходят, — он стрельнул глазами в неприятно исказившееся лицо второй женщины. — В долине баб много… Раза в три больше, чем мужчин — любая пойдет с тобой, куда хочешь, только позови. Да только Чер у нас, стеснительный больно! …

— А вы пользуетесь? — без выражения, тускло произнесла Ната.

— А твой друг, он пользуется? — Чага ответил ей вопросом на вопрос. — Мы же не слепые… Не осуждай и ты нас.

— А что, раз так скудно с мужиками, то теперь все девушки в долине ищут, с кем бы лечь? — Элина, продолжая лежать на моих коленях, вставила неожиданно довольно ядовитую реплику. Эти слова явно были адресованы черноволосой — ее косые взгляды уже начали выводить Элину из себя.

— Уймись, рыжая… — лениво, но с затаенной угрозой произнесла вторая девушка, до сих пор не проронившая ни единого слова. — Тебя, кто-нибудь, трогает? Нет. Вот и облизывай своего старичка… А нам предоставь самим решать за себя.

Элина неожиданно подскочила:

— Ах, рыжая?

Ната, недолго раздумывая, крепко ухватила ее за подол рубахи, заставив, опустится обратно. Она без особой жесткости, но твердо, заявила:

— Хватит. Вам что, крышу снесло?

— За что она меня обозвала? Снесу скальп и всех делов!

Чага расхохотался, а младший ухватил за руку, начавшую приподниматься, вторую девушку. Я без тени улыбки, заметил:

— Она может…

— Да я тоже, могу… — девушка с мрачными глазами зло смотрела на Элину.

— Хватит тебе, что прицепилась к людям? — Шейла приподнялась и с укором посмотрела на свою подругу. Та вырвалась из рук Чера, и, сплюнув на землю, ушла к реке, присев на берегу.

Младший и Чага, переглянувшись, встали и направились к ней. Мы слышали, как они что-то выговаривали своей спутнице, причем резко и на повышенных тонах. Шейла грустно прокомментировала:

— Моя вина. Я ее с собой взяла, надеялась, Чер перестанет…

Элина, без обиняков, спросила:

— За тобой ухаживать, да?

— Да… Я со старшим давно, почти с самого начала. А Чер всегда рядом, ну и… Влюбился, думает, что мы не видим ничего. Но я же не могу сразу с двумя братьями? И он мне, на самом деле, только как брат! А она увидела, как Чер на тебя смотрит, вот и взревновала. И меня, кстати, тоже ненавидит. Только молчит. Знает, что, если хоть слово скажет, ее Чага прогонит тут же. Она все надеется, что Чер с ней станет жить, по нормальному. Правда, что такое нормально, сейчас никто не скажет! А он… Спит, конечно. Он же мужчина, природа, свое требует. Только не нужна она ему. Сейчас, на самом деле, любую с собой позвать можно — никто не откажет. Избаловались, охотнички… Вот такая у нас история. Я уже жалею, что ее пригласила. Хотела отвлечь его от себя, а получилось только хуже.

Скандал вдали от нас, похоже, становился все сильнее. В конце концов, мы услышали хлесткий звук пощечины, вскрик девушки и брань старшего из братьев. После этого они вернулись, оставив понурую девушку у воды. Чага хмуро произнес:

— У твоей красавицы характер совсем не ангельский! Где такую нашел? Я раньше ее в долине не встречал!

— В горах, — лаконично ответил я, догадываясь, что старший, взвинченный ссорой, не посвящен в нашу историю.

— Что, в горах тоже живут люди?

— Вроде… Элина была в небольшой компании. Пока их не подстерегли и не истребили, всех, до единого. В живых осталась одна она…

Я говорил вполголоса, не желая, чтобы рассерженная девушка меня услышала. Но слух у золотоволосой ничем не уступал моему. Она разом сникла и позволила Нате сесть рядом — всякое упоминание о том, что произошло в предгорье, ее больно ранило. Я пожалел, что откровенничал с этими людьми — спокойствие девочки мне было дороже…

— Убили, говоришь? Давно в долине такого не творилось!

Младший отрицательно хмыкнул:

— Ты просто забыл… В первые дни всякое бывало, лучше не вспоминать. Когда мы в первый раз столкнулись с людьми — помнишь? У некоторых в мешках торчали обрубленные руки. Ты еще думал, что показалось. Тогда много странного происходило, это сейчас, привыкли…

Меня передернуло. Жуткая встреча с монстром в провале, рассказы Наты, побоище в предгорьях — все это указывало на то, что людоеды вовсе не такая редкость, как бы нам хотелось! Все замолчали. Упоминание о смерти людей, которые были спутниками Элины в первые, самые трудные дни, внесло в наш разговор грусть. Ната продолжала поглаживать ее по волосам, а та, прикрыв глаза, молча прижалась ко мне. Ната предложила: