— Эй! Аааа! Оу!

— Ааа! Да! Да! Эоэй! — мы с Элиной подхватили ее крики. Тотчас до нас донеслись крики и остальных загонщиков. Ната, возбужденная, с широко раздувающимися ноздрями, выхватила из спины дротик и стала размахивать им над головой. Стадо начало метаться по сужающемуся простору степи. Наступал самый решительный и опасный момент — бросится ли оно в проход, или, попытается пробиться сквозь наши ряды? Пока ни одно из животных не рискнуло приблизиться к людям, несущим над головой горящие факелы. Они взбудоражено носились с места на место, сбивая с ног телят, и косились на нас испуганными глазами. Все охотники приблизились уже настолько, что до ближайших овцебыков оставалось, не более броска копья. И тут, один из молодых самцов, прекратив бесцельное метание вдоль стада, вдруг пригнул голову, и, взбрыкнув на месте, бросился прямо на Дину. Она, растерявшись, присела от испуга. Бычок почти добежал до нее и уже намеревался поддеть рогом, как тут, с двух сторон, в него полетели копье Травника и стрела Зорьки. Он всхрапнул и с ходу зарылся мордой в сбитую копытами траву. Изо рта животного полилась кровь. Бык попытался встать, но тут же рухнул на передние копыта, издав жалобное мычание. Угар, в несколько прыжков преодолевший расстояние, отделявшее его от поверженного животного, довершил начатое своими жуткими клыками… Животные, до этого внимательно наблюдающее за всей сценой, словно по сигналу повернулись к нам хвостами и бросились прочь, в проход. Мы облегченно перевели дух…

Там, меж высоких скал, возникла страшная давка. Быки покрупнее, буквально, по хребтам более слабых, стремились убежать от опасных двуногих! Матки сбивали с ног и затаптывали телят! Хрустели кости, послышался жуткий визг и хрип, жалобное блеянье, рев…

Мы успели добежать до входа, когда последний, израненный собратьями овцебык, хромая и припадая на задние копыта, попытался выйти обратно, игнорируя своих, сгрудившимся вперед обрывом, соплеменников. Я всадил ему стрелу в крестец, и еще одну, почти в упор, в правый бок. Череп сверху метнул копье — наша совместная добыча завалилась и загородила собой обратную дорогу. Туша быка должна была сослужить хорошую службу, сдерживая устремления стада, вернутся назад. Но овцебыки, несмотря на размеры, не обладали талантами Угара. Они потерянно мычали, то один, то другой подходил к обрыву, пробуя копытом, осыпающиеся камни и сразу шарахался назад. Двое или трое уже слетели вниз и насмерть разбились о лежащие возле ручья громадные валуны. Мы сгрудились в проходе. Стопарь морщился, почесывая колено — он свалился на бегу, и здорово его, зашиб, почувствовав боль только тогда, когда прошел первый запал. Мы примерно пересчитали попавшее в ловушку стадо. Около шестидесяти голов ожидало своей участи, считая и случайно попавших в западню джейров и даже обособленно держащихся пхаев. Возле них испуганно жались и более мелкие — этих мы даже не считали. Участь всех животных уже читалась в глазах мужчин и женщин, горевших азартом убийства. Но так было всегда. Их жизнью мы оплачивали свою, насыщая желудки мясом, согреваясь их шкурами… И все же — так ли уж нам это надо?

Я покачал головой, останавливая за руку, ринувшегося было вперед, Стопаря:

— Погоди. Нам не зачем убивать их всех.

— Как так? Кто нас убеждал, что эта охота необходима для всех живущих? Я тебя не понимаю, Дар. Вот добыча, надо ее брать. Что мы, зря столько носились по степи?

— Ты сможешь съесть все, что добудешь? Одного бычка хватит, по меньшей мере, для двадцати человек на неделю. Да и сколько ты сможешь унести с собой? Сколько останется здесь, на корм крысам и волкам? И где потом мы найдем стадо, которое обеспечит людей мясом и шкурами, если перебьем всех? Ты уверен, что овцебыки ждут охотников в прерии, в том же количестве?

Все ошарашено замолчали. Получалось, что я прав, а руки сжимали копья, луки и дрожали в предвкушении бойни… Общее замешательство разрядила Ната:

— Мой муж прав! Зачем нам столько мяса? Пусть звери уходят! Нам не сохранить добычу, и не унести. Мы едва ли заберем с собой тех, что уже убиты. А их больше двух десятков!

Вставил свое слово и молчавший, до поры, Сова:

— Я согласен с моим братом. Нужно думать о будущем. Сегодняшняя охота оказалась удачной для нас. Все невредимы, все уйдут с добычей. Все, как мы обещали… Я посмотрел — внизу лежит девять овцебыков и парочка джейров. Еще есть пхай. Одного самца я убил уже внутри. Одного быка завалил Дар. Зорька прикончила самца в степи. Четыре теленка задавлены здесь, — он указал на проход. — Уже хватит. В стаде есть и раненые. Мы выгоним отсюда оставшихся, если освободим проход, а сами отойдем на вершину. Здоровые всегда побегут первыми, а тех, кто уже обречен, мы не пропустим и тоже убьем. Этого мяса хватит в избытке для всех охотников! Кто согласен со мной… и Даром?

Люди переглядывались. Святоша нахмурился, но Стопарь, как бы случайно сбив его с ног, махнул рукой:

— Аа…ладно. Что нам, действительно, столько надо? Все одно, пропадет. Пусть уходят.

Братья Черноноги, кивнули одновременно. Поддержал и Череп. Как ни странно, не послышалось возражений и от других охотников. Даже Святоша, которому помогли подняться, согласился с нами. Я заметил откровенную неприязнь в глазах Ганса… Во время загона он и его люди вели себя достаточно сдержанно — я что-то не увидел особого стремления рисковать, да и стрел желтошкурых, несмотря на отличное вооружение, в тушах животных оказалось не так много. Однако, вожак промолчал, а, глядя на него, не изъявили своего недовольства и остальные члены стаи. Из всех оставшихся, только Большой Бобр что-то буркнул, но под общим напором вынужденно уступил. Но его патологическую жадность к еде знали, и поэтому не стали даже убеждать — он все равно остался при своем мнении.

Мы оттащили с большим трудом тушу быка из прохода, после чего, поочередно вынесли задавленных телят. Сова бесстрашно вошел внутрь и направился вдоль края обрыва, заставляя стадо повернуть к выходу. Грозные и сильные быки, встреча с которыми на открытом месте для любого из нас означала гибель, теперь испуганно и жалко шарахались от одного индейца. Все повторилось с точностью наоборот. Опять первыми вперед устремились самцы, сминая всех на своем пути, затем и все остальные. Мы, стоя на скалистых отрогах, бросали копья и метали стрелы в последних, сбитых в толчее, и не способных присоединиться к убегающему стаду. Когда гул копыт стих, сосчитали всю добычу. Восемнадцать взрослых быков и коров, включая упавших в обрыв и убитых в степи, и семь телят. Кроме того, на выходе раззадоренный Бугай ловким броском копья свалил пхая, и теперь добивал его страшным ударом своей дубины. К этому — два пхая внутри загона, оба с переломанными ногами. Это уже уйма мяса! А еще почти дюжина джейров, столько же козорогов и косуль, у которых не оставалось никаких шансов под массивными тушами овцебыков. Теперь людям предстоял нелегкий труд — все это богатство нужно разделать, снять шкуры и хоть как-то сохранить.

На эту нелегкую охоту ушел почти весь день, а еще предстояло всю добычу стащить в одно место и разделать. И, хоть понукать никого не требовалось, мы не успели ободрать всех. Те, которые свалились вниз, на камни, так и остались лежать нетронутыми: ни у кого просто не оставалось сил спуститься к ним по опасному спуску, а потом подняться с тяжелым грузом сырого мяса на плечах. К сумеркам, Угар, набивший брюхо до отвала, поднял голову вверх и тревожно завыл. Мы побросали работу и поспешили схватиться за оружие — люди в долине были наслышаны о моем псе и доверяли его интуиции…

— Волки?

— Дикие собаки?

— Крысы-трупоеды?

Я посмотрел на пса. Угар, то грыз брошенный ему кем-то мосол от распотрошенного теленка, то вновь поднимал морду и принюхивался к запахам прерий.

— Не знаю… На всякий случай, давайте быть поближе друг к другу. И, пора разжечь костер — мясо надо вялить, иначе оно пропадет в такой жаре, до утра.

— Ну, до утра, я ручаюсь, что продержится, — Сова понюхал сочащийся кровью кусок. — А на заре мы покинем это место…